— На 'Пижме' должна быть. — Вдруг заявил Кренкель.
— Там-то откуда?
— Я видел, как они в Мурманске грузились. Там среди зеков священник был, в рясе и с крестом. Ещё чемодан нёс. В нём точно иконы есть.
— Теодорыч, давай связь с 'Пижмой'. — Взмолился я.
— Не могу, — развёл руками радист. — С ними уже десять дней связи нет. Каждые два часа вызываю, и днём и ночью.
У меня появилось огромное желание взять молоток потяжелее, и пройтись победным маршем по громадным шкафам радиостанции. Видимо оправдываясь в неудаче, она виновато гудела всеми лампами и умформерами. Подлизывается, сволочь. Ладно, не обижу.
— Изя, я к Бабушкину. Помогу со сборкой его тарахтелки и лечу с ним.
— Добро. Я тут пока побуду. Может, ещё что придумаем. Ты только не шлёпнись с той этажерки.
— Товарищ Архангельский не упадёт, — Заверил Кренкель, чем заслужил мой удивлённый взгляд.
Глава 6
Мы взлетали как утки,
С раскисших полей
Двадцать вылетов в сутки.
Куда веселей
Мы смеялись, с парилкой туман перепутав.
Владимир Высоцкий.
И кто обозвал эту ласточку тарахтелкой? Я обозвал? Да креста на вас нет, окаянные. Вот Изя, тот мог обозвать. Этажеркой. Но точно не я. Потому, что влюбился в этот самолётик с первого взгляда. Вот Вы, да, именно Вы, верите в любовь с первого взгляда? Что ж, я и раньше подозревал всех людей в цинизме и мизантропии. Признаться, и сам людей не люблю. Так, то людей!
Мы втроём уже полчаса ползали по амфибии Ш-2, в просторечии называемого 'Шеврушкой'. Мы — это я сам, лётчик Михал Сергеич Бабушкин, и техник Мойша Шниперсон, двухметровый детина, странной волею судеб имевший роскошную белобрысую шевелюру и нос картошкой. Мы монтировали крылья и двигатель, до поры лежавшие в сухом трюме, и машина ласково звякала, в ответ на прикосновение гаечных ключей.
Как идеальная женщина, встретившая любимого мужа после длительной командировки. Можете себе представить идеальную женщину? Радующие глаз формы, благодарная отзывчивость на уход и ласку. Неприхотливая и надёжная. Нет, это не про женщину. У них не может быть такого ангельского характера, как у гениального творения инженера Шаврова. Уж поверьте мне, как специалисту. Нет, не по самолётам — по прекрасной половине человечества. Что? Нет, собаки к человечеству не относятся. Помнится, была у меня одна…. Далила, кажется. Или Юдифь? Нет, этой Изя голову снял при попытке покушения. Забываю…. Она всё в Путивле, на забрале плакала. Всё ко мне полететь порывалась. Полететь? Ах, да…. Я же о 'Шеврушке' рассказывал.
Не зря, наверное, поговаривают, что Вадим Борисович собирал самый первый, опытный образец, в собственной спальне. Я бы тоже не отказался от такой красотки в спальне. А крылья в детской делал. Вот повезло человеку с семьёй. Или самолёту с человеком?
Соловьями запели шлюпбалки, потихоньку вываливая летающую лодку за борт. Несколько добровольцев крутили лебёдки, а значительно большее количество народу давало советы по наиболее безопасному спуску самолёта на воду. Всё же размах крыльев в тринадцать метров требовал некоторой осторожности. Но вот уже 'Шаврушка' закачалась на мелкой волне, притянутая к 'Челюскину' шкентелем.
— Счастливого полёта! — Напутствовал нас боцман, размотав за борт катушку штормтрапа.
Мы с Бабушкиным, переваливаясь и косолапя, как медведи, из-за унтов и меховых комбинезонов, полезли вниз. Лезгинку в водолазном костюме танцевать нисколько не труднее будет. Лётчик пробрался на своё сидение, придерживаясь руками за плексигласовый козырёк, а я следом ступил с трапа на узкую носовую палубу, которая ощутимо качнулась под моим шестипудовым весом. Ладно, хватит мне места, не в футбол же тут играть. Ага, как последнему, надо отдать швартовы. Да забирайте! Держа равновесие, встал на поплавок, и занял место на пассажирском кресле справа от Бабушкина. А чего он на меня так удивлённо уставился? Я внимательно оглядел себя. Да нет, всё в порядке, ширинка застёгнута. Не тот конец отбросил? Но вроде бы 'Челюскин' набирает ход не утягивая нас за собой.
— Что-то не так, Михаил Сергеевич? — Спрашиваю.
— Нет, всё нормально, товарищ комбриг. Только мне нужно мотор запустить.
— Так запускайте, товарищ Бабушкин. Я не против.
Лётчик замолчал. Видимо от радости. Ну, ещё бы, сам комбриг Архангельский разрешил завести двигатель. Нет, вот, что-то хочет сказать.
— А не могу завести, товарищ комбриг.
Тьфу…. Опять не слава Богу. Ой, извини, Господи, ты этого не слышал.
— Сломался? Странно, а на вид вполне исправный. Тут же стосильный 'Вальтер' стоит? Я давно говорил, что немцы не могут нормальную технику делать.
— Он не сломался, — скромно пояснил Бабушкин. — Надо винт провернуть пару раз.
Ворча и матерясь, я вновь полез на палубу. Настолько неуклюже, что рядом кто-то громко рассмеялся. Где это рядом, море же кругом? Опять ржёт, слева от меня. Ага, вижу. Обыкновенная толстомордая белуха радостно оскалилась и ещё головой кивает. Здоровается, наверное.
— Ну, здравствуй. Что, пингвин, весело? Лучше бы помог 'Пижму' найти. Где она, знаешь?
— Деда-деда-деда-деда, — заверещал полярный дельфин и, видимо соглашаясь, захлопал плавниками.
— Какой деда? — возмутился я. — Хотя если в профиль глянуть…. Нет, не было такого. Ты кому, Андерсену поверил? Врет он всё, понял?
— Деда-деда-деда-деда, — ответила белуха и плеснула в меня водой.
— Не балуй, — погрозил дельфину пальцем. — В угол поставлю!
Зверюга успокоилась, а я пошарил по карманам, куда накануне сунул горсть конфет.
— Вот, 'Мишку на Севере' будешь? Мало? Вот ещё. Имей совесть, пингвин!
В общем, договорился я с юным вымогателем. Покажет он нам 'Пижму', только должны лететь мы невысоко и не быстро. Но по возвращении будем должны конфет столько, сколько весит крупный палтус. Согласился, хотя ни разу не видел этого палтуса живьём. Ну, будем надеяться, что достаточно мелкая рыбка. А корабль совсем рядом. До него два косяка селёдок, подводная гора и стойбище каракатиц. Короче — плавником подать.
Дельфин уплыл в восточном направлении, а я, наконец, вспомнил, за каким же… хм, таким вылез на палубу.
— Михал Сергеич, в которую сторону крутить? Туда?
Бабушкин пальцем показал нужное направление, и я крутанул. Мотор что-то буркнул и чихнул.
— Будь здоров!
С техникой вежливость никогда не бывает излишней. На самом деле помогло. После второй попытки агрегат заработал легко и радостно, раскрутив перед моим носом мерцающий диск пропеллера. А дальше что?
— Сергеич, я в эту мясорубку не полезу.
— Нагнитесь пониже, товарищ комбриг. Места хватит. Тут даже Мойша пролезал. — Проорал Бабушкин сквозь треск двигателя.
