В чем же состояла социализация детей в этой «куче»?
С одной стороны, ребенок остро проживал свое тело — сдавленное, извивающееся меж тел других детей, и учился при этом не бояться, не теряться, а сохранять себя, выползая из общей свалки. С другой стороны, ни на секунду нельзя было забывать, что гора живых, барахтающихся, мешающих друг другу тел — это родственники, соседи, товарищи по играм. Поэтому, отстаивая себя, быстро и активно двигаясь, надо было действовать с пониманием — осторожно, чтобы не разбить кому-нибудь нос, не попасть в глаз, ничего не повредить другим детям (см. рис. 13-6). Таким образом, «куча-мала» развивала телесную чуткость (эмпатию) по отношению к другому в навыки телесного общения при близком двигательном контакте человека с человеком. Об этом мы уже говорили в главе 11, когда шла речь об этнокультурных особенностях телесного поведения пассажиров российского общественного транспорта.
Кстати, набитый людьми автобус в принципе удивительно похож на «кучу-малу» для взрослых — недаром мы рассматривали его как замечательное (правда, в умеренных количествах) место для тренировки навыков телесного общения с ближними (сноска: В мужской народной традиции «куча-мала» была одним из элементов русской школы воспитания будущего бойца-кулачника. Как помнит читатель, русские воины отличались исключительным умением вести бой на короткой дистанции, легко внедряясь в личное двигательное пространство противника. Преимущества русской тактики ближнего боя отчетливо видно на современных турнирах, когда кулачники сходятся в поединке с представителями школ восточных единоборств. То же самое наблюдали современники в рукопашных схватках русских солдат (в основном деревенских мужиков) с японцами во время войны 1904–1905 гг.
Чтобы быть успешным в единоборстве русского стиля, необходимо иметь мягкое, подвижное во всех сочленениях, абсолютно раскрепощенное тело, откликающееся на малейшее движение партнера — русский боец не имеет исходной стойки и может действовать из любого положения в пределах небольшого пространства (см. Грунтовский А. В. Русский кулачный бой. История. Этнография. Техника. СПб, 1998). Тут, кстати, можно вспомнить лаконичное описание русского идеала развитого, гармонично-подвижного тела, которое встречается в народных сказках: «Жилочка — к жилочке, суставчик — к суставчику».
В этом плане «куча-мала» действительно является очень удачной тренинговой моделью для развития телесной отзывчивости и контактности, а эти качества легче всего формируются у детей малого возраста. Автор много раз удостоверялся в этом на занятиях Е. Ю. Гуреева, члена «Петербургского общества любителей кулачного боя», разработавшего специальную программу для развития традиционной русской пластики у маленьких детей.)
Продолжая тему этнокультурных особенностей двигательного поведения детей на горке, конечно, нельзя упустить из внимания центральное событие — само скольжение с ледяного склона.
Во время зимних календарных праздников в обрядовых ситуациях способность человека хорошо съехать с горы на ногах имела магический смысл. Например, чтобы летом лен вырос длинным, и нитка из него не рвалась, мальчишки скатывались на ногах как можно дальше и ровнее с криком: «Качусь на мамкин лен!»
Но и вообще для русского человека умение быть устойчивым всегда проверяется его способностью ловко держаться на ногах на льду. Как горец должен уметь ходить по крутым горным тропинкам и склонам, как житель пустыни должен чувствовать зыбучесть песка, так русский человек должен хорошо передвигаться по льду. Зимой это необходимо уметь каждому в силу особенностей климата и ландшафта.
В старые времена зимние праздничные кулачные бои — «стенки» и настоящие битвы с врагами обычно происходили на ровном льду замерзших рек и озер, благо их в России много и они широкие. Поэтому кулачные бойцы обязательно тренировались на льду для развития устойчивости.
В этом смысле высокая ледяная гора с длинным спуском — это место максимального испытания человека скользкостью в сочетании со скоростью и одновременно школа, где он обучается устойчивости и умению чувствовать, понимать и использовать свои ноги. Раньше многие заливные горы (т. е. специально залитые для образования ледяного спуска) на высоких берегах рек имели чрезвычайно большую длину раската — на много десятков метров. Чем старше становился ребенок и чем лучше он держался на ногах, тем больше на этих высоких горах его привлекала возможность осваивать скорость. И дети, и взрослые придумали множество приспособлений, съезжая на которых можно было развивать очень большую скорость скольжения и ставить себе все более сложные задачи на ловкость, равновесие и смелость. Из самых простых приспособлений подобного рода были круглые «ледянки» — замороженный в решете или тазу лед с навозом, особые скамейки, на которые садились верхом, — их нижний полоз был тоже покрыт для скользкости намороженной смесью льда с навозом и т. д.
Знаменитые слова Гоголя, сказанные по поводу птицы-тройки: «И какой же русский не любит быстрой езды!» — можно в полной мере отнести к катанию с высоких ледяных гор. Если не было естественных — строили на праздники высоченные деревянные, как это обычно делалось в прошлом веке на Масленицу в центре Петербурга напротив Адмиралтейства, на Неве и в других местах. Там катался народ всех возрастов.
Отправившись по современным петербургским дворам и детским площадкам в поисках русских ледяных горок, можно с грустью засвидетельствовать, что их мало — гораздо меньше, чем было лет двадцать назад. Они заменяются современными сооружениями из бетона или металлических конструкций, которые тоже называются горками, но совсем не предназначены для зимних катаний, описанных выше. Они имеют узкий, изгибающийся и крутой металлический спуск, приподнятый внизу над землей. С него нужно спускаться на заду или на корточках, придерживаясь руками за бортики и спрыгивая внизу на землю. На нем нет льда. У него, естественно, нет дальнейшего раската по земле. А самое главное — с такой горки нельзя кататься стоя на ногах. Эта горка для лета, она пришла из чужих стран, где не бывает холодных зим со льдом.
Печально то, что такие металлические горки сейчас повсеместно вытесняют в Петербурге русские ледяные. Вот один из садов в центре города, где в прошлом году я много часов провела, наблюдая катание детей: там стояла большая деревянная ледяная горка, которая была любимым местом детей всех окрестных кварталов. Зимой по вечерам вместе со своими ребятишками там катались даже прогуливавшие их отцы. Недавно этот уголок сада реконструировали — попытались осовременить ввиду его близости к Смольному. Поэтому крепкую деревянную горку из-за ее внушительной громоздкости снесли, а вместо нее поставили легконогую металлическую конструкцию описанного выше типа.
Теперь вокруг пустынно: матери сидят на скамейках, маленькие дети копаются лопатками в снегу, детей постарше уже не видно, так как по-настоящему покататься уже негде. Для этого нужно идти в Таврический сад, который довольно далеко, и без родителей туда не пускают. Почему поступили так с ледяной горкой?
Возможно, потому, что металлическая горка нового типа внешне кажется устроителям красивее и современнее — «как в цивилизованных странах». Вероятно, она представляется им более функциональной, поскольку ее можно использовать летом — хотя с таких горок вообще катаются сравнительно редко. Отчасти таким образом убирается необходимость дополнительного обслуживания горки — ее заливки. Конечно, ребенок и с такой горкой не пропадет, придумает, как с ней обойтись, но нечто важное для него исчезнет вместе с ледяной горкой. Обеднеет окружающая его предметно-пространственная среда — обеднеет ребенок.
Как всякая вещь, созданная людьми для бытового пользования, горка того или иного типа несет в себе конструктивный замысел, который возник не на пустом месте. Он отражает психологию создавших горку людей — их систему представлений о том, что нужно и важно будущему пользователю. В каждую вещь исходно заложено то, зачем и каким образом она будет служить людям. Именно поэтому вещи других эпох и культур несут запечатленную в их устройстве информацию о людях, для которых они были предназначены. Пользуясь какой-либо вещью, мы приобщаемся к психологии ее создателей, поскольку проявляем именно те качества, которые предполагались конструкторами как необходимые для успешного применения этой вещи. Например, надев старинный костюм, человек чувствует, что его правильное ношение предполагает особую осанку, пластику, темп движений, — а это, в свою очередь, начинает менять самоощущение и поведение одетого в этот костюм человека.
Так и с горками: в зависимости от того, каковы они, меняется поведение катающихся с них детей. Попробуем сравнить психологические требования, запечатленные в горках двух описанных нами типов.
