Война 2020. Первая космическая

Специальная группа

— Все это очень дурно воняет, Ронни. Очень. — Все разошлись, ошеломленные тем, что им предстояло сделать — впервые в истории. Остались два старых друга. Давних друга, очень давних. С тех далеких уже времен, когда молодой майор ВВС и молодой же гражданский (вынужденно гражданский) аналитик еще были полны надежд и идеалов. Тогда они, черт возьми, занимались космосом, а не вонючей политикой, подумал усач. — Смотри. Из-за бешенства одной-единственной матки мы можем вляпаться в такое…

— Не думал, что ты подался в неохиппи, Пол.

— Не перебивай, прошу. Я промолчал на совещании — но сейчас я хочу сказать тебе все, что думаю. Да, русских следует щелкнуть по носу — но надо же, черт побери, делать это с умом! И не сопровождать это такой дерьмовой выходкой. Кому вообще пришла в голову эта гениальная идея?

— История его имя не сохранит. Какой-то мелкий клерк из Госдепа. Впрочем, могу проверить.

— А при чем тут Госдеп?! Я бы понял, если бы такой бред родили медные каски в Пентагоне…

— Насколько я знаю, все было скучно и буднично. Когда у миссис Кэрри родилась идея пощупать русских за мягкое, Госдепу поручили составить список наших баз и баз наших союзников за пределами территории США, безопасность которых необходимо обеспечить во всей этой заварухе. Там сидят ответственные ребята, и обе лунные станции — и на орбите, и на поверхности — они включили в список. Базу в Океане Бурь — из-за итальянца. Италия, конечно, союзник тот еще — но НАТО есть НАТО. Если бы МКС все еще летала — включили бы и ее.

— И что? Ни у кого не хватило мозгов вычеркнуть их из списка?

— Первая мысль такой и была. Но…

— Но?..

— Но решили, напротив, развернуть это самое обеспечение безопасности граждан Америки и ее союзников в отдельную операцию. Которую нам и предстоит провести.

— Зачем?! И ты, и я прекрасно понимаем, что ни макароннику, ни нашим ребятам ничего не грозит. Космос для русских — святыня. И гадить там — даже нам — они не будут, если только не начнется ядерная война. Ну а если мы устроим на их же станциях такое— русские нам не простят.

— Простят или не простят — уже не важно. Для того чтобы русские прекратили всякое сотрудничество с нами, вполне достаточно Калининграда.

— Снявши голову, по волосам не плачут?

— Ты знаешь, Пол, — я не ястреб. И будь моя воля — я не стал бы устраивать всю эту ерунду в Европе. Но раз уж это началось — а оно началось, ты видел сводки, — я должен использовать ситуацию по максимуму. Если тебе будет легче — развернуть рутинное мероприятие «для галочки» в настоящую операцию предложил я. Именно потому, что на фоне того, что вскоре завертится на Земле, это сущая мелочь.

— Понятно. Что ж, ты прав. Это действительно мелочь. Но работать с русскими было как минимум интересно. Нас таких, повернутых на космосе, на всем шарике всего двое — мы и они. Миссис Кэрри, да и ты заодно хотите, чтобы мы остались в одиночестве?

— Нет. Президент хочет, чтобы в одиночестве остались не мы. И не русские.

— А кто же? Лунатики?

— Нет, Пол. И даже не китайцы. Европа. Все, что я говорил для исполнителей,— туфта. Россия нас интересует мало. У русских мало денег, и главное — сейчас у них мало людей. И людей вообще, и людей, которые могут делать дело. Русские выезжают только за счет Европы. Ну и чуть-чуть Китая. Но Китай имеет только деньги, которые русские могут получить, просто продав им на пару баррелей нефти больше. А Европа… Европа имеет и то, и другое — и деньги, и инженеров. Не имеет главного. — Выбритый до блеска череп склонился к плечу, темные глаза оценивали собеседника.

— Желания.

— Единства. И, кстати, желания тоже. Их болото слишком уютно. Нет, конечно, они не прочь въехать на Луну… и далее… на чужих плечах. Русские подставили им свои плечи. И берут за это весьма скромно. Но берут. Не могут не брать. Без европейских денег, без европейских ученых — своих у них осталось совсем мало — они надорвутся через пару лет. Чудо, что они удержались в девятом, во время Большого Краха. Но если их сотрудничество пойдет дальше… Если оно выльется в объединенное космическое агентство — а такие слухи ходят, упорно ходят…

— Да, это был бы сильный ход. И для России, и для Европы. И ты хочешь перехватить у русских клиента?

— Не только я, Пол. Люди там,— бритый нечетким движением ткнул пальцем в зеркальный потолок, — понимаешь, русские надорвутся все равно, рано или поздно. Но если они успеют передать свою одержимость европейцам… У нас будут проблемы.

— Хочешь сказать, что Европа вытеснит нас оттуда?

— Потеснит. Сильно потеснит. Они уже богаче нас. Они выползли из девятого-одиннадцатого года с меньшими потерями. Они не тратили денег и людей на маккейновские авантюры. Черт, если бы не этот старый маразматик — мы бы изначально не поссорились с европейцами. А теперь… Нас спасает только то, что мы — пока — агрессивнее. Собственно, это не мой уровень, ты же знаешь, но, думаю, и эта калининградская суета направлена не столько против русских, сколько против Европы. Поляки уже считают Калининград своим. Не сразу, конечно, но они, знаешь ли, полны надежд. Русские реагируют вяло.

— Х-ха. Во мне уже просыпается тевтонский дух предков. Мой дедушка был немцем, знаешь ли.

— Именно. Думаешь, твои троюродные брудеры смирятся с этим?

— Конечно, нет. Одно дело русские тогда, в сорок… пятом? А вот поляки… Кстати, снять с медведя шкуру им еще предстоит. Пока они только тыкают в нее булавкой. Двенадцать лет назад это закончилось кое для кого довольно печально.

— Двенадцать лет назад это было где-то на задворках мира, глубоко в русской заднице. Черт, да никого, по-хорошему, и не интересовала эта вонючая дыра. А теперь Европа будет вынуждена вмешаться. Это слишком близко к их аккуратным домикам. Но это все там, — снова неопределенный жест, — а что касается нашей конторы… Да, я хочу перехватить клиента. У итальянцев есть — уже есть — ноу-хау по кислороду. Через три года русские с ЕКА смогут заправлять свои корабли, пусть и частично, прямо на поверхности. У французов есть двигатель на тридцать часов ресурса — тридцать часов, Пол! А это тридцать взлетов и посадок. Русский лунник изначально создавался как многоразовый — и теперь они наконец смогут эту многоразовость реализовать. В сочетании с местным топливом, ну, хотя бы частично местным, им будет достаточно возить только метан, они смогут сократить свои транспортные издержки вдвое. А у них они и так ниже, чем у нас. Сейчас европейцы делятся всеми этими разработками с русскими. А через них — с китайцами.

— А вот кстати. Ты и президент не боитесь, что, если нам действительно удастся рассорить русских с Европой, они тут же кинутся в объятия к нашим маленьким узкоглазым друзьям?

— Нет. И вот почему. У китайцев нет понятия «равенство» — есть «старший» и «младший». Всегда. Равный для них — обязательно противник, в той или иной степени. Пока китайцы воспринимают русских как учителей — в космосе, по крайней мере. Но если русские проиграют, если потеряют лицо — им уготована роль младших партнеров. Китайцы высосут их досуха — и затормозят. Потому что русские без ресурсов не смогут двигаться вперед — а у самих китайцев это пока получается не очень быстро. А мы…

— А мы окажемся единственным свободным такси в этой деревне. Понятно. Заговор с целью ограбления или нечестная конкуренция? Не могу подобрать статью. Надо проконсультироваться с адвокатом. — Пол встопорщил пшеничные усы. Не иначе, доставшиеся от немецкого дедушки. — И что — все это только ради двух сраных железяк? Движок — хороший движок, не спорю, и кислородная установка? Не слишком ли мелко?

— Нет, — темные глаза были серьезны, — все это ради того, чтобы Европа никогда, понимаешь — никогда не стала играть там, — на этот раз указующий вверх жест был четким, — свою игру. Отдельную от нашей. Как, впрочем, и в других серьезных делах. Мы подхватим европейцев под локоток Выскажем им свое сожаление. Выделим им по месту в каждом чертовом корабле. Оплатим их исследования. Частично оплатим.