решат брать, стрельни хоть раз, чтоб я подготовился.
Не ошибся. Емеля ушел и вернулся с покупками, а вскоре прибыл и Снегирь. Сказал, Жюли уехала. Хорошо.
До полуночи еще было далеко, на подготовку времени хватало. Емеле Грин разрешил читать про графа – пальцы у верзилы слишком грубые для тонкой работы, а в помощь взял Снегиря.
Первым делом приоткрыли все двадцать консервов ножом, вывалили содержимое в помойное ведро. Мясные банки были фунтовые, помидорные вдвое уже. С узких Грин и начал. Заполнил до половины гремучей смесью – на больше не хватало, но ничего, вполне достанет и этого. Осторожно всунул стеклянные трубочки химических взрывателей. Принцип был простой: при соединении состав запала и гремучая смесь давали взрыв огромной разрушительной силы. Тут требовалась особенная осторожность. Сколько товарищей подорвалось, задев хрупким стеклом о металл корпуса.
Снегирь смотрел, затаив дыхание. Учился.
Осторожно вдавив трубочки в студенистую массу, Грин пригнул обратно оттопыренную крышечку и вставил узкую банку в жестянку из-под свинины. Получилось почти идеально. В промежуток между стенками банок насыпал шурупов, сколько поместилось. Теперь оставалось только залепить верхнюю крышку, и бомба готова. От удара стеклянная трубочка лопнет, взрыв разнесет тонкие стенки, и шурупы превратятся в смертоносные осколки. Проверено не раз – действует отлично. Недостаток только один: разлет осколков до тридцати шагов, а значит, легко пораниться самому. Но на этот счет у Грина было свое соображение.
В полночь – это замечательно.
Только бы не передумали, не начали раньше.
– Гнида какая этот Вильфор! – пробормотал Емеля, переворачивая страницу. – Чисто наши судейские.
В одиннадцать погасили свет. Пусть полиция думает, что легли спать.
По одному, всякий раз приоткрывая дверь совсем на чуть-чуть, выскользнули во двор, залегли у заборчика.
Скоро глаза привыкли к темноте, и было видно, как без четверти двенадцать к домику по белому пустырю стали стягиваться юркие, бесшумные тени.
Остановились плотным кольцом, не дойдя до заборчика каких-нибудь десяти шагов. Вон сколько их. Но это даже неплохо. Больше будет суматохи.
Прямо впереди, на дорожке, тени собрались в большой ком. Было слышно шепот, позвякивание.
Когда ком двинулся к калитке, Грин скомандовал:
– Пора.
Бросил в надвигающийся ком банку, сразу за ней вторую и упал лицом в снег, закрыв уши.
От сдвоенного грохота все равно ударило в перепонки. А слева и справа тоже громыхнуло: раз, другой, третий, четвертый. Это бросили бомбы Емеля со Снегирем.
Тут же вскочили на ноги и бегом вперед, пока полицейские ослеплены вспышками и оглушены взрывами.
Перескакивая через распростертые на дорожке тела, Грин удивился, что зашитый бок и сломанное ребро совсем не болят. Вот что значит – довериться внутренним силам организма.
Рядом тяжело топал Емеля. Снегирь резвым жеребенком несся впереди.
Когда сзади ударили выстрелы, до спасительных пакгаузов оставалось рукой подать.
Чего теперь стрелять-то. Поздно.
Квартира на Воронцовом поле оказалась удобная: три комнаты, черный ход, телефон и даже ванная с подогревом воды.
Емеля сразу уселся с книжкой – будто не было взрывов, бега под пулями через заснеженный пустырь и потом долгого петляния по темным улочкам.
Выбившийся из сил Снегирь упал на диван и уснул.
Грин же внимательно осмотрел квартиру, надеясь обнаружить какую-нибудь ниточку, по которой можно будет добраться до ТГ.
Ничего не обнаружил.
Квартира была полностью меблированная, но без каких-либо признаков настоящей жизни. Ни портретов, ни фотографических карточек, ни безделушек, ни книг.
Здесь явно никто не жил.
Тогда зачем она нужна? Для деловых встреч? На всякий случай?
Но содержать такую квартиру для встреч или „на всякий случай“ мог только очень богатый человек.
Опять поворачивало на Лобастова.
Загадочность вселяла тревогу. То есть непосредственной опасности Грин не предполагал – если это ловушка, то зачем выводить Боевую Группу из-под удара Охранки? И все же правильней было уйти в отрыв.
Он протелефонировал Игле. Объяснять ничего не стал, сказал только, что завтра понадобится новая квартира и назвал свой адрес. Игла сказала, что придет утром. Голос у нее был встревоженный, но спрашивать, умница, ни о чем не стала.
Теперь спать, сказал себе Грин. Устроился в кресле не раздеваясь. На столик перед собой выложил „кольт“ и четыре оставшихся бомбы.
Оказывается, устал. И с ребром не так хорошо, как думал. Это из-за быстрого бега. Как только от тряски взрыватели в бомбах не разбились. Вот было бы глупо.
Закрыл глаза, а открыл вроде как через мгновение, однако за окном светило солнце и заливался дверной звонок.
– Кто? – раздался из прихожей густой бас Емели. Ответа было не слышно, но дверь открылась.
Утро, причем не раннее, понял Грин.
Организм все-таки вытребовал свое – по меньшей мере часов десять полного покоя.
– Как ваши раны? Что деньги? – спросила Игла, входя в комнату.
Не дожидаясь ответа, сказала:
– Про то, что было ночью, знаю. Матвей у нас. Вся Москва полна слухами про бой на железке. Убит сам Бурляев, это известно доподлинно. И еще, говорят, полицейских перебили видимо-невидимо. Но что я вам рассказываю, вы ведь там были…
Глаза у нее были не такие, как всегда, а живые, полные света, и от этого стало видно, что Игла никакой не перестарок. Просто строгая, волевая женщина, перенесшая немалые испытания.
– Вы самый настоящий герой, – произнесла она очень серьезным и спокойным тоном, будто констатировала доказанный наукой факт. – Вы все герои. Не хуже народовольцев.
И посмотрела так, что ему сделалось неловко.
– Раны больше не мешают. Деньги отправлены. Сегодня будут в Питере, – стал отвечать он по порядку. – Что Бурляев, не знал, но это хорошо. Про видимо-невидимо преувеличение, но нескольких положили.
Теперь можно было и к делу:
– Первое – другая квартира. Второе – кончилась взрывчатая смесь. Нужно достать. И взрывателей. Химических, ударного типа.
– Квартиру ищут. К вечеру непременно будет. Взрыватели есть, сколько угодно. В прошлом месяце из Петербурга доставили целый чемодан. С взрывчаткой хуже. Придется делать. – Она задумалась, поджав тонкие бледные губы. – Разве что к Аронзону… Я слежу за его окнами, сигнала тревоги нет. Думаю, можно пойти на риск. Он химик, наверняка может изготовить. Только захочет ли. Я говорила вам, он противник террора.
– Не нужно. – Грин помял ребра. Боли больше не было. – Я сам. Пусть только ингредиенты достанет. Сейчас напишу.
Пока писал, чувствовал на себе ее неотрывный взгляд.
– Я только сейчас поняла, как вы на него похожи…
Грин не дописал длинное слово „нитроглицерин“, поднял глаза.
