На это приходится ответить, что только со времени святого Антония и его учеников монашество с блеском выступает в церкви, как по громадному, можно даже сказать, неимоверному числу лиц, ставших в его ряды, так и по чрезвычайности добродетелей и чудес, которыми в эту пору заявило о себе иночество.
II. Преподобный Павел, первый отшельник Верхней Фиваиды
Святого Павла приходится назвать первым отшельником или потому, что он действительно поселился первый в глубине пустыни, или потому, что о нем первом из пустынников дошли несомненные сведения. Преп. Антоний был очевидцем, а св. Иероним историком его жизни.
Он родился в Нижней Фиваиде в царствование римского императора Александра Севера приблизительно в 228 году христианской эры. Богатые его родители дали ему прекрасное воспитание. Он тщательно изучил греческий и египетский языки. Но уже тогда добродетели были главным его стремлением.
В пятнадцать лет он осиротел. У него осталась только старшая сестра. Если бы он любил жизнь, теперь бывшие в руках его значительные средства дали бы ему полную возможность насладиться ею. Но не к тому лежала его душа. Очень необыкновенен тот путь, который привел его в пустыню.
В то время императоры Деций и Валериан воздвигли на христиан гонение, которое особенно сильно чувствовалось в Египте и в Фиваиде. Потому ли, что Павел не доверял своим силам, или потому, что Бог желал спасти его от смерти, чтобы выработать из него первого инока-подвижника, так или иначе, но он решил скрыться в одном загородном доме. Недолго, однако, он оставался тут в безопасности. Муж его сестры, в расчете воспользоваться его состоянием, составил изменнический план. Он хотел выдать его преследователям, чтобы воспользоваться конфискацией его имущества. Ни страх перед Богом, ни обязанности родства, ни юность Павла, ни слезы его сестры не могли смягчить этого изверга. Павлу пришлось искать спасения жизни во вторичном бегстве, и между животными он нашел наконец ту безопасность, в которой отказали ему близкие люди.
Сперва он отошел недалеко, так как его намерением было ненадолго отступить перед грозой. Но, привыкая постепенно к ужасам пустыни, углубляясь со всяким днем в обширные безлюдные пространства этой страны, он достиг наконец горы, в которой нашел запертую пещеру. Он раскрыл вход в нее, чтобы проникнуть туда и узнать, что в ней находится.
Павел нашел там помещение, образованное из сплетенных пальмовых ветвей, и тут же был источник, воды которого, протекши на коротком пространстве в виде маленького ручейка, пропадали в земле недалеко от истока. Казалось, что это место когда-то было обитаемо. Вокруг были видны развалины домов и кое-где были разбросаны горны и молотки.
Павел решил, что это место ему указано Провидением. Он отказался от всех мирских расчетов и поселился в этой пещере на все время жизни, какое ему оставалось. Когда он износил свою одежду, он сделал себе рубаху из пальмовых листьев. Плоды этого дерева служили ему пищей. Вода источника утоляла его жажду. Все это казалось достаточным человеку, воспитанному в роскоши богатого дома, и он все свои заботы сосредоточил на своей душе. Смирение Павла скрыло от нас его духовные труды в этом долгом уединении. Но чудеса, ради него сотворенные Богом, и великие созерцания, до которых он возвысился, доказывают, что жизнь его здесь была более ангельской, чем человеческой.
Эту небесную жизнь он вел до 113 лет. И тут Господу было угодно сделать его известным церкви через посредство преп. Антония, который проводил тогда уединенный образ жизни и которому было 90 лет. Вот как произошло это счастливое открытие. Однажды у преп. Антония возникла мысль, что раньше него никто в пустыне не вел подвижнической жизни. В следующую же ночь Господь обнаружил перед ним его заблуждение, открыв ему в сновидении, что в глубине пустыни живет отшельник, который превосходит его и возрастом, и заслугами, и что Антоний должен поторопиться свидеться с ним.
Покорный Гласу Божию, Антоний на рассвете взял свой посох и отправился в путь, превозмогая немощь своего тела, удрученного бременем годов и изнуренного суровой жизнью... Уже настал полдень. Но и жгучие лучи солнца, раскаляющие в эту пору пустыню, не ослабили его рвения. Вдруг он встретил гиппоцентавра, т. е. чудовище, у которого половина тела была похожа на человека, а остальная часть на лошадь.
Опасаясь, не видит ли он перед собой демонский призрак, он осенил себя крестным знамением и заговорил с чудовищем, спрашивая, где живет служитель Божий. Чудовище, пробормотав что-то непонятное, протянуло руку, указывая, в каком направлении надо идти, и обратилось в бегство.
Св. Иероним, который передает это обстоятельство, рассуждает, не был ли то призрак, которым демон хотел испугать преп. Антония и отклонить его от предприятия, или это могло быть настоящее чудовище, какие попадались иногда в Африке и особенно в Фиваиде. К этому можно добавить, что Плиний уверяет, будто он видел такое чудовище в Риме, где его тело было набальзамировано.
Как бы то ни была, то было неединственное чудовище, которое Антоний встретил на своем пути. Он еще с удивлением размышлял о первой встрече, как в глубине каменистой долины увидал новое чудовище другого вида. Оно было малого роста, имело рожки на лбу и козлиные ноги. Антоний снова прибег к знамению нашего спасения и с этим духовным орудием не побоялся подойти к нему и спросить, кто он такой.
Это чудовище оказалось менее пугливым, чем первое, и ответило членораздельными звуками:
— Я смертный, я один из тех обитателей пустыни, которым язычники поклоняются под именем фавнов и сатиров. Я послан к тебе своими товарищами, чтобы просить тебя вознести за нас молитвы к Тому, Кто твой Бог и наш Бог, и Кто, как мы знаем, пришел спасти мир.
Святой старец не мог слышать, как это чудовище исповедывало Славу Христа, без того, чтобы не разразиться потоком радостных слез, закипевших у него в груди. Он ударил своим посохом оземь и воскликнул в пылу переполнявшего его восторга:
— Горе тебе, Александрия, что ты поклоняешься чудовищам, как богам? Горе тебе, город разврата ставший убежищем демонов, рассеянных по всей земле! Какое найдешь ты себе теперь оправдание? Звери возвещают величие Христово, а ты воздаешь этим зверям почести, которые принадлежат только Богу!
Это чудовище не дождалось, чтобы пустынник предложил другие вопросы, и обратилось в бегство с такой поспешностью, словно у него были крылья.
«Пусть, — прибавляет св. Иероним, — это не покажется невероятным, так как в царствование императора Констанция в Александрию привели живым одного такого сатира, которого после смерти положили в рассол и доставили в таком виде в Антиохию, чтобы показать его императору».
Между тем наш святой путник имел перед собой путеводной нитью только следы диких зверей и уже два дня шел, не зная куда. Так попустил Бог, чтобы испытать его. Когда настала ночь, он ее провел всю в молитвах, чтобы небо дало ему новые указания. И, когда начал брезжить день, он увидел издали волчицу, бежавшую вдоль холма. Он стал следить за ней глазами, пока она не исчезла; и, подойдя к этому месту, он достиг пещеры, где находился тот, кого он искал.
Он бросил взор внутрь пещеры, чтобы посмотреть, что там есть, но темнота была так велика, что он ничего не мог разглядеть. Это не удержало его, и, постояв немного, чтобы передохнуть, он пошел ощупью. Наконец он увидел слабый свет, мерцавший издали, и тут он понял, что это и есть жилище отшельника, которого открыл ему Бог.
Радость, что он нашел его, придала ему смелость; он ускорил шаги и в стремительности, с какой он шел, задел камни и произвел шум. Тогда обитатель этого уединенного места, которого тишины никто еще не нарушал, услыхал его и запер дверь своей кельи.
Антоний, видя, что отшельник отказывает ему в приеме, бросился на землю у его порога и заклинал его в самых трогательных выражениях не лишать его того утешения, за которым он пришел столь издалека и с такими трудностями.
— Ты знаешь, — говорил он, — кто я, откуда явился и какая причина привела меня. Я сознаю, что я недостоин тебя видеть, но я не удалюсь, прежде чем ты не дашь мне этого счастья. Запретишь ли ты войти в твою пещеру человеку, когда ты позволяешь входить в нее зверям? Я тебя искал, я тебя нашел; я стучу теперь у твоей двери: если ты не согласишься отворить мне, то я решился умереть, прося тебя о том; я надеюсь, что, по крайней мере, тогда ты будешь настолько милосерд, что погребешь меня.
Павел сделал вид, что не сдается на его просьбу, и ответил изнутри своей кельи:
— Никто не умоляет с угрозами и не мешает брань со слезами. Как хочешь ты, чтобы я тебя принял,
