военные песни. Когда музыканты переставали играть, трубачи трубили сбор, призыв к нападению, отголосок победы и другие воинские сигналы. Вахмистр, пожилой воин с длинными седыми усами в венгерском полукафтанье с золотыми шнурками, в небольшой красной бархатной шапочке набекрень, в желтых сафьянных сапогах, гордо похаживал вокруг знамени и подходил иногда к бочкам. Он дал знак музыкантам прекратить игру и, обратись к народу, сказал громким голосом:
– - Гей, почтенные господа, прислушайте! В чьих жилах течет старопольская кровь и кто хочет мечом добывать славы и богатства, вместо того чтоб, сидя за печью, питаться панскою милостью или холопским трудом, тот пристань к нам, под знамя славных Мнишехов. Сам пан Станислав, сын воеводы, староста Саноцкий -- наш ротмистр. На войну, господа, в поле!.. Трубачи, поход!
Трубачи протрубили поход, и в толпе народа, возле бочек, раздался голос наместника:
– - Гуляй душа без кунтуша! Ищи пана без жупана! (53) Господа, милости просим выкушать за здоровье пана воеводы и пана старосты! Они призывают нас на славную войну! Кто хочет быть паном, тот ступай к нам. Гей, паны палестранты (54), бросьте перья и бумагу! Молодые паничики, полно вам греться под крылышком маменек и сеять гречиху! Вы, господа дворские, полно глотать дым из панских кухонь! На конь, за саблю! Пойдем на Москву, там червонцы мерят шапками, а злотые корцами! Гей, жиды, играйте краковяк! Господа, просим пить меду, пива, водки! Да здравствует царевич Московский, наш союзник! Виват паны Мнишехи! Виват польские воины!
Жиды стали играть на цимбалах краковяк, а воины запели под музыку:
На конце меча
Честь, богатство, слава.
В край чужой! Руби с плеча!
Польская забава!
Был бы только добрый конь,
Рады в воду и огонь.
В душных, скучных городах
Люди
В чистом поле и в шатрах
Бьются и пируют.
Деньги, к славным страсть делам --
Все мы делим пополам!
Смерть пред тем бежит,
Кто идет навстречу.
К нам -- кто славой дорожит!
На коня -- и в сечу!
А кто храбр, кто драться рад,
Будет славен и богат.
Виват! Виват!
– ----
Молодой человек с связкою бумаг под мышкою вышел из толпы и сказал вахмистру:
– - Куда собираетесь воевать, господа?
Вахмистр. Идем в Москву, с царевичем Димитрием, который женится на польской шляхтянке панне Марине, дочери воеводы Мнишех. Мятежный боярин Годун лишил царевича престола, и мы пойдем защищать его права. Сильное войско ожидает нас в России, чтоб соединиться с нами. Это не война, а праздник! Царевич обещает нам все сокровища царей Московских и все имущество непокорных бояр, их вотчины и поместья, где водятся соболи и черные лисицы; где ловят жемчуг руками и где более серебра, нежели у нас льду на Висле. Пан воевода дает коней, оружие и платит жалованье охотникам, которые захотят участвовать в этом деле, славном для нашего отечества, корыстном для каждого. Подайте вина! Просим выкушать за здравие нашего царевича и его приятелей!
Молодой человек. А сколько платят товарищу? (55)
Вахмистр. Двадцать злотых на три месяца и 15 злотых на коня; кроме того, все готовое. А как царевич сядет на своем престоле, то каждый охотник получит столько денег, чтоб жить по-пански навсегда. Советую приставать скорее, господа; завтра кончится набор войска, и тогда не примем, хотя бы просились.
Львовский мещанин. Вот уж третья неделя, как говорят нам, что завтра кончится, а всякий день начинается!
Вахмистр. Это мы делаем из особенной любви к львовским гражданам, зная, что нет их храбрее в целой Польше.
Мещанин. Спасибо за честь!
Молодой человек
Вахмистр. По рукам. Вот запишите свое имя в книге и тогда -- братский поцелуй и задаток в руку. Из какого вы звания, брат и товарищ?
Молодой человек. Я адвокатский помощник. Мне надоела проклятая ябеда.
Вахмистр. Провались она к черту со всеми адвокатскими крючками.
Двое приятелей молодого человека подходят к вахмистру.
Первый. И я хочу на войну! Полно служить пану Фирлею за кусок хлеба на его пивоварне и считать его гроши! Авось и сам наберу на Москве червонцев. Или пан, или пал!
Вахмистр. Умно! Видна шляхетская кровь. Пиши в книгу свое имя.
Второй. Давай мне саблю, пане вахмистр! Мне наскучила латынь и иезуитская
Вахмистр. Лучшая школа -- война. Пику в бок -- легкая наука. Всякий поймет тебя, как ни ударишь. Пиши в книге… Вина! Пейте, господа! Это винцо из погребов самого воеводы. Трубачи, победу!
Два гражданина в стороне от толпы разговаривают между собою.
Младший. Что делать? Отец послал меня из деревни продать волов в городе. Я продал и зашел в трактир, выпить магарыч (57). Там играли в кости. Я приставил злотый -- и проиграл; захотелось отыграться, а между тем в голове зашумело; хвать, ан все злотые перевалились из мешка на игорный стол и исчезли, как дым! Воротиться домой -- беда! Не миновать побоев. Ведь это уже в третий раз. Пойду в охотники! На Москве достану денег, отдам отцу и стану жить своей чередой. Как ты думаешь?
Старший. Я также за тем пришел сюда, чтоб определиться под знамя Мнишеха. На меня всклепали небылицу, будто я с двумя приятелями прибил и ограбил жидов, которые возвращались с деньгами с ярманки. Великое дело, разбить жида! Смотри, пожалуй, за такую безделицу завели тяжбу и грозят тюрьмою. Хоть я и не боюсь ни суда, ни тюрьмы, но не хочу связываться с этими негодяями, судьями и адвокатами, и пойду в охотники! Ищи на Москве суда и расправы!
Идут в шатер и записываются в книгу.
Три человека средних лет разговаривают между собою. Один из них одет чисто, двое в бедной одежде.
Первый. Вот, изволишь видеть, там, возле шинка, наместник принимает в шеренговые, а здесь вахмистр в товарищи. Кто не умеет писать, так писарь на крыльце записывает имя и место жительства.
Второй. Я обходил весь город. Возле замка выставлено знамя самого царевича. На Армянской улице знамя князя Константина Вишневецкого; рядом Фредра, на предместья знамя Дворжицкого, а возле иезуитского монастыря знамя Неборского. Что за шум везде, что за крик! Наехало множество шляхты из поветов. Весь дом воеводы полон народу: пьют, кричат, дерутся! Охотников много, да и нельзя быть иначе. Все славные ротмистры! Но кажется, вернее всего пристать под знамя Мнишеха. Здесь ротмистром сам пан Станислав, староста Саноцкий, сын воеводы. У старика денег пропасть, оружие и кони славные, и за ним не пропадет служба.
Третий. Правда! Но худо то, что только товарищам хорошо платят, а шеренговым плоховато. Десять
