слезящимися глазами, как будто в них насыпали совок песка, замедленно хлопала левой рукой по несуществующему карману, а правой громко щелкнула предохранителем.
Все еще сидящий в воде Павел Антонович отогнал от себя ладошками обрывки костюма в предыдущей реинкарнации толстяком, став похожим на плещущегося в обычной домашней ванне старикана, сгоняющего хлопья грязи, покрывшие поверхность воды, к сливному отверстию, кряхтя поднялся, осмотрел себя, встряхнулся, сбрасывая капли, и, как фокусник, достал из-за пазухи длинный черный чулок, очень смахивающий на те, которые Максим содрал с Вики. На шефе не было ни царапины. Видимо Павел Антонович знал секрет знаменитого фокуса с распиливанием женщины и прочие его вариации.
— Что вы на меня так смотрите? Не в цирке, работать надо, — буркнул он и кинул чулок Максиму, который не соизволил и рукой пошевелить, чтобы его поймать, отчего кружевная тряпка шлепнулась ему в лицо, скользнула вниз и повисла, зацепившись за пуговицу, и вся сцена напомнила то ли эпизод соблазнения из эротического фильма для геев, то ли сцену ссоры оттуда же.
— А второй? — робко спросила Вика, приходя постепенно в себя, все еще с дрожью вспоминая, как стреляла сквозь любимого шефа, пусть даже и в клоунском одеянии.
— Это для материала, глупенькая, — зловеще-ласково ответил Павел Антонович, и на ближайшие несколько часов запас слов иссяк.
Теперь они больше походили на грибников или скорее на сборщиков трюфелей, учитывая относительную похожесть «трофеев» на эти самые трюфели, никем никогда не виденные, и то, что «материал» раскатился по всему залу ожидания и приходилось бродить по нему, разбрызгивая никак не уходящую воду, заглядывая во все углы и закоулки.
Урожай был хорош, чулок споро наполнялся, угрожающе раздуваясь наподобие объевшегося удава, продолжающего тем не менее, глотать дармовую еду, после чего у него неизбежно наступит заворот кишок или его просто разорвет по швам, но иного выхода не имелось — чулок являлся единственным вместилищем, а попытки Вики отыскать в воде свое бывшее рванье к успеху не привели, так как один ее чулок уплыл в неизвестном направлении, другой, застрявший в окончательно забившемся сливе, состоял из одних дыр, а в нашедшиеся трусики нельзя запихать и помидорины, настолько их хозяйка была узка в бедрах.
Между тем Павел Антонович не оставлял надежды все-таки распознать дорогого гостя и внимательно осматривал каждую находку, заглядывая им в глаза, словно терапевт, ставящий диагноз, задирая губы и оттягивая уши, откладывал те, которые, по его мнению, однозначно не подходили, на стул, а те, в которых он сомневался, запихивал в чулок, но потом, подвигав задумчиво бровями, складывал туда же и отбракованные.
Наконец урожай был полностью собран, упакован, верх чулка завязан неряшливым узлом из которого торчали случайно прихваченные белые волосы, и длинный толстый стручок положен опять же в воду, которая все же постепенно убывала, уже не доходя и до половины бугристой сосиски.
Человечки перед дорогой присели, причем Павел Антонович присел прямо на викин магнитофон, испуганно вскочил, почувствовав под собой ломкую поверхность, повертел у носа расползшийся корпус с торчащими проводками и пробегавшими между ними искорками, покосился на «сосиску» и сунул машинку Максиму. Максим, не сообразив, что тонкий механизм почил в бозе, все же попытался его включить, что удалось не сразу, так как расколотая кнопка никак не хотела лезть в паз, но сильный палец ее расплющил, и магнитофон неожиданно заработал, то есть на нем зажглись индикаторы, остро запахло горелой изоляцией, завыли моторчики, пытаясь прокручивать искореженную кассету, так и не поддавшуюся на их усилия, а из динамика донесся предсмертный хрип окончательно загубленного механизма.
Со шлюзом снова начались приключения. В него во время перестрелки попало несколько пуль, причем так удачно, словно кто-то целенаправленно стремился положить их кучно как раз в гидравлику, расплющить провода и выпустить из системы всю кровь, из-за чего запаковывающий и распаковывающий атомное убежище механизм совсем обездвижил и даже более — намертво застопорился, не поддаваясь на потуги Максима, Вики и Павла Антоновича, скопом ухватившиеся за медное колесо и страшно мешавшие друг другу, повернуть его хотя бы на одну угловую секунду.
И главная беда заключалась не только в том, что по неопытности или из-за кромешной тьмы в шлюзе они пытались вертеть колесо совсем в другую сторону, а в том, что оно действительно заклинилось, и если они не найдут способ отсюда выбраться как-то еще, то им придется или здесь зимовать, или спуститься вниз и там принять небольшой бой с теми товарищами, которые все еще надеются встретить дорогих гостей, может быть даже в наивной надежде первыми собрать урожай дорогих голов и золотых мозгов.
Естественно, не в бое дело, благо их умения, выдержки, вооружения хватило бы на то, чтобы выиграть локальный конфликт с применением орудия массового поражения, но вот что при этом делать с золотыми мозгами, которые явно не выдержат еще одной потасовки и превратятся в то же, во что уже превратились их ненужные тела, которые когда-то так любили поесть, попить, поваляться в кроватях с женщинами или мужчинами, поездить на мощных машинах, пострелять по богатым идиотам, понавешать на себя золото, камни, оружие, окружить нежное вместилище пороков, злобы, ненависти ватагой телохранителей, надеясь, что такое времяпрепровождение продлится вечность. Теперь они избавились от бремени земного существования, наверняка став намного счастливее, и отныне не будут возражать против столь утилитарного использования их бывших принадлежностей.
Вика, потирая придавленную мужскими плечами руку, пошла обратно в зал в поисках альтернативного выхода, и через несколько минут оттуда донеслись звуки взрыва, уши заложило от ударных волн, а воздух наполнился такой вонью, что Максим и Павел Антонович, поначалу решившие броситься на помощь Вике, отражающей в гордом одиночестве вражескую атаку, тотчас же передумали и с удвоенной энергией ухватились потными, соскальзывающими руками за ненавистную медную сосиску, еще раз рванули ее (уже в правильную сторону), втайне надеясь, что железяка сжалится над их усилиями и все-таки повернется, выпуская на волю, но пока все было бесполезно — хрустело, и достаточно сильно и болезненно, исключительно в их собственных суставах, мышцы были полностью готовы к тому, чтобы разорваться, но механизм стоял намертво, в нем не скрипнула ни одна несчастная шестеренка, не звякнула ни одна пружинка. Пришла пора взрывать этот железный гроб к едрене фене.
Стараясь не обращать внимания на участившиеся взрывы в зале ожидания и удержать равновесие, так как пол угрожающе раскачивался, намекая на то, что одно из кошмарных видений, которое часто посещало когда-то Максима, может сбыться в ближайшие мгновения — каменный колос, хоть и основательно подрубленный сверху (видимо, кто-то тоже покусился на его золотые мозги) медленно накренится и обрушится на землю, увлекая всех за собой в бездонную пропасть гравитации, где смерть подстерегает не в виде несуществующего дна, а в виде страха, давящего сердце и вырывающего жизнь из широко орущего рта, он повытаскивал из карманов упакованную в блестящую фольгу, словно шоколадки, пластиковую взрывчатку, сверху почему-то обернутую в бумажные фантики от детского гематогена с изображением белокурого кудрявого толстощекого малыша, снял с глинистой массы всю эту мишуру, с размаху прилепил бруски по периметру клепанного прямоугольника с зеркальной поверхностью и искажающей изображение посмешнее чем в комнате смеха, так что Павел Антонович заметно побледнел и попытался отодвинуться от слишком уж фамильярного со взрывчаткой Максима, но был сразу же загнан обратно и прижат к минеру-халтурщику ворвавшимися в шлюз обильным осколочным дождем, по счастливой случайности не только не задевшим ни одну пластиковую лепешку, но и даже не попавшим в мужчин.
Опаздывая на превращающуюся в затяжную войну, Максим несколько заторопился, пришлепывая взрывчатку как попало. Дверь практически скрылась под толстым слоем пластика, Павел Антонович наобум воткнул запал и, нисколько не медля, не колеблясь, не разведывая тылы и вообще его наличие, нажал кнопку. В их распоряжении остались считанные секунды на то, чтобы выскочить из шлюза и забиться в очень-очень далекий отсюда уголок, желательно такой же бетонированный, металлизированный, как и все убежище, которому предстояло вознестись на небо.
Не церемонясь друг с другом и не уступая места, они вылетели в зал ожидания, растянулись на скользком полу и, разгоняя воду, зажав головы руками, зажмурившись и вздрагивая от взрывов, разъехались в противоположные углы, достаточно точно попав как раз под ряды кресел, где и остановились, наткнувшись на связки труб и железные стены. В бегстве они не успели рассмотреть, что же творилось с Викой, но каждый надеялся, что при любом раскладе через несколько секунд будет уже неважно, кто побеждал в жаркой схватке.
