после внимательного разглядывания внешности царя и короля, были чуть более остроконечная форма бородки-эспаньолки Георга при более пышных усах Николая да, пожалуй, гладкая и по-английски набриолиненная причёска у английского короля.
Джорджи и Ники были так похожи, что однажды даже сама Мария Фёдоровна перепутала их и обратилась к Георгу как к своему сыну. Чего же ждать тогда от толпы? И вот когда, после венчания Ники и Аликс в церкви Зимнего дворца, их кузен Георг решил пройтись по Невскому пешком до Аничкова дворца, где имел место быть свадебный обед, за ним собралась огромная масса народа, которая молча следовала в некотором отдалении, думая, что это их молодой царь, а некоторые встречные мужики даже вставали на колени… Николай и Георг тогда много смеялись, тем более что за год до этого, в 1893 году, на свадьбе Георга и Марии Текской произошёл аналогичный случай. Один из королевских придворных, приняв русского Цесаревича Николая за своего повелителя, новобрачного Георга герцога Йоркского, стал его спрашивать по каким-то протокольным вопросам…
У двоюродных братьев были даже схожие тембры голоса. А поскольку Николай безупречно говорил по-английски, с небольшой мужественной хрипотцой, предпочитая этот язык в домашнем общении со своими близкими, его появление в Англии в гостях у родственников всегда вызывало некоторое смятение других королевских гостей и прислуги.
В своём собственном доме Император также часто говорил по-английски. Ему и его детям это было очень легко, потому что его супруга, внучка королевы Англии, с раннего детства, после смерти матери, любимой дочери Виктории, росла и воспитывалась при британском дворе, и английский язык был её родным и любимым. Молодая царица, даже спустя два десятилетия жизни в России, говорила по-русски именно с лёгким английским, а не немецким акцентом.
Другим, но скорее чисто внешним отличием, вытекающим из характера власти, которой располагали русский царь и британский король, было то, что российский Император, согласно уставу Российской армии и собственному представлению о том, что он – первый солдат своей страны, служба которого длится до гробовой доски, как он однажды об этом собственноручно написал, даже дома или на отдыхе носил военную форму. Он снимал её только во время заграничных неофициальных родственных вояжей к европейским дядям и тётям, дедушкам и бабушкам.
Король Британии, будучи конституционным монархом в стране, где армия и гвардия перестали играть роль во внутренних делах по крайней мере четыре столетия назад, хотя и носил звание фельдмаршала, но появлялся в военном мундире только во время протокольных церемоний или тронной речи в парламенте.
Задумываясь о том, почему появление Георга в штатской одежде под сводами Бальмораля или других королевских дворцов вызывает у неё сердцебиение, тётя Минни решила, что это от непривычки видеть Ники в цивильном платье, а вовсе не от беспокойства за судьбы самодержавной монархии в России, которое она испытывала, когда гостила у своих сестёр и братьев в Англии или Дании… Старая императрица кожей ощущала здесь острое недоброжелательство к Российской империи, её строю и правительству, её царю и царице, которое подогревалось газетами, депутатами парламента, многими придворными, царило в клубах и пабах. В России здесь хотели видеть только страну казаков с нагайками, метрополию еврейских погромов и крестьянской темноты…
Довольно поверхностная и легкомысленная маленькая датская принцесса, ставшая русской Императрицей, не очень вдавалась в причины русофобских настроений в британском и копирующем его датском общественном мнении, которые видели в гиганте на Востоке Европы сильного конкурента и источник угрозы господству Британии в мире. Тем более что лично к ней отношение и в Англии и в Дании, как к бывшей датской принцессе, было великолепным. Здесь она всегда отдыхала душой и могла расслабиться, чего никогда не делала в Петербурге, опасаясь потерять влияние, которым безраздельно владела как мать Императора, слушающего её советы и выполняющего, как правило, все её просьбы.
Только теперь, в этот приезд к сестре, когда она появилась на Острове задолго до того, как было условлено с Александрой, из-за размолвки с Ники по поводу поездки по Волге, Мария Фёдоровна испытывала некоторое чувство неуверенности и поражения, к которым она не привыкла.
Родной сын, раньше безоглядно обожавший свою любимую Mama, вдруг стал выходить из повиновения и поступать по-своему.
Для Марии Фёдоровны это могло означать только одно: Ники решает не сам, а слушается ненавистную «гессенскую муху».
«Аликс необходимо проучить!» – всё время думала старая императрица, качаясь на борту «Полярной звезды», пока яхта, оставленная сыном в её полном распоряжении, шла по Балтике и пересекала Северное море. «Этой упрямице обязательно следует сделать больно!» – вертелось в голове «Гневной», пока королевский вагон нёс её из Лейта, где ошвартовалась «Полярная звезда», к ближайшей станции неподалёку от Бальмораля. Однако ничего более действенного, чем запуск в петербургское салонное обращение какой-либо новой сплетни о невестке, ей в голову не приходило…
Джорджи вошёл в салон, подсел к чайному столику, где его матушка собственноручно наполняла молоком и чаем тончайшие чашки китайского фарфора, взял печенье. Тётя Минни, как он понял, заканчивала какой-то свой рассказ о семейных делах в Петербурге.
-…И представляешь, Аликс, когда я узнала, что этот грубый сибирский мужик Распутин, этот якобы «святой старец», которых так почитают русские, стал регулярно посещать Ники и Александру и – о ужас! – наставлять их в духовной жизни, я вспомнила пророчество, которое слышала, когда была молодой и носила своего первенца под сердцем… Старушка-ясновидящая сказала мне тогда, я помню её пророчество слово в слово, буквально следующее: «Будет сын твой царить, всё будет на гору взбираться, чтобы богатство и большую честь заиметь. Только на самую гору не взберётся – от руки мужицкой падёт…» – с расширенными от наигранного ужаса глазами говорила тётушка.
– В какое общество вовлекает бедного Ники эта гордячка Аликс!.. Я пыталась с ним на эту тему поговорить, но Ники всякий раз отказывался, и это было явно под влиянием его «гессенской мухи»… А как злословит свет по этому поводу!.. – с печальной улыбкой, однако с примесью смиренного торжества говорила старая императрица. Александра и супруга Георга, королева Мария, внимательно слушали с сочувственными постными улыбками на бледных лицах жительниц туманного Альбиона.
Розовощёкий, в отличие от них, Георг еле заметно улыбнулся в усы.
«Что за глупцы эти русские родственники!.. – с лёгким презрением думал британский «двойник» Николая. – Как только тётя Минни, или тётя Михень, или другие великие княгини и великие князья приезжают в Европу или к нам на Остров, они обязательно начинают ругать свою царицу и своего царя, заведомо зная, что сплетня просочится в газеты… И это при пресловутом самодержавии, когда всё – в воле их царя!.. Попробовали бы они вытворять такое при нашем конституционном строе – их немедленно лишили бы цивильного листа или других привилегий! А Ники, наверное, знает о всех их высказываниях и ничего сделать не может!..»
Король хотел послушать, что скажет тётя Минни дальше, но вошёл дворецкий и доложил, что прибыл его высокопревосходительство премьер-министр лорд Асквит [41].
– Проси его сюда, – распорядился Георг.
Так же хорошо воспитанный, как и его двоюродный брат Николай, король поднялся навстречу благородному седовласому джентльмену с гордо посаженной головой и гладко выбритым холёным лицом. Толстая золотая цепь от Брегета свисала из жилетного кармана лорда, старомодный сюртук был несколько мешковат, зато полосатые брюки сохранили острую стрелку, как будто и не было многочасового пути в тесном вагоне и авто.
Лорд Асквит сначала поцеловал руку королеве-матери, как старшей из присутствующих дам, затем российской императрице и в заключение – супруге Георга, королеве Марии.
Свободное кресло было подле Марии Фёдоровны, и гостя усадили в него. Оказавшись рядом с вдовствующей государыней, немного вялый от преклонного возраста лорд решился сказать ей дежурную фразу, не подозревая, что она больно ранит царицу.
– Поздравляю ваше императорское величество с более чем успешной поездкой вашего венценосного сына и Его Семьи по реке Волге!.. Телеграмму об этом из Петербурга от сэра Джорджа Бьюкенена[42] я как раз привёз на доклад Его Величеству… – с любезной улыбкой
