Еще несколько недель путники и гости приносили новости, которые впервые не противоречили друг другу: нападение Брезе и бездействие Эксетера вы звали гнев и негодование во всех уголках Англии. В конце сентября герцог Йорк вызвал графа, чтобы посоветоваться, как быть с Эксетером. В октябре свекор вернулся в Рейби, и мы узнали результаты встречи из первых рук.
– На прошлой неделе лорд-адмирал Генри Хоуленд, герцог Эксетер, наконец вышел в море на поиски Брезе! – с отвращением сказал граф, сцепив руки за спиной и расхаживая по комнате. – Он доплыл до самой Ла-Рошели, но ничего не достиг… Однако есть и хорошие новости. – Граф сделал паузу, а потом вернулся к нам. Его резкие черты смягчились. – Вы знаете, что летняя выездная сессия суда в Йорке рассмотрела наш иск к Перси по обвинению в причинении ущерба? Так вот, нам только что доставили вердикт. Мы получим контрибуцию в шестнадцать тысяч семьсот марок!
Я уставилась на него открыв рот. Сумма была ошеломляющая. Королевский выкуп.
– Милорд, граф Нортумберленд никогда не сможет ее выплатить, – сказала графиня.
– Если так, то братья Перси будут сидеть в тюрьме до самой смерти, – с улыбкой ответил Джон.
Значит, мой муж мог больше не бояться, что этот отвратительный лорд Эгремон причинит ему вред! Мод захлопала в ладоши от радости и обняла Томаса.
– И это вся награда за мои подвиги? – спросил Томас. Увидев удивленный взгляд жены, он засмеялся. – Это ведь я взял в плен Эгремона и его брата. Причем, могу добавить, в одиночку! Отец и Джон не имели к этому никакого отношения, верно?
– Ну, если тебе хочется в это верить… – Джон улыбнулся. – Для меня имеет значение только одно: теперь я буду спать спокойно, зная, что два этих мерзавца будут сидеть под замком, пока не поседеют. Конечно, если на то будет Божья воля.
– Нет, честно говоря, мы с отцом и наши люди и долгу перед Джоном. – Тон Томаса стал, серьезным. – Не только в этот раз, но снова и снова. Он – лучший полководец на свете. Отец, ты согласен?
– Во всяком случае, будет им, – ответил свекор, глаза которого сияли от гордости.
Томас повернулся к Джону и глухо сказал:
– Когда ты рядом, я чувствую себя в безопасности. Спасибо, брат. – Потом он крепко обнял Джона и долго не отпускал.
Я никогда не сомневалась в любви Невиллов друг к другу, но подлинная сила этой любви стала мне ясна только сейчас.
Радость продолжалась. Когда листья стали золотисто-алыми и сентябрь подошел к концу, я обнаружила, что беременна.
Наш ребенок должен был родиться в марте 1458 года. Много раз по ночам и в редкие моменты одиночества посреди дня я гладила свой живот и шептала будущему малышу ласковые глупости. Я надеялась на сына, потому что мужчины нуждаются в сыновьях, но в глубине души мечтала о девочке, такой же милой, нежной и очаровательной, как маленькая синеглазая Анна, дочь Уорика.
Как-то в начале октября ближе к вечеру в Миддлеме поднялась тревога: Анна куда-то исчезла. Никто не видел ее целый час. Пока слуги искали ее в замке, мы с Джоном присоединились к тем, кто решил подняться на курган. Перед нами бежал Руфус. Сначала он метнулся в одну сторону, потом в другую, наконец остановился у кучи палых листьев рядом с елью в роще позади замка и громко залаял. Там лежала Анна. Она прижимала к себе ручного кролика и горько плакала Я забрала у нее кролика, а Джон взял девочку на руки.
– Малышка, о чем ты горюешь? Посмотри, какой чудесный день, какой красивый закат. А ночью будет полнолуние.
Девочка кивала, вытирала глаза, но не могла сдержать слез.
– Пожалуйста, милая, скажи, что тебя печалит, – нежно сказал Джон, осторожно спускаясь с холма со своей драгоценной ношей. Он обожал детей, Анна была его любимой племянницей, но я знала, что он ждет собственного ребенка с таким же нетерпением, как и я сама.
Продолжая шмыгать носом, Анна положила головку на его плечо. После долгих уговоров она подолилась с нами своим горем.
– Мне уже четыре года, а я все еще не могу потрогать луну! – сказала она, показав на сияющий серебряный шар.
Мы с Джоном обменялись взглядами. Он погладил девочку по голове и прижал к себе.
– Да, малышка, это проблема, но я уверен, что ты решишь ее, когда станешь старше.
На Святки 1457 года Солсбери переехали в Миддлем. Этот замок был лучшим доказательством их могущества и высокого положения. Широкая беломраморная лестница вела в парадный зал, главную часть башни; многочисленные цветные витражи озаряли искрами света все здешние комнаты и коридоры. Пройдя вслед за другими мимо двух высоких статуй ангелов, стоявших по обе стороны арки, я очутилась в самом величественном помещении, которое можно было себе представить, и с трепетом осмотрелась по сторонам. Повсюду виднелись могучие поволоченные колонны с резными розами, крестами, грифонами и коронами. Стены были украшены плотными гобеленами, цветными фресками и решетками из черного дерева, напоминавшими кружево. Пол был выложен плитками розового, голубого и желто-медового мрамора, инкрустированными полудрагоценными камнями. Но самое сильное впечатление производил потолок, раскрашенный так искусно, что у зрителя создавалось впечатление, будто над ним парит купол.
Уорик прибыл днем позже. Братья и отец встречали его во дворе замка. Потом все четверо плечом к плечу пошли в зал, где собирался совет графа. «Чудесная семья, – думала я, следя за ними через ажурное окно. – Высокие, красивые, сильные… Даже граф, несмотря на седые волосы в свои пятьдесят семь лет, держится так же прямо, как его сыновья». При виде их улыбок у меня отлегло от сердца. В тот вечер за обедом Уорик сделал объявление:
– Ко всеобщему удовлетворению, было доказано, что за бесстыдным разграблением и сожжением Сандвича действительно скрывается наша французская королева. Народное возмущение заставило ее отобрать пост лорда-адмирала у своего бездарного фаворита Эксетера и передать его мне. Перед вами стоит не только комендант Кале, но и новый Хранитель Морей!
Зал, до предела заполненный гостями и слугами, чуть не взорвался от восторженных криков и топота.
– Как вам известно, я стал комендантом Кале после битвы у Сент-Олбанса, но вступил в эту должность лишь год назад, потому что ставленник герцога Сомерсета сэр Ричард Вудвилл, пользуясь поддержкой королевы, отказывался передать мне Кале.
Имя Вудвилл заставило меня встрепенуться.
– Графиня Алиса, он имеет какое-то отношение к Элизабет Вудвилл? – спросила я свекровь.
– Это ее отец, – прошептала она. – Безземельный рыцарь, женившийся на вдове герцога Бедфорда Жакетте, принцессе Люксембургской.
Прогнав внезапно овладевшее мной неприятное чувство, я кивнула и стала слушать Уорика, которым продолжал свою речь.
– …жалованье солдатам не выплачивали несколько месяцев, а крепостные сооружения требуют серьезного ремонта, – говорил граф. – Я поклялся, что решу эти вопросы за счет собственных средств, и сдержал клятву! Поклялся, что восстановлю воинскую дисциплину, и восстановил ее! Теперь гарнизон Кале – лучший в Англии. – Он переждал новым взрыв ликования. – Как ваш Хранитель Морей, дает слово, что с Божьей помощью отомщу за наш национальный позор и восстановлю честь Англии! А теперь приглашаю всех – от простого пехотинца до рыцаря – отдать должное вину, напиткам и веселью. Милорд отец, все ваши расходы на этот праздник будут возмещены! – Пока все смеялись, он повернулся к графу:
– Сегодня вечером мы отмечаем великую победу Йорка, Кента и Англии. И все их грядущие победы тоже!
Вскоре Уорик выполнил свое обещание. Победами им море наш хвастливый воин-пират прославил имя Невиллов и завоевал сердца всех англичан. Имея двенадцать боевых кораблей против двадцати восьми, он наголову разбил испанцев у берегов Кале и захватил шесть вражеских судов с золотом и драгоценностями. Лондон, этот город купцов, чуть не взбунтовался от радости, потому что, несмотря на гневные протесты торговцев шерстью, фавориты королевы раздавали лицензии своим сторонникам, позволяя им нарушать цеховую монополию. Действия Уорика показывали, что он симпатизирует торговцам шерстью и другим Лондонским купцам, которых годами грабили любимчики Маргариты.
