– Вы немного увлеклись, – тихо сказал Дронго, – вы сказали, что в доме находились только близкие Горбовскому люди. А разве Наташа – его родственница? Она ведь только няня его дочери?
Саша молчал, чуть покраснев. Потом вдруг, набравшись смелости, ответил:
– Я считал, что она няня его дочери… значит – близкая… значит, она тоже… – Он замолчал, смутившись.
– Саша, вы не умеете врать, – строго сказал Дронго, – поэтому я вам очень советую никогда этого не делать. Вы не считаете Наташу человеком, чужим для Романа Андреевича?
– Нет, не считаю, – тихо отозвался молодой человек.
– Вы знали об их отношениях?
– Да, – еще тише ответил Саша.
– Как вы думаете, они любят друг друга или это только увлечение Романа Андреевича? И поймите, что я спрашиваю опять-таки не из праздного интереса.
– Понимаю, – Саша вздохнул, – мне кажется, что они любят друг друга. Но Роман Андреевич не может бросить свою жену. Я вижу, как он мучается.
– А его супруга знает об этих отношениях?
– Нет, конечно, – Саша даже отшатнулся, – нет, она не знает. Даже не догадывается. Иначе бы она не потерпела присутствия Наташи рядом. Нет, нет. Она ничего не знает. А Наташа очень сильно страдает. Она два раза хотела уйти, но Виктория ее не отпускает. Да и Роман Андреевич против. Но он очень переживает.
– Я вас понял, Саша. Но ведь никто чужой не мог проникнуть на вашу дачу, забрать фотографии и прислать письмо Роману Андреевичу. Кстати, письмо принесли в кабинет, вы об этом знаете?
– Он мне говорил, – признался Саша, – но я не хочу в это верить.
– И все-таки факты таковы, что Романа Андреевича на этот раз шантажирует кто-то из своих, – мрачно подвел итог Дронго, – пойдем обратно, а то нас будут искать. Я хотел у вас узнать, здесь газеты получают?
– Каждый день с работы газеты привозит сам Роман Андреевич. Большая пачка газет и журналов, он их сам просматривает. А некоторые выписываются прямо сюда. А почему вы спрашиваете?
– Буквы, – напомнил Дронго, – их вырезали из газет. Кто-то специально клеил буквы.
– Я об этом думал, – кивнул Саша, – но на даче много газет. Старые газеты складывают в конце дачи, у гаража. Оттуда их забирает Акоп или наши рабочие, которые заделывали стену. Я проверял газеты, там не было с вырезанными буквами, это я точно знаю. Я все газеты проверил.
– Тогда выходит, что шантажист спрятал или уничтожил газеты, из которых он вырезал буквы, – сказал Дронго, – вы знаете, что сегодня Роман Андреевич должен получить новое письмо?
– Знаю.
– Значит, сегодня у шантажиста в комнате должны быть газеты, из которых он вырезает буквы, ножницы и клей. Чистые листы бумаги. Я не думаю, что в каждой спальне есть клей.
– Верно, – загорелся Саша, – нужно проверить все комнаты.
– Пока нет. Мы еще не имеем письма. Как только мы его получим, мы поймем по буквам, приклеенным на лист бумаги, откуда они были вырезаны и как давно их клеили.
Они огибали дом, подходя к террасе, где оживленно разговаривали трое мужчин: сам Горбовский, его брат и сын. Они над чем-то смеялись. Было уже довольно темно, и был включен свет над террасой. Светильники, упрятанные в стеклянные треугольники, висели высоко над головами. Акоп, уходя домой, включил свет и на дорожках, вокруг дома. У садовника была своя машина, на которой он уезжал домой, чтобы утром вернуться. К тому же он жил недалеко, на окраине города, близкого к дачному поселку.
Дронго увидел, как к Горбовскому подошел пожилой, но крепкий мужчина лет шестидесяти. В руках у него была кепка. Он был в темном пиджаке и темных брюках, заправленных в сапоги.
– Извините, Роман Андреевич, – сказал он, обращаясь к Горбовскому, – я могу уехать? Свет я включил. Все вокруг полил, от гаража начал и до дома поливал. И за сараем я убрал.
– Спасибо, Акоп, – поблагодарил его Горбовский. Он вдруг увидел, что садовник держит в руках снятую кепку.
– Это еще что такое? – спросил Роман Андреевич недовольным голосом. – Ты почему снимаешь кепку каждый раз, когда ко мне подходишь?
– Извините. – Акоп продолжал мять кепку в руках.
– Ты ведь нормальный мужик, у тебя руки золотые. Чего ты передо мной кепку снимаешь? И вообще помни, что ты свободный человек. А я только покупаю твой труд. Захочешь, всегда плюнешь, повернешься и уйдешь.
– Куда я уйду, Роман Андреевич? – грустно спросил Акоп. – Вы мне и машину подарили. Я от вас никуда не уйду.
Садовник надел кепку, улыбнулся и, повернувшись, пошел к своему автомобилю, стоявшему за гаражом. Через некоторое время оттуда раздался шум мотора выезжающего автомобиля.
– Чай будем пить на веранде! – крикнул Горбовский женщинам. Он взглянул на Дронго: – Где вы были?
– Ходил смотреть на бассейн, – объяснил Дронго. Горбовский нахмурился.
– Вы мне все-таки не верите.
– Верю. Но я хотел посмотреть, как это произошло. Вы не забыли про письмо?
Горбовский кивнул.
– У шантажиста ничего не получится. – Роман Андреевич прошептал эти слова Дронго на ухо. И улыбнулся.
– Почему? – тоже шепотом спросил Дронго.
– Я установил камеру, которая снимает всех, кто входит ко мне в кабинет. И мы с вами увидим на пленке, кто положит мне на стол второе письмо. А тогда вы сможете поговорить с этим человеком. Мне важно понять мотивы его поведения. Или ее, – добавил он, неожиданно тяжело вздохнув.
ГЛАВА 6
Наташа увела девочку спать. Дронго обратил внимание, что она старается не особенно много говорить при остальных гостях. И вообще разговаривает в основном только с девочкой. У нее были печальные глаза. Очевидно, ее угнетало то неприятное и двусмысленное положение, когда она должна была находиться в доме, в котором встречалась с мужем и обманывала жену.
Оставшиеся на террасе женщины почти не общались друг с другом. Раису занимало только состояние ее супруга, Аркадия Андреевича, который требовал ликеров, чтобы завершить ужин. И уже успел по очереди попробовать несколько различных напитков. Римма Алексеевна разговаривала со своим внуком, отчитывая его своим хорошо поставленным учительским голосом. Горбовский сидел, задумавшись, и устроившаяся рядом супруга старалась ему не мешать.
Дронго смотрел на эту семейную идиллию и понимал, насколько напряжены нервы у хозяина дачи. Сегодня ночью он должен был узнать, кто именно пытался его шантажировать. Дронго смотрел на каждого из сидевших вокруг людей и размышлял.
Мать Горбовского – Римма Алексеевна. Очень сильная и властная женщина. Она привыкла решать все вопросы самостоятельно и до сих пор считала своих сыновей детьми, которым нужна опека. Могла она вытащить фотографии, считая, что помогает своему сыну? Вполне могла. Она бы не испугалась мертвого тела, это не в ее характере. А затем, рассмотрев фотографии и поняв, чем именно занимается ее сын с няней собственной дочери, она могла прийти в ярость. Могла разозлиться настолько, чтобы отправить письмо старшему сыну с требованием немедленно выдать один миллион долларов, чтобы устроить жизнь и младшему сыну. По большому счету, наверно, она считала несправедливым, что старшему сыну достались не только большие деньги, почет, слава, уважение, но еще и две жены, и даже любовница. Она могла подумать и о том, чтобы обеспечить перед смертью судьбу младшего, который явно был ее любимцем.
«Какая чушь, – подумал Дронго. – Получается, что собственная мать шантажировала своего сына. Горбовский не тот человек, который отказал бы матери в какой-нибудь просьбе. Нет, эта версия никак не подходит. Хотя ее можно рассматривать как одну из запасных.
Затем супруга Горбовского – Виктория. Все считают, что она не знает о связи своего мужа с Наташей. А если знает? Ведь об этом знают и Аркадий Андреевич, и Саша. Если столько людей догадываются, а Виктор
