если бы она высказалась, лучше ей не стало бы, так как пришлось бы говорить слишком много. Поэтому ненависть продолжала в ней накапливаться. Вернувшись домой, она не могла ни на чем сосредоточиться, ибо клокотавшая внутри нее ярость стремилась выразиться вовне. В фантазии девушка просто дала выход своему гневу, представляя себе, что она сделала бы с этим мужчиной: повесила бы его, плевала бы ему в лицо и т. п. Позже в содержании одного из ее сновидений проявилось, что она увлеклась колдовством и черной магией.[44] Я с укоризной сказала ей об этом, но пациентка не могла взглянуть на свои действия со стороны, поэтому мне пришлось тщательно разбираться в том, что с ней происходило в последнее время и отразилось в ее фантазиях. Я сказала пациентке, что если аффект так нарушает ее душевный покой, то ей следует воплотить его в фантазии, но не в облике этого человека, а, например, в образе свирепого медведя или какой-то другого зверя, который пытается смести все вокруг себя. Возможность внешнего выражения аффекта и развитие дурных фантазий просто приводит к abaissement du niveau mental.[45] Правильное поведение в данном случае заключается в следующем: не давать волю своему языку, удерживать аффект внутри, а затем найти для него походящие средства внешнего выражения.
Точно так же можно обойтись с совершенно иным содержанием. Допустим, вам в голову неожиданно, как ворон или лебедь, спустившийся с небес, пришла идея, свидетельствующая о мании величия, — например, что вы в каком-то смысле являетесь богом. Вы можете сказать, что это полная чушь, или, наоборот, думать об этом снова и снова, никому не говоря, ибо вам вряд ли кто-то поверит. Вы не создавали эту фантазию, но, быть может, все-таки стоит спросить себя, как эта идея пришла вам в голову? Конечно же, сама по себе! Если вы собираетесь сказать окружающим, что вы божество, они будут точно знать, куда вас поместить, но если вы об этом промолчите и все-таки спросите себя, откуда взялась эта идея, то сможете открыть для себя самое удивительное. Тогда, подобно мистикам, вы откроете, что в каждом человеке существует божественная искра и что ваша личность непрерывно развивается благодаря внутреннему переживанию, хотя это развитие потрясло вас, когда проявилось впервые. Поэтому, образно говоря, вам нужно усесться на вершине дерева и полностью отрешиться от внешнего мира. Дайте возможность этой идее раскрыться, максимально вникнув в ее материал и не позволяйте ей поглотить вас полностью.
Парацельс сказал, что внутри любого человек содержится целый микрокосм со всеми звездами. Звездное небо — это образ коллективного бессознательного, а падение звезды на землю можно символически представить как осознание, ибо нечто становится реальным, попав в человеческое сознание. Что неосознанно, то нереально. До того, как узнали, что атом существует, он существовал, хотя его образ отсутствовал в человеческом сознании. Звезды падают с небосклона, затем сплетаются в рубашку и в таком виде осознаются как архетипический паттерн. Одно крыло, оставшееся у брата, должно означать, что процесс интеграции, то есть процесс осознания, весьма относителен. Как говорил Гете: «Uns bleibt ein Endenrest, zu tragen peinlich» («Нам остается пережиток, нести его — обуза, что делать с ним — вопрос»). То же самое относится и к архетипическому содержанию, которое сознание не может полностью интегрировать. Значение данного символа может иссякнуть для субъективного чувства какого-то человека, но это вовсе не значит, что исчерпан весь его смысл. Я беру волшебные сказки и интерпретирую их, пока не начинаю ощущать умиротворение, но при этом не чувствую, что исчерпала весь материал. Если я сделала недостаточно, то остается ощущение некоторого дискомфорта, затем мне обычно начинают сниться сны, и я уже знаю, что моя интерпретация не удовлетворяет мое бессознательное, то есть она весьма относительна. Иногда люди думают, что если заниматься анализом лет двадцать, то можно истощить бессознательное, но на самом деле этого не может быть, ибо у бессознательного постоянно появляются новые аспекты, словно оно обладает способностью непрерывно себя творить. Всегда остается одно крыло, которое возвращается в непостижимое.
Поразительно, что когда сказочная героиня соединяется со своими семью братьями-воронами, то их вместе с сестрой становится восемь; а это число символизирует целостность. В сказке о шести лебедях, когда девушка выходит замуж за короля, то вместе с ней и мужем их снова становится восемь. В конце обеих сказок оказывается восемь сказочных героев. Символизм этого мотива Юнг рассматривал в своей работе «Психология и алхимия»,[46] где трудный переход от трех к четырем или от семи к восьми связан с проблемой интеграции четвертой, подчиненной, функции. Постоянные затруднения в данном случае связаны с тем, что бессознательное не может быть полностью интегрировано, и четвертая функция всегда остается более или менее автономной. В сущности, это хорошо, ибо означает, что поток жизни не иссякает и постоянно констеллирует новые содержания и новые проблемы. Целое никогда не интегрируется, а даже если и предположить такую возможность, то это означало бы застывание жизненного процесса.
Следующий мотив можно назвать мотивом Амура и Психеи. Он взят из сказки Апулея «Золотой осел»,[47] написанной во II веке нашей эры, то есть в эпоху поздней античности. Это история юноши, который во время своего пребывания в Фессалии увлекся изучением черной магии и захотел узнать тайны колдовства своей хозяйки-ведьмы. Но однажды во время своих опытов он что-то напутал и превратился в осла. Для того чтобы вернуть себе человеческий облик, он должен был съесть несколько роз. В самом конце сказки он встречает жреца, шествующего с венком красных роз в руках во главе процессии людей, которых посвящали в таинства Исиды и Осириса. Вот тогда главному герою наконец удается вернуть себе человеческий облик и вместе с остальными людьми, проходящими инициацию, оказаться посвященным в таинства. Пока он был ослом, ему пришлось немало испытать — даже побывать вьючным животным у разбойников и возить на своей спине их поклажу. Однажды, когда разбойники прямо со свадьбы похитили невесту, старуха-служанка в разбойничьем стане, успокаивая заливающуюся слезами девушку, рассказала ей одну волшебную сказку, которую в дальнейшем часто публиковали отдельно.
Эрих Нойманн в своем труде «Амур и Психея» интерпретировал эту сказку с точки зрения женской психологии, но на самом деле она гораздо больше связана с мужской Анимой и с психологией Анимы. Апулей написал ее в виде народной сказки, которую он включил в свое повествование, так как сама эта сказка была известна задолго до него. В германской и скандинавской мифологии можно найти мотивы, аналогичные сказке Апулея, что свидетельствует о том, насколько они широко распространены.
В античной версии царскую дочь Психею соблазнил Эрот или Амур — сын богини Венеры, который жил с ней как с женой во дворце, в окружении невидимых слуг. Психея никогда не видела своего мужа; он являлся незримым и каждую ночь всходил к ней на ложе, а каждое утро оставлял свою супругу в неведении относительно того, с кем она живет. Тем временем сестры Психеи пытались заставить ее усомниться, внушая, что она стала женой дракона, который хочет лишь насладиться ее юными прелестями, а затем хорошо ее откормить и съесть. Подозрение Психеи росло, и тогда коварные сестры посоветовали ей взять масляную лампу и нож, спрятать их в спальне, а когда ночью утомленный муж заснет, зажечь лампу и, увидев дракона, убить его. Но когда Психея зажгла лампу, то увидела не дракона, а прекрасного крылатого юношу. В это время капля горячего масла из лампы упала на плечо супруга, и он проснулся. Оскорбленный тем, что Психея нарушила обещание, которое дала ему, Амур сказал, что не хотел, чтобы она знала, кто он такой. Теперь ему придется покинуть ее и таким образом наказать. Сначала Психея, потрясенная тем, что случилось, захотела покончить с собой, но потом решила искать потерянного супруга и отправилась в долгое и многотрудное странствие.
В данном случае партнера делает видимым не столько свет лампы, сколько кипящее масло, когда обжигает его и заставляет навсегда исчезнуть. В сходной по содержанию немецкой волшебной сказке «Три черные принцессы»[48] мотив искупления имеет несколько иной характер. В этой сказке отец продал дьяволу своего сына. Дьявол забрал его с собой в ад, но по пути юноше удалось убежать и скрыться в дремучем лесу на высокой горе. Гора разверзлась, и он попал в большой заколдованный замок, в котором все было задрапировано и покрыто черным. Ему явились три принцессы, одетые во все черное. Они сказали юноше, что заколдованы и только он может освободить их от злого заклятья. Но для этого он должен находиться внутри горы три года и ни разу не заговорить с ними. Он поклялся это сделать, но только после того, как сходит домой и навестит свою мать. Принцессы очень испугались, так как считали, что, навещая свою мать, юноша подвергает себя большой опасности. Но он все-таки отправился домой. Мать сказала, что здесь таится что-то недоброе, он должен взять с собой святую восковую свечу, зажечь ее и капнуть принцессам на лица растопленным воском.
Вернувшись к принцессам, юноша последовал совету матери и капнул воском им на лица, когда они
