– Чего теперь вспоминать… – Откинулся, уперевшись руками в руль, и выдохнул радостно: – Ну вот! Считай, приехали.
Машина, долго взбегавшая на затяжной уклон, одолела, наконец, его, и Юрий Иванович увидел внизу, в темноте, огромное черное пятно, искрапленное светлыми прямоугольничками окон, прошитое и перечеркнутое пунктирами сверкающих точек. «Жигули» нырнули вниз, покатили по длинному пологому спуску; огоньки города поползли вверх, потом исчезли, заслоненные чем-то большим, бесформенным. «Дурасов Сад», – догадался Юрий Иванович. Он занервничал, зашевелился, пригнулся к стеклу. Машина прошуршала по бетонному мосту, которого раньше не было – блеснула внизу на удивление узкая, точно ручеек, речка детства, – и «Жигули» вывернули на залитую светом фонарей площадь. Юрий Иванович увидел огромное белокаменное, со стеклянными стенами, здание – по фронтону его зеленела неоновая надпись: «Кинотеатр «Космос»; гранитного солдата, скорбно склонившего голову у вечного огня; воздушный и легкий павильон с алой буквой «А».
– Остановить? – спросил Владька.
– Не надо, – Юрий Иванович выпрямился. Это был не его Староновск. – Посмотрю завтра, – и заметил обиженно: – Ничего не узнаю,
– Я хотел предупредить тебя, но не решался… – Владька смущенно откашлялся. – Вашего дома тоже нет.
– Зря не сказал. Я бы не поехал, – Юрий Иванович пожевал губами, поинтересовался брюзгливо: – Чем же он помешал?
– Там построили учебный центр: филиал сельхозинститута, техникум механизации, медучилище и прочее. Ну и нашей лаборатории место отвели.
– Понятно. Больше нигде построить было нельзя.
Юрий Иванович без интереса смотрел на проносившиеся мимо старые, нетронутые здания улицы Ленина; узнал изощренно-причудливый кирпичный Дом культуры; увидел Дворец пионеров с его вычурной чугунной решеткой и все с тем же облупившимся горнистом за ней, но остался равнодушным. Машина свернула в переулок, повернула еще раз и оказалась на улице его, Юрия Ивановича, детства. Промелькнул тяжелый, еще дореволюционной постройки амбар – раньше здесь была пимокатная артель имени Седова, проехали особняк купца Дурасова: с башенками, мансардами, резными флюгерами, кокошниками над окнами, и Юрий Иванович резко повернул голову налево – сейчас будет квартал, где стоял дом матери. И увидел вольготно разбросанные параллелепипеды и призмы построек стандартно-панельной архитектуры, меж которыми зеленели в свете фонарей лужайки, газоны, куртины.
Владька подрулил к символическим – две бетонные стелы – воротам, попетлял по асфальтовым дорожкам и остановил машину перед приземистым кубическим зданием с ажурной чашей антенны наверху.
– Узнаешь место? – он выключил двигатель, дернул рукоятку тормоза. – Именно здесь вы когда-то жили.
– Обрадовал! – раздраженно проворчал Юрий Иванович осевшим голосом. Отстегнул ремень, выбрался наружу.
Осмотрелся, Прочитал сверкающую – золотом по черному – табличку: «Староновская лаборатория института физики полей АН СССР».
– Солидная контора, – хмыкнул неуважительно. – И ради нее сломали наш дом?
– Нет, почему же. Мы ни при чем. Когда тут стали все сносить, я настоял, чтобы нам выделили непременно этот участок, – Владька с деловитой заботливостью поглядел по сторонам.
– Безграмотно написано, – с удовольствием заметил Юрий Иванович. – Что имеется в виду, сельхозполей академии наук? Почему тогда не физика лугов? Или пашен, например?
– Ага, – рассеянно согласился приятель. – А помнишь, у вас здесь цветы росли? – показал на асфальтовую площадку, где остановились «Жигули». – Пахли по вечерам – с ума сойти' можно. Я своему завхозу все время говорю, чтобы посадил. Не слушается, фыркает… А на этом месте у вас сарай был, летом ты в нем спал, – повел рукой в сторону светлого длинного здания, состоящего, казалось, из сплошных окон. – Сейчас тут сотрудники живут, а мы в том сарае когда-то однажды всю ночь в «дурачка» проиграли. Помнишь?
Юрий Иванович не помнил этого,
– М-да, – он глубоко всунул руки в карманы пиджака, повернулся на каблуках. – Все чужое. Все… Школа-то хоть цела?
– Цела, – Владька тронул его за плечо. – Пойдем. Надо выспаться. У меня в семь эксперимент.
– Ты ступай, а я попозже, – Юрий Иванович достал сигареты, закурил. Присел на спинку скамейки, сделанной из половины расколотого вдоль бревна. – Только покажи, в какое окно постучать. Или у вас там дежурят? – выпустил струйку дыма в сторону жилого корпуса.
– Тогда и я не пойду. С тобой останусь, – Владька тоже всунул руки в карманы, сел на скамейку, вытянул ноги.
– Это еще зачем? – вяло и снисходительно поинтересовался Юрий Иванович. – Я – понятно. Приехал на родное пепелище, хочу поразмышлять, повспоминать. Может, я сентиментальный, – он усмехнулся. – Вот докурю, пойду шляться по городу, слезы из себя выжимать.
– А я не пущу, – серьезно ответил Владька. – Или с тобой пойду.
– Не выдумывай. Спать я не хочу, а тебе надо. Эксперимент-то важный?
– Важный.
– Вот видишь. Иди отдыхай, – Юрий Иванович встал, бросил окурок в урну, направился было прочь, но Владька вскочил, вцепился ему в рукав.
– Да что с тобой? – возмутился Юрий Иванович и рассвирепел. – Я один побыть хочу. Понял? Один! Неужели ты такой бестолковый?!
– Хорошо. Будь по-твоему, – приятель нехотя разжал пальцы. – Но дай слово, что ты без меня не поедешь… к морю.
– Однако манеры у вас, профессоров, – покрутил головой Юрий Иванович. – Никогда, никому, никаких слов не давал и не собираюсь!
– Что ж… В таком случае, прошу только об одном: вернись, пожалуйста, к семи, – взгляд профессора стал требовательным.
– А как я узнаю время? – Юрий Иванович, слегка сдвинув рукав к локтю, насмешливо сунул руку под нос приятелю.
– Возьми, – тот снял свои часы, быстро защелкнул металлический браслет на запястье Юрия Ивановича. Точно наручники клацнули. – Обязательно вернись до семи. По многим причинам эксперимент можно провести только в это время, поэтому отменить его никак нельзя.
– Ну-у, меня ваши физические проблемы не волнуют, – Юрий Иванович подчеркнуто пренебрежительно поморщился, опять сунул руки в карманы, качнулся с пяток на носки.
– Зато меня волнуют, – сухо и деловито отрезал Владька. – Очень волнуют. Поэтому не подведи, будь другом. Времени, чтобы повспоминать, у тебя достаточно.
– Ладно, договорились. Спи спокойно, – Юрий Иванович не спеша, вразвалку отошел. Обернулся, взмахнул бодренько рукой. – Удачной аннигиляции, профессор!
Владька переполошился, даже ладошкой слабо, как от нечистой силы, отмахнулся.
– Покаркай еще! – выкрикнул возмущенно. – Ты хоть знаешь, что это такое?!
Юрий Иванович захохотал и свернул за угол лаборатории. Часы и браслет прохладным тяжелым ободком давили на кисть руки; Юрий Иванович машинально глянул на циферблат; не вдумываясь, который час, понаблюдал, как выскакивают секунды на электронном табло. «Надо будет вернуться вовремя. Очень уж дорогой товарищ Борзенков просит». Не хотелось уходить из жизни с сознанием, что подвел последнего приятеля.
Юрий Иванович с мучительной остротой понял, как непоправимо одинок, поэтому неприятно было думать, что Владька хоть и помянет когда-нибудь, при случае, Бодрова, не нарушая традиций, добрым словом, но про себя добавит, что подложил ему свинью этот самый Бодров в день ответственного эксперимента. «Хотя, зачем я ему?» Юрий Иванович решил было пригрустнуть, представив, как поедет в Крым, чтобы холить и лелеять мысли о своем скором конце, но вызвать нужный настрой не удалось – в
