столоначальник! Ночевать в участке - какой стыд! Извозчик, Третья Мещанская!
- Два рублика.
- Да ты что, братец, белены объелся! Четвертак!
- Сам белены объелся! Тоже ездок нашелся!
- Скотина! Он еще грубит! А в участок хочешь?
- Ты меня еще городовым постращай!
- Ах ты, к-каналья! Над властями издеваешься? Устои подрываешь? Погоди, голубчик, вот я сейчас запишу твой номер! Го-ро-до-вой!!
- Ишь ты! - с уважением воскликнул извозчик. - И где это только люди насобачились добывать в воскресенье горькую? Ума не приложу! И, между прочим, не менее двух бутылок, ежели на ногах держится, а кричит: 'Городовой!'
Обыватель тщательно записал номер дерзкого извозчика и пошел пешком.
- Товарищ, скажите, как тут пройти на Дмитровку? - спросил у обывателя встречный юноша.
- Что-с? - завизжал обыватель. - За кого вы меня принимаете? Вы, кажется, думаете, что я из освободителей? Не товарищ я!
- Ну, гражданин. Извиняюсь!
- Не гражданин я.
- А кто же вы такой?
- Я - чиновник двенадцатого класса и кавалер ордена святыя Анны третьей степени. А ежели меня по ошибке задержали вместе с революционерами, то это, молодой человек, еще ничего не доказывает...
Юноша пристально всмотрелся в глаза обывателя и опасливо отошел в сторону.
- Вот ведь какая неприятность! - пробормотал обыватель. - Уже на улицах стали называть товарищем! Дойдет еще до столоначальника, чего доброго. Как пить дать выгонят со службы! Надо что- нибудь предпринять такое...
Обыватель поглубже засунул руки в карманы и запел 'Боже, царя храни'.
- Эй, газетчик! Дай-ка мне, милый, два номерочка 'Русского знамени'.
- Чего-с?
- 'Знамени', говорю, 'Русского' дай мне два номерочка. Или даже лучше три.
- Нету такой газеты.
- Нету? Ну, дай 'Новое время'.
- Нету такой газеты.
- А что же есть?
- 'Рабочая газета', 'Правда', 'Красная звезда'.
- Ах ты, нахальный мальчишка! Устои подрываешь? Нелегальщиной торгуешь? А вот я тебя, негодяя, в участок сведу!
- Не имеете права! Я налог плачу.
- Ла-а-адно! Я тебе покажу налог!
Обыватель тщательно записал приметы и номер крамольного газетчика и, нудно скрипя галошами, пошел дальше.
Над фасадом большого дома обыватель прочел надпись: 'Московский Комитет Всесоюзной Коммунистической партии'.
- Тэк-с! Приятно. На глазах у всех, так сказать, подрывают устои. Так и запишем. И улочку запишем. И номерок запишем. Все запишем.
Обыватель внес необходимую запись в памятную книжку и пошел дальше.
- Товарищ, разрешите прикурить? - остановил обывателя толстый гражданин в бобровой шубе.
У обывателя екнуло сердце и подкосились ноги.
- Хи-хи... Не извольте сомневаться. Никак нет. Никакого причастия к нелегальным подпольным организациям, революционным кружкам и политическим группировкам не имею-с и не являюсь, так сказать, 'товарищем', а ежели ночевал в участке, то, поверьте, ваш... превосхо... дительство... роковое недоразумение... несчастное стечение обстоятельств... Ва... ва... ва...
Гражданин в шубе в ужасе шарахнулся в сторону.
Исколесив всю Москву и уже окончательно отчаявшись в успехе поисков, заведующий музеем поздно вечером наконец, к великой своей радости, нашел исчезнувший экземпляр обывателя.
Экземпляр стоял посередине Театральной площади на коленях и, рыдая, говорил:
- Как честный человек... Роковое недоразумение... Чиновник двенадцатого класса и никакого причастия не имею... А ежели ночевал в участке, то, видит бог, по ошибке... Боже, царя храни!.. А что касается извозчика номер сорок девять тысяч двадцать один и газетчика номер двенадцать (блондин, четырнадцать лет, глаза голубые, особых примет не имеется), то могу подтвердить, что они есть замешанные в движении, особенно газетчик, который продает подпольную нелегальщину... Опять же могу указать адрес Московского Комитета Коммунистической партии... А ежели ночевал в участке, то...
Многие прохожие останавливались и давали ему копейку.
Две недели бился заведующий музеем, растолковывая обывателю сущность событий и перемен, случившихся за последние двадцать лет.
В начале третьей недели обыватель уразумел.
В конце третьей недели обыватель поступил в трест.
А в начале четвертой как-то вскользь, во время обеденного перерыва, сказал сослуживцам:
- Тысяча девятьсот пятый год? Как же, как же! Помню. Даже, можно сказать, лично участвовал в борьбе с самодержавием. Сидел, знаете, даже. За участие в демонстрации... Были дела! Ну да о чем толковать! Мы старые общественники-революционеры. И вообще, вихри враждебные веют над нами...
Говорят, что один раз он не без успеха выступал даже на вечере воспоминаний о 1905 годе.
Но это недостоверно.
Все же остальное - факт.
1926
ПЕРВОМАЙСКАЯ ПАСХА
Председатель месткома Кукуев подвел гостей к роскошно накрытому пасхальному столу и радушно воскликнул:
- Прошу вас, друзья! Милости просим. Чем бог послал. Христос, так сказать, воскресе!
- Воистину воскресе, - плотоядно ответили гости, потирая руки, и стали приближаться к столу.
- Усаживайтесь, граждане, усаживайтесь, - суетился Кукуев, - прошу покорно! Пал Васильевич, что ж это вы, батенька? Наливайте, Захар Захарыч, зубровочки. Софья Наумовна, запеканочки, а? Господа, усиленно рекомендую вам свяченого куличика... домашнего изготовления. А ты что ж, Митя, сидишь и ничего не ешь, как жених? Кушай, Митя! Поправляйся. Опять же, может быть, кто-нибудь хочет свяченых яичек? Вот зелененькое, а вот и красненькое. Сами в церковь носили с Марь Ванной... Христос воскр...
В этот миг в передней раздался звонок, и через минуту в столовую вбежала взволнованная дочурка:
- Тятя! Вас там какой-то спрашивает.
- Кто б это мог быть? - изумился Кукуев. - Кажись, все свои в сборе. Гм... Извините, граждане, я сейчас.
С этими словами Кукуев вошел в переднюю и закачался. Перед зеркалом снимал пальто сам товарищ Мериносов.
- А я, брат, к тебе, - весело сказал он. - С Первым маем тебя! Отличная, браток, погода! Солнце, птички, солидарность! Возвращаюсь, понимаешь, с демонстрации и дай, думаю, зайду проведать старика Кукуева. Уж не болен ли? Чаем напоишь?
'Я б тебя с удовольствием уксусной эссенцией напоил', - мрачно про себя подумал Кукуев, а вслух радостно воскликнул:
