если авгуры сообщали, что печень своим видом предвещает успешное проведение собрания, тогда с Капитолия и с городских стен трубили в горны, и собрание открывалось.
Оно проводилось на открытом воздухе, то на малом Форуме под Капитолийским холмом, то на тихой лужайке за пределами Форума или на Марсовом поле, где занимались военными упражнениями,— самой оживленной части современного Рима, но в те времена просто открытой местности. Все начиналось с рассветом, после прочтения молитвы, открывающей собрание. Сидений не было, и это, вероятно, помогало приучить граждан к правилу, что с государственными делами следует управляться до наступления ночи.
Сперва начиналось обсуждение тех вопросов, ради которых созывалось собрание, тех решений, какие следовало принять. Перед собравшимися зачитывались предложения. Разве не удивительно, что в такой ситуации не раздавались отпечатанные листки с вопросами, предложенными к обсуждению?! Но если такие листки и предлагались, то только рукописные, с возможными ошибками, а то и намеренными фальсификациями. По-видимому, задавать вопросы не разрешалось, но каждый участник имел право выступить перед собранием с позволения председательствовавших магистратов.
Затем все собравшиеся расходились по специально огороженным делянкам, напоминавшим загоны для скота, каждая для отдельной трибы, где после обсуждения триба голосовала за предложенное решение. Окончательное решение принималось не большинством граждан, но большинством триб. И оно во всеуслышание объявлялось вестниками.
Народное собрание по центуриям (комиция центуриата) проходило по очень схожим правилам, за исключением того, что вместо тридцати пяти триб, в III в. до н. э., было 373 центурии. Это собрание опять же начиналось с жертвоприношения и открывающей молитвы. Центурии, первоначально воинские подразделения (подобно «сотням» средневекового местного самоуправления), к тому времени уже давно утратили всякое отношение к числу сто. В состав отдельных центурий входило всего несколько человек, а некоторые были весьма многочисленны. Было восемнадцать центурий всадников, которые изначально включали в свой состав людей, обладавших достаточным состоянием, чтобы иметь коня и снаряжение, необходимое для службы в коннице. Позднее сословие римских всадников, как и рыцарское в Англии, стало заурядным общественным подразделением,
не имевшим никакого военного, духовного или нравственного значения. Всадники превращались в очень влиятельный класс, по мере того, как Рим торговал и богател; какое-то время они были тем классом, который двигал все римское общество. Сенаторам примерно с 200 г. до н. э. не разрешалось заниматься торговлей. Всадники, таким образом, превратились в крупных торговцев (негоциантов), а как откупщикам государственных доходов (публиканам) им принадлежало право собирать налоги.
Существовало еще восемьдесят центурий состоятельных людей (имевших более 100000 ассов), двадцать две центурии тех, чье состояние приближалось к 75 000 ассов, и так далее. Было две центурии механиков и музыкантов, и одну центурию составляли пролетарии. Решения принимались по большинству центурий.
Не удивительно, что с ростом римского государства и усложнением его деятельности власть перешла от народных собраний к сенату, сравнительно компактному властному органу. Число сенаторов варьировалось от (самое меньшее) трехсот сенаторов до девятисот (до этого числа сенат был увеличен Цезарем). Это были люди, имевшие отношение к политике и крупным торговым операциям, более-менее знавшие друг друга, знакомые с традициями управления и государственной жизни.
Властью назначать и собирать сенат в Республике сначала были наделены консулы, а затем, некоторое время спустя, была учреждена должность «цензора», к которому перешла значительная часть полномочий консулов, в том числе право назначать и собирать сенаторов. Аппий Клавдий, один из первых цензоров, который воспользовался этим правом, внес вольноотпущенников в списки триб и призвал сынов вольноотпущенников избираться в сенат. Однако это мероприятие шокировало консервативные инстинкты того времени. Консулы отказались признать его сенат, и следующие цензоры отклонили его предложения.
Однако эта попытка весьма показательна в том, насколько сенат про двинулся за первоначальные рамки исключительно патриархального вла стного органа. Как и современная британская палата лордов, он стал со бранием крупных бизнесменов, энергичных политиканов, успешных про ходимцев, крупных землевладельцев и прочего подобного люда. Его патриархальное достоинство было не более чем колоритным притворством в духе римской старины. Однако, в отличие от британской палаты лордов, законное право контролировать сенат имело лишь малоэффективное на родное собрание, которое мы уже описывали, и трибуны, избираемые со бранием плебеев. Этот правовой контроль над консулами и проконсулами был незначительным; он обладал малой исполнительной силой. Интересы членов сената, вполне естественно, были противоположны интересам ос новной массы граждан. Но на протяжении нескольких поколений эта об ширная масса простых людей была неспособна выразить свой протест на действия сенатской олигархии.
Прямое народное управление государством не ужилось в Италии, поскольку еще не было ни общественного образования, ни прессы; не было и представительной политической системы. Оно провалилось по причине этих технических трудностей еще до начала 1-й Пунической войны. Но его возникновение представляет огромный интерес, как первая попытка распутать тот клубок проблем, с которым пытается разобраться политический разум в настоящее время.
Сенат обычно собирался в здании сената на Форуме, но в особых случаях он мог созываться в одном из храмов. Когда же ему приходилось принимать иноземных послов или своих собственных полководцев (которым не позволялось вступать в город, пока они командовали войсками), сенат собирался на Марсовом поле, вне городских стен.
Государственное устройство Карфагена не отнимет у нас много времени.
Италия под властью Рима была республиканским государством; Карфаген представлял собой более древнее образование — город-республику. У Карфагена была своя «империя», подобная той «империи», что была у Афин: подчиненные города и народы не любили его. Кроме того, огромную часть его населения составляло множество враждебно настроенных к Карфагену рабов, занятых в различных ремеслах и производстве.
Городом правили два избираемых «царя», суффекты, как они названы у Аристотеля, которые представляли собой эквивалент римских цензоров. На семитском языке их называли так же, как у евреев назывались их судьи. Подобно Риму, тут были и бессильное народное собрание, и сенат, состоящий из представителей правящих классов. Два комитета этого сената, формально выборные, но избираемые легко контролируемыми способами, так называемые Сто Четыре и Тридцать, представляли собой в действительности сплоченную олигархию самых богатых и влиятельных людей. Они редко посвящали в свои планы союзников и сограждан и советовались с ними еще реже. Они составляли планы, в которых благополучие Карфагена, несомненно, зависело от их собственной выгоды. Карфагенская верхушка была враждебно настроена ко всем новым людям и идеям и пребывала в полной уверенности, что их морское владычество, продолжавшееся уже два столетия, является само собой разумеющимся.
Новый сенат расширившегося Римского государства все больше входил во вкус военной добычи. Теперь он бросал алчные взгляды через Мессинский пролив на владения карфагенян в Сицилии.
Впрочем, эту алчность сдерживал страх перед морской силой Карфагена. У «патриотов» из римской толпы, однако, карфагеняне вызывали зависть, и они не склонны были поразмыслить над тем, какую цену потребует конфликт с Карфагеном. Тот союз, который невольно был навязан Пирром Карфагену и Риму, продержался одиннадцать лет, и Рим уже созрел для того, что на современном политическом жаргоне называется «оборонительно-наступательная война». Случай к этому представился в 264 г. до н. э.
Не вся Сицилия тогда была в руках карфагенян. Ее восточная окраина все еще находилась под властью греческого царя Сиракуз, Гиерона (правил в 268—215 до н. э.), преемника того Дионисия, у которого придворным философом одно время был Платон. Некая банда наемников, которые прежде состояли на службе у Сиракуз, захватили Мессину (Мессану; 288 г. до н. э.) и принялись грабить торговые пути, ведущие к Сиракузам, так что Гиерон в конце концов был вынужден принимать меры, чтобы подавить их (268 г. до н. э.). Карфаген, который также был жизненно заинтересован в подавлении пиратства, пришел ему на помощь и разместил в Мессине свой гарнизон. Это было законное и обоснованное действие. Теперь, когда Тир был разрушен, единственным, кто был в состоянии следить за соблюдением морских законов в
