В середине второго акта Доминик наклонился к Марго и спросил шепотом:
— Странный запах здесь, ты не чувствуешь? Марго принюхалась. Она чувствовала только мускусный запах «Изабей» — духов, подаренных Джеймсом Бласко. Нагревшись на ее коже, они стали издавать такой глубокий, такой чувственный аромат, какого она никогда еще не встречала. Возможно, и было ошибкой принять в подарок эти духи, но было в них что-то особенное, что-то эротическое, что-то, что кружило голову.
— Не знаю, — недовольно сказал Доминик, — пахнет какой-то мертвечиной.
Когда она вернулась домой после ужина с Домиником, у двери квартиры ее ждал Джеймс Бласко. Она была злая и очень усталая. С Домиником явно что-то случилось: он был бесцеремонен, тороплив и даже не согласился подняться к ней выпить чашечку кофе. Когда она обнаружила у своих дверей Джеймса Бласко, настроение у нее отнюдь не улучшилось.
— Интересно, — сказала она, доставая ключ, — как это Лиланд пропустила вас в дом.
— Ну, вы же меня знаете, — улыбнулся Джеймс Бласко. — Подкуп и лесть — вот мое оружие.
— Я не собираюсь приглашать вас к себе, — заявила Марго. — У меня был ужасный вечер, и все, чего я сейчас хочу, — это ванна и немного сна.
— Простите меня, — сказал Джеймс Бласко. — Я все понимаю и не собираюсь вторгаться в ваш дом. Но я хотел бы дать вам вот это.
Он достал из внутреннего кармана длинную черную коробочку для ювелирных украшений, и прежде чем Марго успела запротестовать, открыл и показал ее содержимое. Бриллиантовое ожерелье, яркое, переливающееся, словно из сказки, украшенное семью великолепными подвесками.
— Это уже ни в какие ворота не лезет, — запротестовала Марго, хотя не могла отвести глаз от ожерелья. Это была самая красивая вещь, какую ей приходилось видеть в жизни.
Джеймс Бласко улыбнулся — будто кто-то медленно вытягивал ложку из банки с патокой.
— Считается, что это ожерелье было частью выкупа, который Екатерина Великая предложила турецкому султану.
— Ну а кому оно принадлежит теперь? — спросила Марго. На ее лице плясали крохотные отблески света от бриллиантов.
— Теперь, — просто, без всякой торжественности сказал Джеймс Бласко, — теперь оно принадлежит вам.
Марго подняла глаза от ожерелья.
— Мистер Бласко, это просто смешно. Я не шлюха.
— Да разве бы я осмелился оскорбить вас таким подозрением? Возьмите это. Это подарок. Я ничего не прошу за это.
— Вам действительно от меня ничего не нужно? — спросила Марго, глядя на него в упор.
— Возьмите это. Просто я хочу, чтобы у вас было все самое лучшее. И все. Никаких других целей я не преследую.
В его немигающих глазах читался приказ. Марго понимала, что брошка с цветком джинна и духи «Изабей» — это одно. Но если она возьмет ожерелье, то, как бы Джеймс Бласко ни твердил, что якобы не имеет на нее никаких притязаний, она все-таки будет чувствовать себя обязанной ему. Вполне возможно, что оно стоит больше ста тысяч долларов. Без всякого сомнения, это была такая драгоценность, о которой никогда даже не мечтали большинство женщин в мире.
— Но почему я? — спросила она шепотом.
— Но почему нет? — ответил он вопросом на вопрос, слегка пожимая плечами.
— Нет, скажите, — настаивала она. — Почему именно я?
Он молчал так долго, что ей стало не по себе, потом задумчиво потер шрам в форме полумесяца у себя на щеке и сказал:
— Есть в этом мире люди, осыпанные всевозможными благами сверх всякой меры. Они — лучшие. Бог дал им все: красоту, блеск, богатство. И затем, словно в порыве безумной сверхщедрости, Он одаряет их снова.
Он помолчал еще немного, потом его губы изогнулись в загадочной самодовольной улыбке.
— Вы из этих людей, вот и все. А теперь, пожалуйста… возьмите это ожерелье.
— Нет, — сказали ее губы. «Что я делаю?» — сказал ее разум. Но руки ее потянулись к ожерелью и взяли его.
Два дня спустя на коктейле в отеле «Плаза», устроенном компанией «Овермейер и Кранстон», которая была крупнейшим их клиентом, Марго решила рискнуть и появиться в этом ожерелье, которое она еще ни разу не надевала. Она подобрала к нему платье цвета электрик, простого, без претензий, покроя, и скромные сережки с маленькими бриллиантиками.
Когда Марго вошла в зал, вечеринка была уже в полном разгаре. Она улыбнулась и кивнула президенту компании «О&К» Джорджу Демарису, а затем Дику Манзи из Эн-би-си. Ее удивило, что оба, увидев ее, нахмурились и едва шевельнули губами в ответ; но она была удивлена еще больше, когда официант, разносивший коктейли, уставился на нее с таким выражением на лице, какое можно описать только как «немое изумление».
Она взяла бокал с шампанским и посмотрела на него в упор.
— Что-нибудь не так?
— Нет, нет. Все в порядке, мэм.
Тем не менее через несколько минут к ней направил свои стопы Уолтер Раттер и, взяв ее под руку, быстро уволок в сторонку, к буфету.
— Марго, что это за ожерелье? Как ты можешь носить подобные вещи?
— Что ты имеешь в виду, Уолтер? Это ожерелье стоит целое состояние! Оно было частью выкупа, который Екатерина Великая дала турецкому султану!
Уолтер прищурился и посмотрел на Марго долгим пристальным взглядом. Она же вызывающе уставилась на него.
— Екатерина Великая дала это турецкому султану? — переспросил Уолтер. Казалось, ему не хватает воздуха. Марго кивнула.
— Мне подарил его один очень близкий друг.
— Извини, — сказал Уолтер. Было заметно, как осторожно подбирает он слова. — Но… если оно действительно стоит целое состояние… может быть, этот зал — не совсем то место, где можно его носить? Из соображений безопасности, понимаешь? Может быть, попросить администрацию запереть его в сейф на время? Марго с огорчением потрогала ожерелье.
— Ты правда так думаешь?
Уолтер отеческим жестом положил руку на ее плечи.
— Да, Марго, я правда так думаю. — Потом он принюхался, посмотрел вокруг и сказал:
— Эти рыбные канапе пахнут, пожалуй, слишком резко. Я надеюсь, никто не отравится.
На следующее утро Джеймс Бласко ожидал Марго в фойе «Раттер Блэйн Раттер». На этот раз у него в руках была большая подарочная коробка. Черная блестящая бумага, черная блестящая ленточка.
— Мистер Бласко, — сказала она подчеркнуто серьезно, прежде чем он успел открыть рот, — это действительно пора прекратить. Я запрещаю вам дарить мне такие дорогие подарки.
Он задумался и опустил глаза.
— А если я скажу вам, что люблю вас и любовь лишает меня рассудка?
— Мистер Бласко…
— Пожалуйста, зови меня Джеймс. И пожалуйста, прими этот подарок. Это вечернее платье от Фортуни, сшито в 1927 году для княгини де ля Роне, одной из богатейших женщин Франции. Ты — единственный человек в мире, которому может принадлежать это платье теперь.
— Мистер Бласко… — начала было протестовать она, но его глаза сказали ей, что возражений быть не может.
— О, Джеймс, — прошептала она и взяла коробку.
