домашним скотом и птицей, что заставляет их как бы удваивать свой рабочий день, а также работающим матерям с малолетними детьми, если на мать целиком падает груз обслуживания всей семьи, причем в обоих случаях трудовая нагрузка рассматривается как непомерная. А сравнительно недавно такое было для основной массы людей скорее социальной нормой, чем исключением. В меньшей степени, но тоже значительно доставалось подросткам и даже детям, начиная с шести?семи лет, а также престарелым с ограниченной трудоспособностью.
Добровольно такую тяготу вряд ли бы кто?либо взвалил на свои плечи. Любые импровизации, особенно у подрастающих поколений, как это нетрудно видеть и сегодня, скорее всего отражали бы стремление тем или иным образом уменьшить трудовую нагрузку, что было чрезвычайно опасно в смысле выживаемости семьи. Вот почему, как можно предполагать, на протяжении длительного времени выработались довольно устойчивые шаблоны?стереотипы каждой трудовой операции по критерию наибольшей эффективности последней, вплоть до мельчайших деталей, отступление от чего считалось предосудительным. Правда, иногда в стереотипах отдельных трудовых приемов наблюдается как бы отход от критерия эффективности. Однако, при ближайшем рассмотрении, подобного рода «послабления» на поверку почти всегда оказываются необходимой релаксацией, разрядкой, чтобы снять чрезмерное напряжение и в конечном счете добиться максимального эффекта на всем протяжении трудового дня или любой его половины. Лишь иногда такие отклонения носят случайный, иррациональный характер, большей частью связанный с теми или иными религиозными обрядами. Во многих отношениях на протяжении длинного ряда веков стереотипы организации труда были доведены до уровня самых настоящих ритуалов, в результате чего многие трудовые операции, идущие из глубины веков, напоминают скорее театральное действо.
Аналогичные стереотипы?ритуалы, по критерию эффективности операций, выработались в сфере быта и досуга, но тут элемент иррациональности, диктуемый разными сторонами образа жизни, начиная с верований или заимствований и кончая местными импульсами случайного характера, намного значительнее.
Со временем шаблоны?стереотипы?ритуалы труда, быта, досуга органически встроились в систему традиций, обычаев, нравов того или иного народа, порою даже той или иной местности. На них наложился диктат всемогущего в тех условиях общественного мнения окружающих, положительно оценивавшего строгое следование сложившимся порядкам и жесточайше преследовавшего – до побоев, травли и изгнания включительно – малейшее отступление от них.
В социальный механизм закрепления сложившихся стереотипов сознания и поведения включалась система социальных потребностей личности, и прежде всего потребность в самоутверждении, т.е. в уважении со стороны окружающих, и на этом основании в самоуважении. Как известно, эта потребность наисильнейшая, когда удовлетворены фундаментальные потребности в самосохранении (питание, здоровье и т.д.), а зачастую даже временами отодвигает последние на второй план. И коль скоро самоутверждения легче всего достичь, скрупулезно следуя сложившимся стереотипам и решительно осуждая всякое отступление от них, нетрудно представить себе, какой истовой может быть убежденность в неприятии каких?либо нововведений, каким воинствующим – стремление не допустить их.
У всех нас на памяти более чем тридцатилетняя война с женскими брюками, не закончившаяся и до сих пор на некоторых последних «бастионах» ревнителей старого. Хотя, казалось бы, это не бог весть какое важное нововведение, тем не менее оно может служить знакомым каждому типичным примером отчаянного движения сопротивления, в котором приняли активное участие не только подавляющее большинство мужчин, но и почти все женщины пожилого возраста, большинство женщин среднего возраста и даже часть женщин молодого возраста, не исключая известной части девушек и девочек?подростков. Провал столь мощного «движения сопротивления» убедительно доказывает не только неодолимость нововведения, когда работает постепенно набирающий силу социальный механизм его реализации (мы остановимся на нем подробнее в своем месте), но и абсолютную необходимость подобного механизма, чтобы нововведение не было подавлено в зародыше почти неизбежной вначале негативной реакцией на него.
Ясно, что при таком умонаправлении в обыденном сознании не мог не закрепиться устойчивый стереотип неприятия практически любого «иного будущего», как мы уже говорили, стремление уподобить до мелочей любое сколь угодно далекое прошлое или будущее привычному настоящему. В свою очередь, раз возникнув, подобный стереотип уже чисто дедуктивно отметал с порога любые нововведения, так что эффект неприятия нового многократно усиливался.
Очерченное умонастроение изначально обрекало человеческую мысль на застой и в зародыше отталкивало идеи, способные породить нововведения. Если бы в обществе существовали одни лишь эти силы, оно неизбежно было бы обречено на стагнацию и быструю погибель. К счастью, однако, мы знаем, что для человеческой личности характерна потребность в самоутверждении не только путем слепого следования сложившимся стереотипам, но и путем реализации социальных потребностей в успехе своей деятельности, в достижениях, в непрестанном улучшении, рационализации труда, быта, досуга, всех условий жизни и форм жизнедеятельности, в новизне, оригинальности своей деятельности, а также в творческом труде, в лидерстве, в критике деятельности других, в новых знаниях и т.д. Когда обе эти противоположные силы более или менее взаимно уравновешивают друг друга, катастрофического коллапса не наступает, но и интенсивность нововведений близка к нулевой, что мы и наблюдаем на всем протяжении человеческой истории, вплоть до самых недавних времен. Ныне инновационные силы делаются все мощнее, в результате – соответствующий сдвиг в сторону нарастания темпов и масштабов нововведений.
Заметим, что энергичными носителями инновационных сил, по причине самого характера нововведений, почти всегда является относительное меньшинство населения, зачастую всего лишь отдельные личности или даже только одна?единственная личность. (В принципе инновационный потенциал в той или иной степени свойствен каждому или почти каждому человеку, но почти у всех он подавляется господством привычных стереотипов, о которых мы упоминали выше.) И если сегодня один новатор или ничтожная горстка новаторов все чаще оказываются в состоянии свернуть гору рутины и «пробить» свое новшество, то только потому, что они опираются на инновационные механизмы – рычаги реализации нововведений.
Существует и еще одна сторона органического неприятия нововведений обыденным сознанием, переходящего в близкое к инстинктивному отвращение ко всякому «иному будущему». Это сторона, по нашему мнению, связана с историческим опытом человечества, каковой недвусмысленно свидетельствует: на всем протяжении истории человеческого общества, с древнейших времен до наших дней на сто или даже тысячу благих идей, сулящих разные блага в случае реализации соответствующих нововведений, обычно лишь одна оказывается действительно конструктивной, да и то не так, как представлялось ее первоначальному генератору, а так, как это объективно реализовалось впоследствии, зачастую очень непохоже, порой прямо противоположно замыслу инициатора. Что ж, таков путь прогресса. Что касается остальных, то они на поверку оказываются либо пустоцветными, нереальными, либо, что еще хуже – социально опасными, вредными, гибельными, теми самыми благими намерениями, которые, как известно, ведут в ад.
Наиболее яркий пример – история социалистической мысли со времен Возрождения до наших дней.
Если уподобить человеческие представления своего рода «популяциям идей», то рутинные мысли окажутся схожи с «нормальными особями» подобной популяции, а новаторские – с мутантными. И чем оригинальнее идея – тем отвратительнее представляется «мутант» нормальным особям, причем их отвращение к нему вполне рациональное, поскольку скорее всего или чаще даже почти наверняка мутант – всего лишь урод, потомство которого, если дать ему расплодиться, может привести к гибели соответству ющую популяцию. Разве не в точности так же относимся мы к уродам и дебилам, разве не опасаемся гибельной для человечества опасности их размножения?
Однако столь же хорошо известно, что мутация (не всякая, конечно, а оптимальная для изменившихся условий) – двигатель прогресса. И если бы не мутация, органический мир нашей планеты так и застрял бы на уровне каких?нибудь одноклеточных водорослей, а то и на еще более примитивном. Во всяком случае, без мутации человеку было ни за что не произойти ни от обезьяны, ни от кого бы то ни было еще.
И все же, как мы только что указали, почти всякий мутант – урод, грозящий гибелью. Поэтому, на
