сказочность своего содержания, даже элементы фантастики, былины в основе своей всегда глубоко реалистичны, по-народному мудры и ясны, отличаются простотой. В фильме же бросается в глаза разностильность. Творческий почерк постановщика А.Птушко то и дело резко меняется. У него нет настоящего проникновения в материал: отсутствует строгий отбор изобразительных средств.
В картине незаконно уживаются взаимно исключающие друг друга стили. Монументальный стиль 'Александра Невского' в соседстве с мишурной экзотикой 'Индийской гробницы', фотографически достоверная березовая роща и бутафорская фантастика подводного царства. Словом, эклектическая смесь несовместимых красот и приемов. Раз уж берешься за тему былинную, то и стиль должен быть от начала до конца единый: строгий, эпический. Когда на берегу моря мечутся в рогатых шлемах небрежно загримированные 'варяги', это вызывает только улыбку. Вообще надо заметить, что битва новгородцев с варягами производит, вопреки воле постановщика, комическое впечатление. Она скорее напоминает потасовку из 'Трех мушкетеров', чем былинное сражение.
Артисту С.Столярову, по существу, нечего играть. Ему остается только позировать. Характер Садко, в отличие от былины и оперы, в фильме почти не развивается. Нечего также делать двум молодым актрисам, исполняющим роли возлюбленной Садко Любавы и Ильмень-царевны.
Артисты играют в разных стилях: кто в бытовой манере, кто в героической, кое-кто даже 'в духе Метерлинка'. Юмористическое впечатление производит птица Феникс с красивой женской головой и длинными цыплячьими ногами, когда ее несут завернутую в какую-то бумагу, словно курицу с базара. Здесь уже явный недостаток вкуса. Тот же упрек можно отнести и к сценам с участием морского царя, маскарадно костюмированного и весьма напоминающего балаганного комика. Постановщик, видимо, спутал два образа: шутника-водяного и грозного морского царя. А это не одно и то же.
Сценарист не нашел хорошего народного языка для своих героев. Правда, они разговаривают 'по- былинному', но это явная стилизация. Нет-нет да и прорвется какое-нибудь комнатное словечко: 'Чего ж теперь ты хочешь?' 'Воздуха вольного хочу'. Так и подмывает прибавить: 'Воздуха вольного хочу, кислородушка'.
Но при всех недостатках картина все же смотрится. Она смотрится не как единое художественное целое, а как ряд более или менее красивых картин, а иногда и аттракционов. Из этих картин лучшее, конечно, вся первая часть. Тут действительно верно найден былинный стиль. Много сочного, яркого. Выделяется сцена, в которой Садко выбирает дружину для путешествия. Удачно показана борьба богатыря Вышаты с медведем.
Сравнительно сильная сторона фильма - хорошее качество съемок, в особенности комбинированных. Удачна работа художников. И конечно, восхищает музыка Римского-Корсакова, хоть и урезанная, но все же даже и в таком виде прекрасная. Несмотря на все очевидные недостатки картины, выпуск 'Садко' на экран надо считать явлением небесполезным. Кино располагает большими средствами для того, чтобы экранизировать русские былины и сказки. Только делать это нужно не так легковесно, а с большим вкусом и тактом. Но - лиха беда начало!
1953
ЗАМЕТКИ О МАЯКОВСКОМ
Маяковский любил печататься в массовых многотиражных изданиях. В одном только 'Огоньке' при жизни Маяковского было помещено больше двадцати стихотворений. Два стихотворения появились вскоре после его смерти: 'Нота Китаю' и 'Стихи о советском паспорте'.
Я хорошо помню тот день - тридцать лет назад, - когда в редакции 'Огонька' впервые появился Маяковский. Это было весной 1923 года, незадолго до выхода в свет первого номера журнала. Страна переживала тягостные, тревожные дни болезни Ильича. Положение Ленина было настолько серьезно, что правительство выпустило специальный бюллетень о состоянии его здоровья. Возле белых листков, расклеенных на стенах домов, толпились люди. Тень горя и тревоги упала на омраченный город. Она представляла разительный контраст с ярким весенним солнцем, блеском стекол и голубым небом над сиреневыми луковками Страстного монастыря.
Маяковский пришел в редакцию 'Огонька' в легком весеннем макинтоше, в кепи, с палкой, повешенной на руку, с толстым окурком папиросы в углу своего характерно очерченного, энергичного рта. Опершись спиной о косяк двери, поэт прочел нам новое, только что написанное стихотворение:
Тенью истемня весенний день,
выклеен правительственный
бюллетень...
Как сейчас, слышу раскаты низкого голоса Владимира Владимировича, как сейчас, вижу над его переносицей глубокую короткую вертикальную черту, разделявшую его густые, крылатые брови.
Нет!
Не надо!
Разве молнии велишь
не литься?
Нет!
Не оковать язык грозы!
Вечно будет
тысячестраницый
грохотать
набатный
ленинский язык.
Это было гениально просто, с небывалой силой выраженное общее чувство всего советского народа. Это были те единственные слова, которые так отвечали нашему душевному состоянию.
Стихотворение 'Мы не верим!' было напечатано в первом номере журнала. Так Маяковский начал сотрудничать в 'Огоньке', так появились в печати строки, ставшие классикой: 'Не ослабеет ленинская воля в миллионносильной воле РКП', 'Вечно будет ленинское сердце клокотать у революции в груди...'
Маяковский не забывал 'Огонек'. Обычно он приходил днем, вынимал из бокового кармана сложенный вчетверо лист линованной бумаги, на котором помещалось ровно тридцать пять стихотворных строк знаменитой маяковской 'лестнички', и читал свою новую вещь сотрудникам журнала. Так мы впервые услышали многие его лучшие стихотворения: 'Киев', 'Мексика', 'Мы - Эдисоны невиданных взлетов...', 'Марш ударных бригад' и многие другие. Поэт помещал в 'Огоньке' и свои знаменитые стихотворные рекламы. Своей работе в этой области Маяковский придавал большое принципиальное значение и очень сердился, когда с ним не соглашались. Была у Маяковского, между прочим, реклама, посвященная 'Огоньку'.
Беги со всех ног
покупать
'Огонек',
призывали светящиеся буквы.
В 1923 году Маяковский принес шуточное стихотворение 'Схема смеха', с собственными иллюстрациями: шесть картинок, сделанных пером, тушью, в острой манере 'Окон сатиры' РОСТА. Комизм стихотворения заключался в неожиданных рифмах и в еще более неожиданных логических выводах. Речь шла о том, как по железнодорожному полотну шла баба с молоком и чуть не попала под курьерский поезд.
Была бы баба ранена,
зря выло сто свистков ревмя
но шел мужик с бараниной
и дал понять ей вовремя.
И вдруг совершенно неожиданный и смешной именно этой своей неожиданностью вывод:
Хоть из народной гущи,
