— Я не лишал жизни Генри. Клянусь своей последней надеждой попасть на небеса. Да, мы поссорились. Я готов это признать, но я не лишал его жизни. Да, сегодня мы чуть было не скрестили мечи. Или это было вчера? Какой нынче день? — Он кивнул в сторону Томаса: — Это вас с отцом Ансельмом я ближе к утру слышал на лестнице, ведущей в зал, когда мы с Генри выясняли отношения во дворе?
— Да.
— Тогда у нас дело едва не дошло до драки, и это было уже не в первый раз.
Элинор нахмурилась.
— Я помню, в детстве Генри иногда бывал невыносим. В то же время порой ему случалось быть довольно милым. Мне казалось, что в прошлом вы с ним неплохо ладили, хотя часто спорили и ты был больше дружен с Джорджем. Так из-за чего же сейчас между вами вышла такая ссора?
Роберт отвел взгляд, потом выпустил руки сестры. Показал на стул.
— Садитесь, брат. Вы и сестра, должно быть, оба устали. Не выпьете со мной вина?
Он подошел к кувшину и рукой указал на кубки.
— Хоть меня и держат тут под замком, но отцу не пришло в голову морить меня голодом или не давать вина из своих запасов.
Элинор кивнула Томасу, чтобы он взял вино, сама же отказалась. Она смотрела на брата в ожидании.
— Я знаю, ты ждешь от меня ответа, Элинор, — сказал Роберт, сосредоточенно наполняя кубок для Томаса. Потом его взгляд упал на руки, и они начали дрожать. Он поспешно поставил на место кувшин, но не смог разжать пальцы, державшие чашу.
— Его кровь все еще на мне! Боюсь, я…
Томас бросился на помощь и забрал у Роберта кубок.
— Я налью нам обоим, милорд, но сначала позвольте мне принести вам умыться.
Роберт снова опустился на кровать рядом с сестрой и сидел молча, глядя на свои руки. Когда Томас принес таз и подставил ему, он немного поболтал в тазу одной рукой, немигающим взглядом уставившись на воду, которую кровь Генри окрасила в розовый цвет.
Элинор положила руку на плечо брата. Он застонал, потом наклонился вперед, голова его свесилась на грудь, спина согнулась. Несмотря на свой цветущий возраст, он вдруг стал похож на немощного старика.
— Да, в детстве Генри еще можно было терпеть, — наконец обрел он дар речи, — хотя и тогда мы с ним ссорились. Но ты, конечно, знаешь, что ему всегда нравилась леди Исабель. Поскольку они ровесники, он рассчитывал, что их поженят. — Роберт говорил тихо, так что слова еле можно было разобрать.
— Мы все так думали, — ответила Элинор, ее голос был полон нежности и любви.
— Когда же вместо этого отец сам женился на ней, Генри стал вздорным. Всякий раз, как наши семьи собирались вместе, я видел, как червь ревности гложет его, а потом он и вовсе стал сумасшедшим. С отцом он делался все угрюмее, а его поведение по отношению к мачехе, когда они оставались вдвоем, нередко выходило за рамки приличий. Ей это, конечно, было неприятно.
— Она рассказывала об этом мужу? — спросил Томас.
— Я не знаю наверняка, но о ее двусмысленном положении и грубости Генри говорили все. Сэр Джеффри должен был знать об этом, но сам ли он заметил, узнал от нее или от других — этого я не могу сказать. Точно так же не могу сказать, было ли у них с Генри объяснение с глазу на глаз. Их вчерашняя ссора за обедом — лишь одна из тех немыслимых сцен, которые прилюдно разыгрывались между отцом и сыном.
— Ты говоришь, леди Исабель находила его поведение неуместным. Она что, говорила тебе об этом? Не это ли посеяло вражду между тобой и Генри? — спросила Элинор.
Роберт оцепенел.
— Ей не было нужды говорить о своих чувствах. Неудовольствие читалось на ее лице. Разногласия между мной и Генри назрели совсем по другой причине. Ввиду нашей давней дружбы и грядущего союза, который должен объединить наши семьи, я не видел причин избегать леди Исабель. Из уважения к сэру Джеффри я позволял себе это лишь в присутствии третьих лиц, и мое обращение с ней неизменно оставалось почтительным и братским, Скоро я заметил, что Генри обижается, стоит нам перекинуться парой слов. Из страха, что мое общество навлечет на нее еще большие беды, я решил пореже встречаться с ней.
— Но сейчас вы уже не избегали ее, — вставил Томас, — сегодня утром я видел, как вы прогуливались с леди Юлианой, а ее мачеха шла в двух шагах позади вас.
Роберт быстро взглянул на Томаса.
— Да, но это было другое.
— Вы не могли взять с собой служанку леди Юлианы? — спросила Элинор.
Роберт покачал головой.
— Леди Исабель непременно хотела сама сопровождать нас. Она приехала сюда с мужем, потому что выступает за наш брак, и мы все предполагали, что Генри будет занят семейными переговорами об условиях этого союза.
— Как Генри относился к бракосочетанию? — спросила Элинор.
— Он был не в восторге. Сейчас, когда его подло убили и он не может сам говорить за себя, я бы не стал выдумывать причины.
— Не могу понять, почему это могло его не устраивать. Ведь ты же не собирался поселиться в Лейвенхэме, хотя женитьба на леди Юлиане, конечно, должна была сделать твои встречи с Исабель более частыми. — Все это время Элинор не спускала глаз с лица брата.
Роберт пожал плечами.
— Верно.
— Каковы были обстоятельства этого намечавшегося союза? — спросил Томас. — Может, в них отыщется ключ к причинам его неудовольствия?
— Вопрос брата Томаса не лишен здравого смысла. Роберт, расскажи нам с самого начала, что это были за обстоятельства.
— Когда отец спросил меня о возможности женитьбы на Юлиане, я сказал, что не питаю к ней особых чувств, но уважаю эту леди, а подобный союз между нашими семьями, безусловно, должен считаться удачным. Джордж уверил меня, что и она, и я обретем в этом браке то, что ищем. Хорошо зная нас обоих, он находил, что мы легко поладим и будем по-настоящему счастливы в семейной жизни. Это меня вполне устраивало.
На губах Элинор мелькнула улыбка.
— Как и наш уважаемый отец, ты весьма практичен.
Роберт снова взял ее руку.
— Детьми мы с Юлианой относились друг к другу совсем неплохо. Уж, наверное, между нами было больше взаимопонимания, чем между супругами, которые ничего не знают друг о друге до первой брачной ночи.
— Хорошо сказано, Роберт, — похвалил Томас.
— Вряд ли Генри не устраивало отсутствие между вами страстной любви, — сказала Элинор.
— Ясное дело. Джордж говорил мне, что Генри в принципе был против замужества Юлианы. Он хотел, чтобы она постриглась в монахини.
— Почему? — спросила Элинор. — Он вряд ли бы много выиграл от этого. Как жена своему мужу в миру, так монахиня обязана принести в дар монастырю землю или деньги.
Роберт покачал головой.
— Я не хотел бы говорить о причинах, которые Генри не может ни опровергнуть, ни подтвердить.
— Милый брат, шериф не будет так щепетилен. Лучше я услышу, что об этом думаешь ты, чем слушать домыслы постороннего.
— Возможно, он боялся, что любое замужество отнимет от его наследства большую долю, чем он готов был дать, а монастырь удовольствуется куда меньшей частью, чем любой муж. Возможно, он думал о том, что с замужеством сестры в дом войдет мужчина, который будет часто видеться с леди Исабель и разговаривать с ней, и его терзала ревность от этой мысли. Какое-то время мне казалось более
