Твердая линия его губ, казалось, стала еще четче, как если бы он стиснул зубы. В ярости? Ободренная этой мыслью, Рика презрительно шагнула вперед, оглядываясь.
— Где твой охранник, раб, твой сторож?
На худом лице римлянина напряглись мышцы. Но напряженное молчание прервали слова Дафидда.
— Он устал, Рика. Он сказал, что не собирается таскаться взад-вперед к реке, и если Церрикс верит в честное слово Галена не убегать, с него этого вполне достаточно. Если Маурик хочет, чтобы за пленником следили, пусть следит сам!
Рика не услышала, как ребенок снова засмеялся. Она даже не обратила внимания, насколько необычно поведение мальчика. Он, обычно грустный и молчаливый, шутливо подражал словам молодого воина. В ее голове кружились водоворотом мысли: Церрикс верил, что римлянин не будет пытаться бежать? Он даровал этому бронзовокожему дьяволу свободу передвижения без охраны? Почему? Что такое знал ее король про этого человека, что позволяло так доверять ему?
Римлянин заговорил первым. К нему опять вернулись хладнокровие и насмешливое высокомерие.
— Заверяю тебя, домина, я человек умелый и достойный доверия. Навыки, важные для воинского дела, не очень отличаются от тех, которые нужны пахарю. Кроме того, я могу добывать и тесать камень, валить и обстругивать деревья… Мне приходилось также выполнять плотницкую работу, лить свинец…
— Делай работу фермера, — прошипела она, прервав хвастливое перечисление его способностей Несмотря на цвет его кожи и волос, внутри он ничем не отличался от мужчин ее племени. Римляне или ордовики, все они — кичливые хвастуны! — Возвращайся на поле, — заключила она злым тоном, — я не хочу, чтобы ты был где-нибудь здесь. — Рика повернулась, но голос остановил ее.
— Я не вижу в этом смысла, домина.
Она обернулась, сердце радостно забилось. Если она сможет сказать Церриксу, что этот римлянин не подчиняется командам, его за дерзость, по крайней мере, могут высечь. Какое наслаждение увидеть эти гордые плечи под ударами бича! Может быть, Церрикс переменит свое решение, и она сможет избавиться от его присутствия.
— Ты отказываешься подчиняться моим приказам, раб? — Глаза Рики сузились, скрывая ее нетерпение.
— Да, если приказ неразумен. — Темные глаза Галена на мгновение остановились на ней, затем поднялись к небу. — Ночью будет дождь, лучше оставить остаток поля несжатым. Попозже я пойду и соберу в снопы уже сжатое. А сейчас, домина, тебе нужно вырыть новую яму для хранения урожая, когда зерно высохнет и будет провеяно.
Рика оторвала взгляд от римлянина и посмотрела на Дафидда с молчаливым осуждением. Утром, когда они шли к реке, она произнесла эти же слова. Высушенный и обмолоченный урожай должен храниться в амбаре, в горшках. Однако для семян нужна глубокая яма, обмазанная глиной и закрытая деревянной крышкой. В теперешней яме плетеные стенки прогнили, и нужно было вырыть новую. Только Дафидд мог рассказать ему об этом.
— Не вини мальчика, — вступился за него римлянин. — Это я спросил его, где будет храниться урожай.
Рика знала, что он лжет. Он рядился в заступника, предлагая себя вместо мальчика в качестве мишени для гнева. Это разозлило ее еще больше. Похоже, он специально провел между ними четкую черту противостояния с Дафиддом посередине. Но Рика не собиралась вступать в такую игру. Она не доставит ему этого удовольствия.
— В таком случае, вырой ее! — Она повернулась, и успела сделать лишь один шаг, как его голос снова остановил ее.
— Чем?
Рика быстро пошла к хижине, не обращая внимания на его шаги сзади. Вошла внутрь и тут же вышла, прежде чем он смог последовать за ней. В правой руке она несла отцовскую железную лопату, отполированную за долгие годы, надетую на дубовый черенок. В левой руке — кирку, изготовленную из рога красного оленя, убитого отцом прошлой осенью. Рика молча бросила инструменты под ноги римлянину. Он не вынудит ее к разговору и к ответам на пустые вопросы под тем предлогом, что ему нужны указания. Она уже изучила его тактику.
Рика топнула ногой: здесь, глубиной в половину человеческого роста и шириной в длину руки.
Довольная тем, что перехитрила его, Рика направилась к печи. Испекся он или нет, она вытащит хлеб. Больше она не ступит за порог хижины, пока он будет поблизости от ее двери.
Обычно ритмичный звук ткацкого станка успокаивал Рику. Сегодня было не так. Перекрывая клацанье костяных шпулек и тихое поскрипывание роговой рукоятки, слышались другие звуки. По-своему ровные и ритмичные удары римлянина вторгались в пение станка. Даже не видя его, Рика не могла выкинуть его из своих мыслей, впрочем, как и из своей жизни. Церрикс позаботился об этом. Почему? Может быть, этот римлянин навязан ей в наказание за отказ присоединиться к домочадцам Церрикса на положении вдовы и родственницы — стать одной из полудюжины женщин, прислуживающих жене короля? Во имя богини! Она получила право на эту землю — собственность ее отца — и на независимость, которую этот участок давал владельцу! Никогда больше она не попадет под власть какого-либо мужчины и не будет страдать от его власти. Этот урок был вбит в нее каждым движением, которое она терпела той ночью. С каждым слюнявым покряхтыванием, которое издавали насильники, она повторяла про себя молчаливую клятву: никаких мужчин — никогда!
В хижине было жарко, сквозь открытую дверь не проникало ни малейшего ветерка. Обычно она никогда не сидела внутри во время полуденного зноя. Все эти неудобства из-за него, из-за того, что она должна избегать римлянина.
При этой мысли ее упрямая гордость возмутилась. Ни один мужчина не будет диктовать ей, что делать. Никакой раб не сделает из нее пленницу!
Рика подошла к двери, и звук кирки стал громче. Она зажмурилась от ярких лучей солнца и инстинктивно отвернулась. Взгляд упал на то место, где работал римлянин.
Он снял свою белую рубашку и остался только в набедренной повязке. Он работал спиной к ней, и первый раз Рика смогла смотреть на него, не встречая ответного взгляда. Она отметила, что коричневый цвет его кожи, который напомнил Дафидду золотистый дуб, — не результат загара, а следствие текущей в нем крови. Повязка мало что скрывала. Каждый кусочек его обнаженного тела: верх мускулистых бедер, ягодицы, широкая спина — все было такого же бронзового оттенка.
Явно не замечая ее присутствия, римлянин ритмично поднимал кирку вверх над головой и опускал в яму. Мускулы рук и спины ходили под упругой кожей, блестевшей от пота. Как в диком животном, в силе и крепости его тела была красота и грация.
Рика отвернулась, разозлившись на себя за эти мысли. Она же не легкомысленная девчонка из горной крепости, обсуждающая с подругами привлекательность какого-то молодого воина.
— Рика! — Возбужденный голос Дафидда остановил ее, когда она хотела вернуться внутрь. — Иди, взгляни на нашу яму!
Нет, раздался внутренний голос. И все же она перешагнула порог и пошла навстречу хромающему к ней и протягивающему руку Дафидду. Мальчик наполовину привел, наполовину притащил Рику к месту работы. При их приближении римлянин разогнулся и теперь стоял, слегка расставив ноги и опираясь на рукоять кирки. Он смотрел на нее, не отрываясь, даже когда вытирал лоб рукой.
Дафидд отпустил ее руку.
— Она почти готова. Посмотри! — Он показал на зияющую дыру в земле.
— Да, я вижу, Дафидд.
Но она даже не взглянула на яму. Ее взгляд был прикован к римлянину. Его могучая грудь и руки были покрыты шрамами, мозолями от доспехов. Он был воплощением солдата, человека, сражающегося за Римскую империю и за свое место в ней. То, что она подумала о нем с первого взгляда, теперь нашло подтверждение. По происхождению он был не римлянин. Его народ тоже был когда-то завоеван теми же самыми легионами, которым он служил. Но это ничего не меняло. Рика не испытывала симпатии к этому человеку. По крови или нет, он был ее врагом. Ненависть, которую она приглушила, возникла вновь и отразилась в ее глазах.
Он заметил это, и его темные глаза сузились. И все-таки, когда Дафидд вложил в его руку бутыль из тыквы, наполненную водой из ближайшей бадьи, он улыбнулся и подмигнул мальчику.
Рика следила за струйками воды, которую он вылил на затылок и на грудь. Стекая по груди и обтекая выступающие шрамы, ручейки воды струились вниз и впитывались в холст на бедрах. Гален взял вторую фляжку и выпил ее. Отдав ее обратно Дафидду, взялся за кирку. Высокомерие, которое исчезало, когда он обращался к мальчику, вернулось. Склонив голову в насмешливом поклоне, он продолжил работу с подчеркнутым безразличием к ее присутствию.
Почему-то Рика осталась на месте, наблюдая за ним. Кирка начала подниматься, и внезапно ей показалось, что он поморщился. Рика отступила, переместившись немного левее, чтобы лучше рассмотреть его лицо. Гален опять поднял кирку. Она почувствовала мгновенное удовлетворение, когда увидела ту же промелькнувшую тень боли. Гален отбросил кирку в сторону и взял лопату. Спрыгнув в яму, он выбросил со дна разрыхленную землю, затем, перекинув наверх лопату, выбрался наружу сам. Рика заметила, как он оберегал правую руку, перенеся вес тела на левую.
Гален взглянул ей в глаза, затем нагнулся и поднял сброшенную рубашку. Он выждал, вытерев лицо, потом сказал:
— Я полагаю, яма удовлетворяет твоим требованиям к глубине и ширине, домина?
Рика почувствовала, что ее губы растянулись в улыбке — копии его насмешливой ухмылки.
— Нет.
— Нет? — Брови удивленно приподнялись.
— Ты слышал, римлянин, рой глубже. — Она была уверена, что он понимает ее ложь, но все равно. — Гораздо глубже.
Рика ожидала от него гневной реакции или, по крайней мере, протеста, но он разочаровал ее. Гален только пожал плечами, отбросил рубашку и поднял кирку. Она подождала первого удара, ожидая увидеть гримасу боли, которую, как она теперь знала, он чувствовал в правом плече. Но Рику снова ждало разочарование. На гордом лице не отразилось ничего, кроме веселья.
Глава 5
Затянувшие небо облака ослабили полуденную жару, и Гален поднял глаза к солнцу, скрывшемуся за серой пеленой, которая предвещала дождь. В животе у него урчало. Он не ел уже три дня с тех пор, как они покинули Дэву. Ордовикский военный отряд специально не покормил пленников. У людей, ослабленных голодом, меньше сил для борьбы, а в случае побега их легче поймать.
