делу. Печенинку несчастному, пожалуйста, прошу вас… — Он тут же забросил лапу Люси на колено, искательно заглядывая ей в глаза.
— Интересно, как его зовут, — задумалась Люси, почесывая ему шею.
— Пучок, — тут же поспешил заявить пес, радостно мотнув головой. — Пол мужской, национальность собачья, в браке состоял, состою и буду состоять, когда только представится удобная возможность. Ну, а коротко говоря, джентльмен собачьих убеждений, густопсовых пород.
— Помнится, — сказал я, поглядев в потолок, — этот… как его… Джилберт, кажется? Называл его Пучком.
При упоминании имени бывшего «хозяина» пес заметно напрягся.
— Мне стыдно, — признался он. — Прошу прощения за то, что мне пришлось сыграть несколько неприглядную роль в первые часы нашей встречи, — понурил он голову. — Но, видит бог, как и вы, я пал жертвой обмана.
— Что ты этим хочешь сказать? — спросил я. — Тебя разыграли?
— Он сказал, что в кармане у него колбаса, и я устремился за ним. Можно сказать, пошел на поводу. Теперь я вижу, каким я был глупцом! Какое легкомыслие я проявил, общаясь с мошенниками! А ведь чувствовал, что никаким угощением от него не пахнет, но он был так любезен, так обходителен!
— Как вы думаете, он голодный? — спросила Люси, не сводившая с меня странного взгляда.
— Леди будет рада услышать, что она не ошиблась в своих предположениях! — воскликнул пес, тут же отбросив в сторону подобострастие, вскочив и распрямившись, точно хвост его воткнули в розетку.
— По виду можно сказать, да. Он голоден, — подтвердил я.
— Зачемжеделостало! — на одном дыхании произнес пес, сопроводив речитатив могучим жарким вздохом.
Люси явно всего этого не слышала. Очевидно, собачий язык был доступен лишь мне одному. Я стал меньшинством, уподобившимся четвероногим созданиям, зарегистрированным в их псарне-клубе в качестве двуногого чудака, такого же, как они, обвывателя луны.
— Все же, думаю, позвонить в общество защиты животных или в приют для «потеряшек» не мешало бы. Должен же быть какой-то собачий «телефон доверия» или собачья «служба спасения». Хотя, правду сказать, он такой симпатичный, что я бы оставила его себе. Нет, вы только посмотрите на него. Он великолепен, не правда ли?
— Мадам, поступайте, как велит вам ваше доброе сердце, — промурлыкал пес, затем придвинулся к Люси и доверительно шепнул, как советник королевы: — От всей души вам это советую.
— Прекрасно, — сказал я. — Сейчас позвоню.
— Нет, только не в клетку! — завопил пес. Я нагнулся к нему, как будто бы для того, чтобы погладить, и шепнул в самое ухо:
— Не беспокойся, я заберу тебя к себе. Сегодня же.
Я совершенно слетел с катушек, это было очевидно. Точно не знаю, как это произошло, но я рассчитывал, что пес мог бы помочь мне выбраться из этого состояния.
— Благодарю вас, сэр, благодарю вас! Исполняется главное желание моей жизни, моя заветная мечта! Ваша щедрость поистине безгранична, — подпрыгивал он, припадая на передние лапы, словно исполнял вдохновенный регтайм на клавишах пианино. При этом у него были определенные трудности со словом «щедрость». Он произносил его как «ссчедрроссть». Дело в том, что (если все это не было галлюцинацией) я на самом деле не знал, что за щедрость имел в виду пес, и если она у меня была, то где могла храниться и откуда бралась?
Я пошел в свой кабинет — позвонить. Мне нужно было не общество защиты животных, а какая- нибудь служба по охране психического здоровья людей.
В результате я позвонил своему доктору. Казалось, прошло несколько часов, пока я дозвонился до оператора.
— Нажмите один, если вы при смерти, два — если вы можете подождать, пока ваш личный доктор освободится, три — если вы страдаете от заниженной самооценки и хотите почувствовать, что кто-то заботится о вас, четыре — если это ложный вызов… — и так далее. Если лечащий врач отсутствует, тебя переключают на агентство, которое отсылает к другому доктору.
Когда я посвятил оператора в суть происходящего, он спросил, что со мной приключилось.
— Слушайте, наверное, если бы я знал, что со мной происходит, мне бы и доктор был не нужен. А вы как думаете? — огрызнулся я.
— Харчи! — могу поклясться, что я услышал это слово прежде, чем в трубке зазвучала музыка, потом ответила какая-то женщина. Оператор назвал ей мое имя.
— Алло? На что жалуетесь? — спросил женский голос. — Арчи, я работаю, отведи Джемиму в заднюю комнату.
— Я слышу голоса, — глухо пробубнил я в трубку.
— Голоса? Какие голоса? — поинтересовался эскулап.
— Голоса в голове.
— Но вы же понимаете, что мы в настоящий момент говорим по телефону?
— Нет, я не про ваш голос. Речь идет о других голосах. Вообще, точнее говоря, это один голос. Если необходимо такое уточнение.
— Тогда все понятно. Давно это у вас?
— Моя собака вдруг стала разговаривать со мной. — Ведь это, в самом деле, теперь была
Я оглянулся, не подслушивает ли Люси. Из задней комнаты доносились ее слова: «Красавец ты мой, умница» и ответные — пса: «Конечно, просто со мной плохо обращались, позвольте ручку, впрочем, было бы неплохо, если бы она была не пуста, еще что-нибудь, какое-нибудь лакомство, пожалуйста, будьте настолько любезны. Кстати, обратите внимание на мою хрупкую комплекцию. Поторопись, женщина. Ты еще можешь меня спасти!»
— И что же говорит ваша собака? — продолжала расспрашивать доктор.
— Он попросил воды.
— Не угрожал?
— Нет.
— Не намекал, что может быть плохо, если он не получит, чего хочет?
— Нет.
— Ни вам, ни окружающим?
— Никому.
— Та-ак…
— Еще он дает советы.
— Вот как? И что за советы?
— Например, чтобы я отстаивал свои права и защищал территорию. Дело в том, что у меня на работе нет чашки, моей личной чашки. По его мнению, я должен охранять и беречь свою посуду, не уступая ее никому.
— Значит, человек должен иметь собственную чашку… — задумчиво пробормотала доктор.
— Да, да, вот здесь, — раздалось сладострастное мычание из соседней комнаты. — Тут у меня колтун… О-о, невыразимое блаженство! И за ухом, пожалуйста… Только осторожнее, леди. Бережно, бережно. Уши все-таки прикреплены к моей голове.
— Это не особо помогло, — сообщил я в трубку.
— У моей тетушки Берил был волнистый попугайчик, тоже говорящий, — сказала доктор, видимо не найдя других слов и решив, что это сообщение должно как-то успокоить меня.
— Он тоже давал ей советы?
— Нет, но он был страшный грубиян, — призналась докторша.
Последовала долгая пауза, затем забарабанили пальцы по краю стола.
— Сколько вам лет, мистер Баркер? — осторожно поинтересовалась доктор.
— Тридцать три года.
— У вас еще есть неплохие шансы.