нас к нему немедленно. – Когда я произнесла имя сэра Джона, у меня заколотилось сердце.
– Сестры, я могу показать, где он остановился на постой.
Он провел нас к высокому и узкому двухэтажному зданию, битком набитому солдатами. У дверей стоял часовой.
– Они к сэру Джону Невиллу. Говорят, что дело срочное, – сказал наш провожатый.
– Кто вы? – спросил часовой, сверля нас глазами.
Я протянула ему послание Бекингема. Когда часовой начал медленно вертеть его в руках, я воскликнула:
– Поторопитесь! На кону стоят человеческие жизни!
Было ясно, что он неграмотен. Наконец страж еще раз смерил нас взглядом, вернул мне послание и велел проводить нас наверх. Это был румяный светловолосый юноша примерно моего возраста.
– Следуйте за ним, сестры, – сказал часовой. Мальчик начал подниматься по лестнице, шагая черезt ступеньку. Мы поспешили за ним; Урсула шла впереди.
Когда я увидела сэра Джона, у меня перехватило дыхание. Он стоял у стола, склонившись над большой картой, которую рассматривал вместе с другими. У его ног лежала гончая. Услышав его голос, низкий и звучный, я застыла на месте. Затем он поднял взгляд, увидел нас и недоуменно нахмурился. Собака вскочила и залаяла.
После нашей встречи в замке Таттерсхолл прошло три долгих месяца, каждый из которых тянулся, как год. Хотя подробности того вечера навеки врезались в мое сердце, я боялась, что он мог все забыть. Я была в чужом обличье, но мысль о том, что сэр Джон может не узнать меня, была горькой, как полынь. Тем не менее я взяла себя в руки, вздернула подбородок и вошла в комнату. Наступило молчание. Юноша и Урсула повернулись ко мне.
– Милорды, – сказала я, – нас прислал герцог Бекингем. Он предупреждает, что Генри, герцог Сомерсет, и лорд Эгремон приготовили для вас засаду. Они собрали большой отряд. Подробности содержатся и послании, которое вам отправил добрый герцог Хамфри, желающий примирить Ланкастеров и Йорков и избежать кровопролития. – Я протянула сэру Джону свиток и только тут поняла, что все это время обращалась лишь к нему и что он не сводит с меня глаз.
Казалось, сначала сэр Джон не поверил своим глазам, но потом на его полных губах расцвела широкая улыбка, а на щеках появились обворожительные ямочки. Я ответила ему такой же улыбкой и почувствовала, что все мое тело заливает тепло. Окружавшие нас лица, свечи и стены поплыли и исчезли так же, как во время танца. Мы снова были только вдвоем и танцевали под чарующую мелодию, а небеса осыпали нас цветами. Я чувствовала, что Джон хочет прижать меня к груди, и боролась с желанием сделать то же самое.
Наконец мужской голос разрушил чары, и тут я поняла, что сэр Джон Невилл не сделал попытки взять у меня послание.
– Что ж, посмотрим, какой сюрприз они нам приготовили! – Мужчина взял у меня свиток, сломал печать и раскатал его. Я повернула голову и посмотрела на владельца голоса, чувствуя себя так, словно только что проснулась. Мужчина был крупный, высокий, сильный, широкоплечий и пышноволосый. Его пышный наряд из алого бархата украшал вышитый герб, изображавший зазубренный золотой и серебряный жезл. Этот человек мог быть только братом Джона, Ричардом Невиллом, графом Уориком, знаменитым рыцарем, любимцем простонародья. И, судя по всему, Урсулы тоже, потому что она смотрела на него как загипнотизированная.
Я вновь перевела взгляд на Джона. Он стоял неподвижно и смотрел на меня с улыбкой. Пес тоже обрадовался мне и завилял хвостом. «Ничего удивительного, что этот мужчина так очаровал меня в замке Таттерсхолл, – подумала я. – Он улыбается даже в минуту смертельной опасности».
Наконец Уорик заговорил:
– Мы обязаны этим добрым монахиням жизнью. Могу заверить: если бы они не доставили нам это послание, рискуя головой, так бы и случилось. – Он протянул свиток пожилому мужчине лет пятидесяти с лишним. Скорее всего, это был Ричард Невилл, граф Солсбери, отец Уорика и Джона и шурин еще одного Ричарда – самого герцога Йорка. Годы покрыли серебром его пышные волосы и избороздили лицо морщимыми, но других зримых следов не оставили. Увидев его проницательные голубые глаза, решительные черты и фигуру, дышавшую силой и мощью, неподвластной времени, я поняла, от кого сэр Джон унаследовал свою внешность. Его отец был самым красивым мужчиной, которого мне доводилось видеть.
– Верно, – подтвердил Солсбери, передавая свиток следующему. – Читать дальше нет смысла. Дик совершенно прав. Их будет трое на одного.
– Сомерсет и Эгремон – трусы. Они не умеют ничего, кроме убийств из засады. За всю свою жалкую жизнь ни разу не сражались честно! – бросил Уорик.
От отвращения его голос приобрел гортанный оттенок.
– Ничего, сын. Мы сорвем их замысел, выбрав другой маршрут, – ответил Солсбери. – Давайте больше не будем задерживать этих добрых сестер. Они устали и нуждаются в ужине и ночлеге. Пусть их проведут в столовую…
– Да, отец. Я сам займусь этим, – с подозрительным жаром откликнулся Джон.
Его отец поднял бровь и с любопытством посмотрел нам вслед.
Нас разместили в маленькой комнате постоялого двора, находившегося на противоположной стороне улицы. Джон строго велел хозяину устроить нас как можно удобнее. Потом повернулся ко мне и спросил:
– Сестра, могу я сказать вам несколько слов наедине?
Не обращая внимания на изумленное лицо хозяина постоялого двора и понимающую улыбку Урсулы, я кивнула, благочестиво сложила руки на груди, как много раз у меня на глазах делала сестра Мадлен, и прошла в маленькую светлицу в конце коридора.
Едва мы остались наедине, как он взял меня за руку. Это прикосновение обожгло меня. Ноги ослабели, и мне пришлось схватиться за стол на козлах, чтобы не упасть. Пес уютно устроился на тростниковой циновке, положил морду на лапы и стал наблюдать за нами.
– Моя дорогая леди Исобел, вы даже не догадываетесь, как я рад вас видеть! – вполголоса сказал он. Прикосновение Джона было исполнено такой нежности, что я с трудом слышала его слова. – Со дня нашей встречи я только и делал, что думал о вас. Но был уверен, что безразличен вам и что надежды нет. Ваш приезд сюда изменил все… Скажите мне, что я не ошибаюсь. Вы действительно разделяете мои чувства?
– Милорд, не могу этого отрицать. Но боюсь, что надежды все же нет.
– Почему, Исобел? Почему нет надежды, если мы любим друг друга?
– Мой дорогой лорд, как вы не понимаете? Наша любовь обречена! Вы – Невилл, а я – подопечная королевы. Она ни за что не даст согласия на наш брак. Какое имеет значение, что я люблю вас? Мы не можем переделать мир так, чтобы он соответствовал нашим желаниям.
– Вы ошибаетесь, Исобел. – Он взял меня за плечи. – Мы переделаем его. Я ни за что не расстанусь с нами. И никакая Королева не сможет этому помешать!
Мое сердце дало перебой; я едва дышала.
– Дело не только в королеве, – возразила я. – подумайте о своем отце. Он должен дать согласие на наш брак, но зачем ему это делать? Я – дочь рыцаря-ланкастерца, а сейчас нахожусь во власти самой Королевы. Это безумие! – Я попыталась отстраниться, но он держал крепко.
– Вы не знаете моего отца. Он поддержит нас. Он знвет, что такое любовь. И хочет, чтобы я был счастлив.
– Ох, милорд, я хотела бы поверить в это, но не могу! Не могу позволить себе надеяться. Обманутые надежды разбивают сердце.
– Исобел! – Его тон изменился; теперь он говорил так же властно и решительно, как в тот момент, когда склонялся над картой. – Крепитесь и верьте так же, как верю я. Мы будем вместе. Вот увидите.
