– Ну как же. Могучий джинн, охраняющий старого султана Долгорукого. То-то он, Иван Игнатьевич, филерам губернатором грозился, – снова обратилась она к инженеру. – А я не возьму в толк, что за начальник такой, которому и Охранка нипочем. Не знала, господин джинн, что вы и политическим сыском не гнушаетесь.
Она добила Эраста Петровича последним, уже совершенно испепеляющим взглядом, кивнула на прощанье хозяину и величественно направилась к выходу.
– Погодите, – окликнул ее Фандорин.
– Что вам еще от меня нужно? – гордо изогнула барышня стройную шею. – Все-таки надумали арестовать?
– Вы забыли свое оружие. – Статский советник поднял револьвер и протянул ей рукояткой вперед.
Эсфирь Литвинова выдернула оружие двумя пальцами, словно брезговала дотронуться до руки чиновника и вышла вон.
Подождав, пока хлопнет входная дверь, Фандорин обернулся к инженеру и негромко сказал:
– Я знаю, господин Ларионов, о ваших отношениях с Охранным отделением.
Инженер вздрогнул, как от удара. На его желтоватом, с отечными мешками лице возникло выражение тоскливой обреченности.
– Да, – кивнул он, устало опускаясь на стул. – Что вы хотите знать? Спрашивайте.
– Я услугами тайных осведомителей не пользуюсь, – сухо ответил на это Эраст Петрович. – По-моему, шпионить на своих товарищей м-мерзко. То, чем вы здесь занимаетесь, называется провокацией. Заводите новые знакомства среди романтически настроенной молодежи, поощряете антиправительственные разговоры, а потом доносите в Охранку о своих достижениях. Как вам не совестно, ведь вы д-дворянин, я читал ваше досье.
Ларионов неприятно рассмеялся, подрагивающей рукой вынул папиросу.
– Совестно? Вы про совесть с господином Зубцовым поговорите, Сергеем Витальевичем. И про провокацию тоже. Сергей Витальевич, правда, этого слова не любит. Он говорит „санация“. Мол, лучше потенциально опасных субъектов на ранней стадии помечать и отсеивать. Для пользы общества и их же собственной. Если не у меня будут собираться, под внимательным оком Сергея Витальевича, то в каком- нибудь другом месте. И неизвестно, до чего там додумаются, каких дел натворят. А тут они все на виду. Чуть кто от праздных разговоров начнет на дело выворачивать, его, голубчика, сразу цап-царап. Государству спокойствие, господину Зубцову поощрение, а иуде Ларионову бессонные ночи…
Инженер закрыл лицо руками и замолчал. Судя по дерганью плеч, боролся с рыданиями.
Эраст Петрович сел напротив, вздохнул.
– Как же вас угораздило? Ведь противно.
– Еще бы не противно, – глухим голосом отозвался Ларионов сквозь прижатые ладони. – Я студентом тоже о социальной справедливости мечтал. Листовки в университете расклеивал. За этим занятием меня и взяли.
Он отнял руки, и стало видно, что глаза у него влажные, блестящие. Чиркнул спичкой, судорожно затянулся.
– Сергей Витальевич человек гуманный. „У вас, говорит, Иван Игнатьевич, мать старая, больная. Если из университета выгонят – а это самое малое, что вам грозит – не переживет. Ну, а ссылкой или, упаси Боже, тюрьмой вы ее точно в могилу сведете. Ради чего, Иван Игнатьевич? Ради химер?“ И дальше про санацию стал объяснять, только длиннее и красивее. Мол, я вас не в доносители зову, а в спасители детей. Ведь они, неразумные и чистые сердцем, бегут по цветущему лугу и не видят, что за лугом-то пропасть. Вы бы и встали на краю этой пропасти, помогли бы мне детей от падения уберечь. Сергей Витальевич говорить мастер, и главное сам верит. Ну, и я поверил. – Инженер горько улыбнулся. – Честнее сказать, заставил себя поверить. Мать и в самом деле бы не пережила… Ну что, университет я закончил, и должность хорошую мне господин Зубцов приискал. Только вышло, что никакой я не спаситель, а самый обычный „сотрудник“. Как говорится, нельзя забеременеть наполовину. Даже жалованье получаю, пятьдесят пять целковых. Плюс пятьдесят расходных, под отчет. – Улыбка стала еще шире, растянувшись в глумливый оскал. – В общем, всем жизнь хороша. Только вот совсем не сплю по ночам. – Он зябко поежился. – Забудусь на минуту и вздрагиваю – слышу стук. Думаю, а вот и за мной пришли. То ли те, то ли эти. Так и дергаюсь всю ночь. Стук-стук. Стук-стук.
В этот миг раздался стук дверного молотка. Ларионов вздрогнул и нервно рассмеялся.
– Припозднился кто-то. Всё веселье пропустил. Вы, господин Фандорин, уйдите пока вон за ту дверь. Ни к чему, чтоб вас тут видели. Объясняйся потом. Я быстро спроважу.
Эраст Петрович перешел в соседнюю комнату. Старался не подслушивать, но голос у пришедшего был громкий, ясный.
– … И не передали, что мы у вас остановимся? Странно.
– Никто мне ничего не передавал! – ответил Ларионов и громче чем нужно, спросил. – А вы в самом деле из Боевой Группы? Вам здесь нельзя! Вас всюду ищут! У меня только что была полиция!
Позабыв о щепетильности, Фандорин тихо подобрался к двери, приоткрыл щелку.
Перед инженером стоял молодой человек в бекеше и английском кепи, из-под козырька которого свисала длинная светлая прядь. Поздний гость держал руки в карманах, в прищуренных глазах посверкивали озорные искорки.
– Вы здесь один? – спросил визитер.
– Еще кухарка, она спит в чулане. Но вам правда здесь нельзя.
– Значит, пришла полиция, понюхала и ушла? – засмеялся блондин. – Вот ведь чудеса какие.
Веселый молодой человек переместился так, что оказался спиной к статскому советнику, Ларионов же, на – оборот, был вынужден повернуться к двери лицом. Интригующий гость сделал какое-то невидное для Фандорина движение рукой, и инженер вдруг ахнул, попятился.
– Что, Искариот, страшно? – все таким же легкомысленным тоном поинтересовался гость.
Почуяв неладное, Эраст Петрович рванул створку, но в ту же секунду ударил выстрел.
Ларионов, взвыв, согнулся пополам, стрелявший же оглянулся на грохот и вскинул руку с компактным вороным „бульдогом“. Фандорин нырнул под выстрел и бросился молодому человеку в ноги, однако тот ловко отскочил назад, ударился спиной о дверной косяк и вывалился в прихожую.
Фандорин приподнялся над раненым и увидел, что дело плохо: лицо инженера быстро заливала мертвенная голубизна.
– Ноги отнялись, – прошептал Ларионов, испуганно глядя в глаза Эрасту Петровичу. – И не больно, только спать хочется…
– Я должен его догнать, – скороговоркой произнес Фандорин. – Я быстро, и сразу врача.
Выскочил на улицу, посмотрел вправо – никого, влево – вон она, быстрая тень, несется в сторону Кудринской.
На бегу статскому советнику пришли в голову две мысли. Первая, что врач Ларионову не понадобится. Судя по симптомам, перебит спинной хребет. Скоро, очень скоро бедный инженер наверстает все свои бессонные ночи. Вторая мысль была ближе к делу. Догнать-то убийцу не штука, да что с ним, вооруженным, делать, когда у самого оружия нет? Не ожидал статский советник от сегодняшнего дня никаких рискованных предприятий, и верный „герсталь-баярд“, семь зарядов, новейшая модель, остался дома, а как бы сейчас пригодился.
Бегал Эраст Петрович быстро, и расстояние до тени стремительно сокращалось. Однако радоваться тут было нечему. На углу Борисоглебского убийца оглянулся и кинул в преследователя трескучий язык
