слышала ужасные звуки и понимала: издает их она сама. Боль и смущение, как всегда, сопровождали постыдную, на ее взгляд, потерю контроля над собственным телом.
Сзади на шею легло что-то прохладное и сырое, незнакомый голос успокаивающе проговорил:
— Вам дали какой-то препарат, потому вам сейчас так плохо. Но скоро станет лучше. Мы о вас позаботимся.
— Спасибо, — прохрипела она между спазмами и попыталась вспомнить, о каком препарате идет речь. И обнаружила, что вообще мало что помнит. Помнит, кто она такая и каково ее место в этом мире. Но с чего она вдруг приняла какое-то лекарство, от которого ее сейчас рвет? Неизвестно. К тому же она вообще не принимает лекарств. Никогда.
В глазах прояснилось — наверное, оттого, что опустел желудок. Джун Баг увидела, что лежит среди спящих сентинелов в прекрасной, если не сказать роскошной, комнате, а над ней склонился один из аборигенов Ории. Разодетый, суетливый и вообще слишком высокий и синий. Что-то шевельнулось в ее затуманенной наркотиком памяти, и она вспомнила отчаянные вопли остальных сентинелов.
— Ах, гадство! — пробормотала она. — Нас таки сделали.
Орианец, подобострастный и ловкий, уже убрал вокруг нее. При этих словах он обернулся и спросил:
— Вас сделали? Как это?
— Мерзавец просто заманил нас. Это разрыв ворот. Не было никакого бокового потока. Мы вышли, нас угостили кофе, а этот сукин сын Вилли делал вид, что возится с воротами, чтобы попасть в поперечный разрыв. И как только мы проглотили этот чертов кофе, то тут же исчезли с лица Земли.
— Очевидно, вы стали жертвой предательства, — согласился орианец. — Но сейчас вы — наши гости. Мне известно, что Ималлин уже отдал распоряжение, чтобы вас вернули в ваш мир и в ваши дома.
Ее голос дрогнул.
— Прекрасно. Самое время. У нас дома большие неприятности, и, если мы не сумеем туда быстро вернуться, у нас может вообще не оказаться никакого дома, некуда будет возвращаться.
— Я пошлю за Ималлином, — вежливо пообещал орианец. — Сейчас он на заседании совета, но как только освободится, то сам объяснит наше положение.
Он сказал
Ну и черт с ним!
Она постаралась отыскать ближайшие, связанные с Землей ворота, сконцентрировала мысль на достижении немедленного успеха, потом произнесла единственное слово-заклинание «Ищи», воображая в уме карту, которая должна появиться в воздухе перед глазами. С ее помощью Джун Баг сможет вывести остальных к воротам, обнаруженным в результате заклинания.
Но ничего не произошло.
— Ищи, — снова скомандовала она, удостоверившись, что сумела сосредоточиться на всех ключевых моментах заклинания.
И снова ничего не случилось.
У нее за спиной орианец прочистил горло и спросил:
— Что ты приказываешь мне искать?
— Объяснение, вот что! — прорычала Джун Баг. — Почему не работает заклинание, а? В чем дело?
— Ну… на самом деле… — промычал орианец и снова демонстративно прочистил горло, одновременно обводя рукой комнату.
Тогда, и только тогда, Джун Баг осознала, в какую серьезную неприятность попали сентинелы. Она еще раньше отметила, что комната красива, но красота не слишком ее взволновала, особенно если учесть мучившую ее тогда тошноту. Драпировки и оборочки не слишком-то пришлись ей по вкусу, а тут их было полным-полно. Должно быть, виновато лекарство, или тошнота, или ее собственный преклонный, что греха таить, возраст, но вся эта роскошь не произвела на нее особого впечатления. Она всегда была только воином, воином — и все. Ее долг требовал в любой ситуации оставаться воином. Тот факт, что теперь они находились в центре комнаты, целиком изготовленной из меди, должен был в первую очередь привлечь ее внимание. Никакая магия здесь невозможна.
— Видимо, я старею, — пробормотала она. — Время учить преемника и убираться подобру-поздорову, пока еще можно убраться с достоинством. Устроиться в Южной Флориде, открыть лавку, научиться раскладывать пасьянс… За последние двадцать лет в Южной Флориде так и не сумели приоткрыть ворота дольше, чем на полсекунды.
Она обвела взглядом медные стены, декоративные медные решетки на окнах, медный потолок, медные полы, массивные, как в склепе, медные двери и длинно, с ледяным бешенством выругалась. Поднявшись на ноги, она обожгла взглядом орианца и рявкнула:
— Но я ненавижу пасьянс! Ненавижу вежливых старушек с подсиненными сединами. И я не желаю бессмысленно провести остаток своей долбаной жизни!
Орианец, явно напуганный ее вспышкой, сделал осторожный шажок назад.
— Да, нарра.
— Меня зовут не нарра! Меня зовут Джун Баг.
— Прошу прощения. Нарра — это почтительное обращение к живым богам.
— А я что говорю?! Я — не бог. Я — сентинел. Нам нельзя становиться богами. Это записано в Кодексе.
Он взглянул на нее с таким выражением, словно не мог придумать, как следует реагировать на эти слова: недоверчиво усмехнуться, будто над непонятной ему шуткой, или же вежливо согласиться, поверив в неизвестное ему правило. Джун Баг вздохнула и, выходя из затруднения, сменила тему:
— Не знаешь, когда очнутся остальные?
— Нет. Похитители утверждали, что может пройти несколько часов. И еще сказали, что, проснувшись, вы скорее всего будете испытывать тошноту.
— Сволочи!
— Да, нарра.
— Джун Баг, черт тебя подери! Никогда не любила этих проклятых титулов.
— Я… я понимаю.
Ясно, что ничего-то он не понимает. Джун Баг подозревала, что единственный его жизненный багаж — это вежливость.
— Не могу ли я что-нибудь тебе принести, или сделать для тебя, или предложить тебе?
— Я так понимаю, твое предложение не включает в себя открывание дверей и возможность уйти отсюда?
— Нет, нар… нет, Джун Баг. Но все, что скрасит твое пребывание…
Она кивнула.
— Сигару. Зубную пасту и щетку. Чашку горячего кофе, суперкрепкого, настоящего, черного, и чтобы в нем оставался кофеин. — Она, раздумывая, посмотрела в потолок, потом добавила: — И, если учесть эту чертову ситуацию, к кофе не помешал бы глоток виски. А потом… потом посмотрим.
Он кивнул, подошел к двери, приоткрыл в ней небольшую панель и зашептался с тем, кто стоял снаружи. Вернувшись через секунду к женщине, он сказал:
— Понадобится несколько минут. Но все, что ты требуешь, будет по возможности быстро сюда доставлено.
— Спасибо. А пока я посмотрю, нельзя ли еще кого-нибудь разбудить.
И она начала трясти своих товарищей, а когда это не помогло, стала их щипать и кричать им в самые уши. Наконец очнулся Мейхем, и его тотчас вырвало. Джун Баг сама удивилась своей прыти: она отскочила
