– Эраст Петрович, дорогой, тут, конечно, дело отчасти приватное, но, зная вас как человека исключительной щепетильности и широких взглядов, не считаю себя в праве утаивать, тем более что дело особенной важности, пред которым блекнут все частные соображения, каковые… – Тут, несколько запутавшись в грамматике, Сверчинский сбился и заговорил проще. – Я располагаю сведениями, что подполковник Бурляев поддерживает знакомство с некоей Дианой – это, разумеется, агентурная кличка. Очень таинственная особа, сотрудничающая с властями бескорыстно, из идейных соображений, и потому ставящая собственные условия. Например, мы не знаем ни ее настоящего имени, ни места проживания – лишь адрес конспиративной квартиры, которую Департамент для нее снимает. Судя по всему, это барышня или дама из очень хорошей семьи. Имеет широчайшие и полезнейшие знакомства в революционных кругах Москвы и Санкт-Петербурга, оказывает полиции поистине неоценимые услуги…
– Она любовница Бурляева, и он мог ей проговориться? – нетерпеливо перебил Сверчинского чиновник. – Вы на это намекаете?
Станислав Филиппович расстегнул тугой ворот, придвинулся ближе.
– Я… я не уверен, что она его любовница, но допускаю. Очень даже допускаю. А если так, то Бурляев вполне мог наболтать ей лишнего. Понимаете, двойные агенты, да еще такого склада, мало предсказуемы. Сегодня сотрудничают с нами, а завтра дают задний ход…
– Хорошо, учту.
Эраст Петрович о чем-то задумался и вдруг сменил тему:
– Я полагаю, Фрол Григорьевич п-протелефонировал вам, чтобы вы оказывали мне всемерное содействие.
Сверчинский приложил руку к груди – мол, всем, чем только смогу.
– Тогда вот что. Для расследования мне понадобится толковый п-помощник, он же офицер связи. Не одолжите мне вашего Смольянинова?
Вроде бы недолго пробыл статский советник в желто-белом особняке, не более получаса, а когда снова вышел на улицу, город было не узнать. Ветру надоело гонять белую труху по кривым улицам, снег улегся на крыши и мостовые рыхлыми грудами, небо же, которого совсем недавно будто бы и вовсе не было, волшебным образом прояснилось. Оказалось, что оно вовсе не низкое и крупитчатое, а напротив, очень высокое, радостно-синее и, как положено, увенчанное маленьким, но блестким, как империал, золотым кружком. Над домами откуда ни возьмись повылезали елочные шары куполов, заиграл радужными брызгами новорожденный снег, и Москва проделала свой любимый фокус – обратилась из лягушки такой царевной, что вдохнуть вдохнешь, а выдохнуть позабудешь.
Эраст Петрович посмотрел вокруг, да и остановился, несколько даже ослепнув от сияния.
– Красота какая! – воскликнул поручик Смольянинов, но застыдился чрезмерной восторженности и счел нужным снисходительно добавить. – Экие, право, метаморфозы… Мы сейчас куда, господин статский советник?
– В Охранное отделение. Погода и в самом деле славная. Д-давайте пройдемся.
Фандорин отпустил возок обратно в генерал-губернаторову конюшню, и пять минут спустя чиновник особых поручений и его румяный спутник шагали по Тверскому бульвару, где уже вовсю прогуливалась ошалевшая от нежданной природной амнистии публика, хотя дворники еще только начали расчищать аллеи от снега.
Эраст Петрович то и дело ловил на себе взгляды – то испуганные, то сочувственные, то просто любопытствующие, и не сразу понял, в чем дело. Ах да, ведь сбоку и чуть сзади вышагивает молодец в синей жандармской шинели, при кобуре и шашке. Со стороны можно подумать, что приличного на вид господина в меховом плаще и замшевом цилиндре сопровождают под конвоем. Двое встречных студентов- технологов, Фандорину вовсе незнакомых, „арестанту“ кивнули, а на „конвоира“ посмотрели с ненавистью и презрением. Эраст Петрович оглянулся на поручика, но тот был все так же улыбчив и враждебности молодых людей, похоже, не заметил.
– Смольянинов, вы, очевидно, несколько дней проведете со мной. Не носите мундир, это может повредить делу. Ходите в штатском. И кстати, давно хотел вас с-спросить… Как получилось, что вы оказались в Жандармском корпусе? Ведь ваш отец, кажется, тайный советник? Могли бы служить в г- гвардии.
Поручик воспринял вопрос как приглашение сократить почтительную дистанцию, в один прыжок догнал чиновника и зашагал с ним плечо к плечу.
– Да что там хорошего в гвардии, – охотно откликнулся Смольянинов. – Парады да попойки, скука. А в жандармском служить одно удовольствие. Секретные задания, выслеживание опасных преступников, бывают и перестрелки. В прошлом году анархист в Новогирееве на даче засел, помните? Целых три. часа отстреливался, двоих наших ранил. Меня тоже чуть не задел, пуля совсем близко от щеки вжикнула. Еще бы полдюйма, и шрам остался.
Последние слова были произнесены с явным сожалением об упущенной возможности.
– А не задевает вас то… неприязненное отношение, с к-которым к синим мундирам относятся в обществе, особенно в кругу ваших сверстников?
Эраст Петрович посмотрел на спутника с особенным интересом, но взгляд Смольянинова был по- прежнему безмятежен.
– Я на это внимания не обращаю, потому что служу России и совесть моя чиста. А предубеждение против чинов Жандармского корпуса рассеется, когда все поймут, как много мы делаем для зашиты государства и жертв насилия. Вы ведь знаете, что эмблема, назначенная Корпусу императором Николаем Павловичем – белый платок для утирания слез несчастных и страждущих.
Такой простодушный энтузиазм заставил статского советника вновь взглянуть на поручика, и тот заговорил еще горячее:
– Нашу службу считают зазорной, потому что о ней мало знают. А между прочим, попасть в жандармские офицеры совсем непросто. Во-первых, принимают только потомственных дворян, потому что мы – главные защитники престола. Во-вторых, отбирают самых достойных и образованных из армейских офицеров, только тех, кто закончил училище не ниже, чем по первому разряду. Чтоб ни одного пятнышка по службе и упаси боже никаких долгов. У жандарма должны быть чистые руки. Знаете, какие экзамены мне пришлось выдержать? Ужас! Я за сочинение на тему „Россия в XX веке“ высший балл получил, а все равно почти год очереди на курсы дожидался, и после окончания курсов еще четыре месяца вакансии ждал. В Московское управление меня, правда, папа устроил…
Этого Смольянинов мог бы и не добавлять, так что Эраст Петрович оценил честность молодого человека по достоинству.
– Ну и какое же будущее ожидает Россию в XX веке? – спросил Фандорин, покосившись на защитника престола с явной симпатией.
– Самое великое! Нужно только перенаправить настроение просвещенной части общества от разрушительности к созиданию, а непросвещенную часть общества следует образовывать и постепенно воспитывать в ней чувство самоуважения и достоинства. Это самое главное! Если этого не сделать, то Россию ожидают самые чудовищные испытания…
Однако какие именно испытания ожидают Россию, Эраст Петрович так и не узнал, потому что уже свернули в Большой Гнездниковский, и впереди показался неприметный двухэтажный дом зеленого цвета, в котором располагалось Московское охранное отделение.
Человеку, не сведущему в хитросплетениях ветвей древа русской государственности, непросто было бы разобраться, в чем состоит различие между Охранным отделением и Губернским жандармским управлением. Формально первому надлежало заниматься розыском политических преступников, а второму – дознанием, но, поскольку в секретных расследованиях розыск от дознания бывает неотделим, оба ведомства делали одну и ту же работу: истребляли революционную язву всеми предусмотренными и непредусмотренными законом способами. И жандармы, и „охранники“ были людьми серьезными, многократно проверенными, допущенными к сокровеннейшим тайнам, однако же Управление подчинялось штабу Отдельного жандармского корпуса, а Отделение – Департаменту полиции. Путаница усугублялась еще и тем, что руководящие чины Охранного нередко числились по Жандармскому корпусу, а в жандармских управлениях служили статские чиновники, вышедшие из Департамента. Очевидно, в свое время кто-то
