Ещё большее внимание указало бы ему на одну важнейшую особенность. Соединённые тайными нитями, любые еврейские политики при известных условиях чувствуют и повторяют одно и то же. Им не надо ни видится, ни сговариваться. Один и тот же незримый ток влияет на них всех разом, повинуясь какому-то мистическому велению, все они исполняют его в точности.
Иначе говоря, еврейская «музыка» такова, что сынам Иуды не надо репетиций. Соберите их и скомандуйте, вы сами увидите, как они тотчас же возьмут аккорд. Единство организации, тождество наследственности, века суровой дисциплины талмуда, — всё направляется здесь к этому результату.
Дальнейшее исследование различий между нормальным пониманием вещей, как его познаёт арийский гений, и еврейскими несообразностями выяснило бы, что идеи еврейства в политике не только исключают всякую возможность взвесить их, но едва лишь наблюдатель обеспечит себя от их пустозвонной стремительности, как они представляются ему в своём естественном состоянии неизлечимого возбуждения, неуравновешенными и несогласованными взаимно. Они явно переливают из пустого в порожнее, а подвижность языка разоблачает лишь несомненную умственную нищету.
Тогда прорываются наружу и другие плачевные недочёты. Интеллектуальный организм евреев, по- видимому, не выносит глубокой вдумчивости в прошлое и в будущее; ему не дано обнимать факты с их отдалёнными причинами и постепенным течением, ни следовать за их предстоящим развитием; у еврея нет той способности глядеть вперёд и назад, которая так метко выражалась в двойном лице бога Януса, символизировавшем у римлян политический гений; его горизонт сводится к узкой действительности; схватившись за неё, он в ослепительной болтовне строит на этом все свои воздушные замки…
II. Таков же и его язык. Здравый смысл принимает здесь участие далеко не всегда, зато безумие сквозит неизменно, в большей или меньшей степени. Чрезмерность восхвалений, азарт злословия, беззастенчивость противоречий злорадство предсказаний, лживость доводов и осязательность нелепостей за весьма редкими изъятиями, кладут свою печать, а иной раз и совершенно переполняют еврейскую речь о политике. Естественно, что пустословие этого рода нередко влияет на слушателя, как яд миазмов, которого нельзя вдыхать без головной боли и без упадка сил.
Независимо от сказанного, существуют и другие факты, но, выходя за пределы ежедневного опыта, они могут быть наблюдаемы только у избранных евреев. Приписывая себе политические дарования высшего порядка, эти «избранники» охотно воображают себя существами необыкновенными. Подумаешь, что они уже повелевают миром, и что им повинуются оба полушария. На своём троне гордыни сам сатана едва ли окружает себя большим величием и, пожалуй, взирает на вселенную с меньшим пренебрежением…
III. Что же касается обмана, то каким образом еврейский политик стал бы от него воздерживаться? Наоборот, у каждого их них есть в этом случае свой багаж: один был закадычным приятелем Гамбетты, другой вдохновлял политику Бисмарка, третий свысока повествует о таких людях, которых он и в глаза не видел. Как ведь приятно ввести в заблуждение или навязать сказку с хитро подтасованными деталями!.. В этом — двойное удовольствие: и себе самому придаёшь цену, да и над другими позабавишься всласть.
Если бы, проникаясь в еврейскую душу, наблюдатель спросил бы себя, наконец, какие же инстинкты двигают еврея в области политики, то мудрено было бы предположить в ответ какую-либо иллюзию. Месть и ненависть, необузданное самомнение, шарлатанство, стремление провести и одурачить — таковы те инстинкты и страсти, которые оказались бы на сцене и за кулисами, причём наблюдатель увидел бы также, что они действуют с невероятным напряжением и с тем могуществом, которое накоплялось веками…
Какая внезапность в изобретении обманов?! Какое лукавство в расстановке статей? И каково искусство притворяться, скрывая свои когти под чарующей мягкостью сердца и обольстительной нежностью дружбы?!..
Объявляя себя несостоятельным или принуждая своих кредиторов пойти на мировую, еврейский купец отдаёт этому делу столько же забот, как и птица, вьющая себе гнездо. Эволюция плутовства следует здесь определённым законам; она слагается из тысячи таких подробностей и стратагем, которые, будучи применяемы к обстоятельствам, сочетаются взаимно в самых разнообразных комбинациях и с поразительной гармонией; у неё есть свои собственные слова, специальные восклицания и характерные особенности до такой степени неизменные, что, подметив их однажды, уже незачем глядеть на них вновь.
Нечто подобное наблюдается и в еврейском политике. Одержимый глубочайшим предательством, он безустанно пожирается алчностью, но не менее того мучается гордыней. Проникнутый собственным превосходством, он свысока глядит на арийский мир, говоря себе, что если это не нынешняя, то, несомненно, будущая его добыча. Разве не всё должно отступать перед ним? Да и как, владея систематизированными ad hoc способностями, располагая дарованиями, выработанными и нанизанными природой именно с целью победы, он мог бы лишиться такого владычества? Не за ним ли сокровища энергии и лабиринты коварства? Не ему ли предстоит расквитаться за вековые унижения и оправдать пророчество о всемирном господстве, пророчество, пережившее разгром Иерусалима и разрушение храма?
С такими идеями и вожделениями, еврейская политика не может преследовать иной цели, кроме верховенства иудейского общества над обществом арийцев, и к этой цели она стремится с воинственным рвением и деловитостью. От времени до времени, медленно и в тишине умножив и подготовив свои силы, еврейская армия трогается в поход и кидается на сцену мира. Сокрушая перед собой препятствия, она переносится от успеха к успеху, от триумфа к триумфу.
Каково изобилие стратегических ресурсов? Какое проворство в захвате плодов обмана раньше, чем появится свет? Какой гений орудования рекламой? Какая сноровка расширяет самое время скоропостижностью операций? Какова обдуманность в подготовке набега через разврат и шпионство? И каков навык разрушения? Какое богатство добычи? Как обильно текут серебро и золото в её победоносные руки? Наконец, какое удивление и страх царят вокруг неё? Содрагаются земные владыки и горе тем трепещущим, кто не отправит своего посла на похороны «беднейшего» из князей Израиля или же на свадьбу «последней» из его дочерей!..
Не следует поэтому удивляться, что еврейская политика действует на арийское общество разлагающим образом, что она стремится ослепить умы, обессилить историческое самосознание, ниспровергнуть веру в прошлое и по всем направлениям распространить легкомыслие и безрассудство.
«Склонность вдохновляться чуждыми национальными интересами и стремлениями, даже когда они могут быть осуществлены не иначе, как за счёт унижения собственного отечества, есть одна из разновидностей современного политического психоза» (Бисмарк).
С того момента, когда арийское общество вступает в одну из таких печальных фаз, среди которых народ, охваченный помешательством, обольщенный видениями и подавленный отвлечёнными туманностями, убеждает себя, что всё совершившееся на его жизненном пути было только мракобесием и ложью, склоняет главу пред оскорблениями чужеземца и даже сам повторяет их, засыпая в кругу опасностей ему угрожающих и вожделений, его гнетущих, — тогда для еврейства наступает полный простор, а уж сыны Иуды не промахнутся. В своих разрушительных атаках они сумеют обнять как самые глубокие и отдалённые устои арийского общества, так и всё, что у него есть великого в настоящее время. Религия, воинские доблести, память о знаменитых деяниях и о славной борьбе, спасшей национальную независимость, Греция как и Франция, поэмы Гомера как и христианские храмы, — всё будет предано поруганию. Софизм, ирония и карикатура в стихах, прозе и музыке разъедят всё своими прокажёнными струпьями.
IV. Весьма нелегко произвести анализ тех причин, которые делают столь гибельным прикосновение еврейства к арийцам. Тягость опасности возникает уже из той нелепой иллюзии, которой мы страдаем по отношению к намерениям еврейства и которая обусловливается химерической идеей, будто мы в состоянии поглотить его и усвоить ему драгоценнейшие из наших чувств и понятий.
Однако, подобная иллюзия распространена несравненно более, чем это казалось бы возможным. Как мало людей видят еврейское общество таким, каково оно есть — с его незыблемыми принципами, с его изумительной цепкостью и связностью и с тем вечным антагонизмом, который в тайниках своего сердца питает оно к арийскому миру. Разбросанное и рассеянное во многих странах, это общество приобретает только больше единения и упорства, дабы надёжнее отделить себя от всего окружающего, причём с тем большей энергией продолжает оно жить в самом себе и единственно для себя. Захват племенем Иуды всех средств к существованию и систематическое вытеснение ими окружающего населения, необыкновенно быстрое размножение этого племени, удваивающегося средним числом каждые 30 лет, и безвозвратная погибель для страны всякого рубля, попавшего в еврейский карман, являются воистину грозными фактами
