Улыбка Церрикса исчезла. Вопрос несомненно не понравился ему. В конце концов она была просто женщиной, не имевшей никакого права обсуждать действия мужчины, не говоря уже о короле.
— Дал ли он какой-нибудь повод бояться его?
— Нет.
— Или повод полагать, что он злоупотребляет предоставленной ему свободой?
— Нет.
— Или ты можешь пожаловаться на его плохую работу?
— Нет.
— Тогда я не вижу причины для твоей тревоги.
— Но он…
— Что он, Рика? — Раздраженный тон неприятно поразил ее.
— Римлянин, — беспомощно закончила она, понимая, насколько слабы ее аргументы, и наконец осознав, что даже если бы она пришла к королю, как собиралась, ее требование было бы отвергнуто. Так же, как сейчас король отверг причину ее беспокойства.
Церрикс пригладил усы, чтобы скрыть улыбку. Если у Рики была бы хоть одна жалоба, она тут же выложила бы ее. Зерна, без сомнения, привились.
— Давай посмотрим на твое поле. Мне все время твердят, что этот римлянин силен, как бык. Я хочу посмотреть на его работу. Тогда, может быть, я увижу нечто, что заставит меня изменить решение.
Надежда на перемену решения, которую он намеренно высказал, заставит Рику подчиниться скорее, чем прямой приказ. Не дожидаясь ответа, Церрикс прошел через двор туда, куда его люди отнесли кабана. Собаки вертелись у них под ногами в предвкушении обрезков, которые им обычно доставались при разделке добычи. Церрикс передал свое копье одному из слуг и распорядился, чтобы они вернулись в крепость после того, как разделают кабана. Пронзительный свист заставил собак сесть.
Рика поджидала Церрикса у выхода. Молчание, с которым она приняла его предложение, не нарушалось, пока они не прошли довольно далеко по дороге, ведущей на поля.
— Там. — Рика указала налево.
Из крепости маленькие квадратики полей часто казались Церриксу похожими на узоры и цветы, украшающие покрывало богини Земли. Но отсюда поля выглядели не отдельными кусками земли, а единым пространством. То поле, которое женщина называла своим, представляло собой участок земли метрах в тридцати от дороги, в центре которого одинокая фигура погоняла пару быков, тянувших плуг. По бронзовому цвету обнаженного торса Церрикс понял — это тот, кого он искал.
Король пришел посмотреть на Галена, но его взгляд остановился на другом римлянине. На соседнем поле, окруженный тремя ордовикскими воинами, стоял маленький смуглый человек, держа в руках серп. Воины направили свои копья на раба, подзадоривая его резкими выпадами и вызывая на ответный удар.
Церрикс бросил быстрый взгляд на Галена. Тот слышал насмешки воинов, но, взглянув несколько раз с любопытством, он, казалось, перестал интересоваться происходящим. Церрикс нашел такое поведение странным, вспомнив, как центурион защищал своего человека раньше, на помосте. Церрикс снова посмотрел на своих людей. Если римлянин не собирается вмешиваться, то он тоже не будет этого делать. Издевательства продолжались, воины пододвинулись ближе. Раб поднял серп.
Неожиданно послышалась команда.
— Остановись, Друз!
Маленький человек помедлил, заколебался, потом, неохотно подчиняясь, опустил орудие. Поняв, что забава окончена, воины сделали еще пару нерешительных движений в надежде опять вывести раба из себя. Один из них даже сплюнул, но в конце концов все отошли.
— Я не понимаю.
Тихое замечание стоящей рядом женщины совпало с мыслями Церрикса. Но он не успел ответить, как римлянин, остановив быков, направился к своему человеку. Они были слишком далеко, чтобы расслышать слова, но разговор был жестким. Маленький римлянин, отвечая, вызывающе поднял голову и в тот же момент оказался на земле, сбитый ударом в живот.
Церрикс слышал о жестокой дисциплине, установленной раз и навсегда в римских легионах. Подчинение приказам и строгое соблюдение правил было абсолютным. Мятежи в частях карались смертью. Один из десятерых, выбранный по жребию, приговаривался к смерти — его забивали камнями на глазах у остальных. А непосредственных виновников беспорядков ждала медленная смерть — распятие на кресте.
Инцидент, свидетелем которого он оказался, настолько возбудил любопытство Церрикса, что он не выдержал. Переступив через земляной вал — границу поля — и пройдя по полю сквозь достигающие пояса колосья, Церрикс подошел к римлянину, который, как он с удивлением заметил, был в одежде местных жителей.
— Король Церрикс. — Темная голова приветственно опустилась.
Церрикс тотчас отметил, что какие бы чувства ни заставили центуриона ударить своего человека, они были незаметны. Черты бронзовокожего лица не выражали ничего, кроме легкого удивления от присутствия короля.
— Центурион, — Церрикс кивнул головой в сторону человека на соседнем участке, только что поднявшегося на колени, — может быть, ты будешь так любезна объяснить, в чем дело.
Широкие обнаженные плечи приподнялись в равнодушном пожатии.
— Просто маленькое недоразумение. Он неудачно выразился, и больше этого не повторится.
— Надеюсь, ты скажешь мне больше? — Церрикс старался заставить его ответить.
— Твои воины умеют сражаться словами, Церрикс, бросаясь оскорблениями, как копьями. Мои люди должны научиться защищаться щитом глухоты.
— Быть может, ты хочешь слишком многого? Это трудно — переносить падение и бесчестье молчаливо.
— Не более того, что л требую от себя. Слова не ранят, они только горячат кровь. А горячая кровь заставляет человека терять над собой контроль. Внезапно резкие черты его похожего на маску лица смягчились улыбкой. — А когда это случится, он, несомненно, будет вести себя глупо. И вот тогда действительно прольется кровь — его кровь.
Теперь Церрикс заметил в Галене какое-то легкое беспокойство. Оно было хорошо скрыто, но все же оно было там, в глубине темных глаз, которые оторвались от Церрикса, чтобы рассмотреть что-то или кого-то за спиной ордовика. Может быть, кого-то на дороге? Церрикс немного повернулся, проследив за взглядом римлянина, и утвердился в своем подозрении. Источник беспокойства и объект внимания был одним и тем же.
Наконец-то казавшееся непобедимым самообладание посланца Агриколы хоть частично разрушено. Но этот подвиг совершили не слова или поступки мужчины, а молчаливое присутствие обыкновенной женщины. Она также поглощена им, это очевидно, несмотря на разделяющее их расстояние. Казалось, они связаны туго натянутой нитью.
Церрикс подавил мимолетную удовлетворенную улыбку. Обращение римлянина со своим человеком несомненно доказывало, что он не будет колебаться или сомневаться при выполнении задания. Прежде всего он предан плану и сокрушит каждого, кто будет ему мешать, даже своего. А что касается этой женщины, Рики, и тайного плана Церрикса… Конечно, будущий Верховный король мог быть доволен тем, что узнал и увидел сегодня.
Однако другой свидетель их встречи испытывал совсем иные чувства. На соседнем поле огромный человек прекратил работу. Он поставил косу лезвием на землю, а рукоятку упер в волосатую грудь. Из-под толстой ладони его взгляд перебегал от двух людей, занятых разговором, на коленопреклоненную фигуру испанца. На какое-то время Друз был усмирен. Теперь он дважды подумает, прежде чем опять бросить вызов мавру. Но, вставая на сторону врага против своих, Мавриций может больше потерять, чем приобрести. Руфус Сита покачал головой. Действия его командира, казалось, противоречили всем правилам. Сначала засада… А теперь это…
Внезапно взгляд ветерана встретился со взглядом человека, неуклюже поднимающегося на ноги. Они не нуждались в словах. Их языком было взаимопонимание товарищей по оружию. На лице Друза, кроме вызова, Руфус увидел и свои собственные сомнения и опасения. Их командир Мавриций вступил на опасный путь.
Еще до того, как Рика увидела его, она почувствовала на себе его злобный взгляд, и не удивилась. Женщины из крепости говорили этим утром у реки о возвращении разведчиков. Рика не участвовала в еженедельном ритуале обмена сплетнями, стирая белье на прибрежных камнях. Просто, чтобы не слышать, о чем кричали женщины, надо было быть глухой.
Рика переместила тяжелую корзину с мокрым бельем в более удобное положение на бедре, неблагоразумно открыв живот. Человек, ожидающий во дворе, шагнул вперед и пристально оглядел се фигуру.
— Он растет, — заметил Маурик холодно. По его мнению, Рика должна была от него избавиться.
— А ты ждал другого? — ответила она сухо.
— Не ждал, а надеялся. Я надеялся, что богиня избавит тебя от стыда родить ублюдка.
— Стыд, которого ты хотел избежать, не мой, — возразила Рика, ежась под его злобным взглядом. — Зачем ты пришел, Маурик? Не для того же, чтобы узнать о моем здоровье или о здоровье ребенка?
При слове «ребенок» Маурик скривил рот, будто хотел сплюнуть. Потом, вероятно, передумав, сказал:
— Я пришел из-за твоего раба.
Если бы Рика не знала о слухах и сплетнях или не знала Балора, она удивилась бы скорости, с которой известие о его столкновении с римлянином достигло ушей Маурика. Однако она все это знала и поэтому не удивилась. Маурик вернулся после недельного отсутствия лишь накануне, и солнце еще не достигло зенита, как он уже был здесь, чтобы допрашивать ее.
— А в чем дело? — Бесцветный голос должен был показать апатию и отсутствие интереса. Рика прошла мимо него во двор и направилась к хижине. Она знала, он последует за ней, но давала понять, что его визит вообще нежелателен.
— Я слышал, он не хочет смириться со своим положением.
— Тебя обманули. — Рика не оглянулась.
