переименовать себя в партию «народной свободы» и даже украсить своих рабов зелёными тряпками.
Впрочем, зная сынов Иуды и понимая, что для достижения цели всё пригодно, нечему удивляться. Поразительно и непостижимо, что эта заведомая ложь принимается за чистую монету. Обманутая или подкупленная толпа по невежеству или сознательно закрывает глаза перед фактом, что в злостной потехе над русским патриотизмом евреи норовят искоренить его в принципе только для гоев, а отнюдь не для себя. Им это необходимо не только с целью деморализации «неприятеля» и разложения дисциплины в его массах, но и ради подготовки автономии инородцев, т. е. в сущности — ради проведения собственного «равноправия», опасность которого для России и, следовательно, как трудность взятой на себя ими задачи, так и силу предстоящего с нашей стороны сопротивления те же евреи, разумеется, хорошо сознают.
Этого мало. В расчете на стадность и революционный психоз еврейство не затрудняется, впрочем, бравировать и явным противоречием, прославляя сионизм и превознося заслуги кагала или же возводя в политическую аксиому самоопределение за счёт русского народа, всех его окраин, начиная с автономии Финляндии и завершая таким порабощением Малороссии Польшей, которого соотечественники атамана Сирко, Богдана Хмельницкого, Гонты и Железняка никогда не потерпят.
V. Осмелиться на приёмы этого рода не могла бы, конечно, и сама impudentia judeorum, если бы, к сожалению, не располагала указаниями иронизиующей над гоями судьбы.
Несмотря на своё равноправие в Западной Европе вот уже на протяжении столетия, евреи повсюду остаются только евреями. На Британских островах древние кельты, пикты и скотты, римляне, датчане и англосаксы, равно как пришедшие из Франции норманны, давно смешались и образовали один английский народ. Евреи же как до своего изгнания в XIII столетии, так и по возвращении своём при Кромвеле в XVI столетии всегда были и остаются евреями.
Те же кельты, галлы, иберы, германцы, нормандцы, римляне, франки, постепенно, через горнило истории, сплавились, в свою очередь, и стали французами. Одни евреи неизменно пребывали сами собой, а сейчас и знать не хотят ни о чём другом, как остаться евреями.
Но если так было в странах, где еврейство представляло ничтожные сравнительно пятна заразы на теле народном, тем не менее, шаг за шагом отравляя государственный организм, то, например, в Польше, которую иудаизм погубил, и где он не только равноправен, а своё господство суёт напоказ, было бы забавным и мечтать о его ассимиляции с коренным населением.
Наблюдая такие факты, соседние страны должны бы, казалось, поостеречься.
Однако, лишь в одной России была установлена черта еврейской оседлости, да и то по непонятной близорукости она была расширена на весь Новороссийский край.
Результаты в Германии и особенно в Австрии достаточно говорят за себя. Продажность или скудоумие тамошних государственных людей не замедлили отразиться в России. Неимоверное размножение евреев, приводившее в ужас ещё древних египтян и, без сомнения, сказавшееся в самих указаниях персидских царей, которыми поощрялось обратное переселение евреев в Палестину (под начальством Зоровавеля, Эздры и Неемии), не замедлило угрожать и нам. Обездоливая христианское население черты оседлости через захват всех путей деятельности и самих средств пропитания, еврейство с каждым новым поколением расширяло своё благополучие и выделяло всё новые и новые полчища саранчи, которая пожирает всё кругом. Кровью и слезами написаны свидетелями-очевидцами целые страницы в таком исследовании вопроса на местах, которое должно было бы являться настольной книгой у каждого грамотного русского человека. К глубокому удивлению, это исследование осталось недоступным публике и даже составляет библиографическую редкость.[58]
Урок не послужил, однако, в пользу.
Через пресловутую черту еврейство стало просачиваться. И чем дальше, тем всё больше.
Началось с университетских дипломов и первогильдейских купеческих свидетельств, а дошло до странствующих факторов и ремесленников, «умеющих кроить мешки», или, что ещё опереточней, до чернильных либо уксусных дел мастеров.
Затем, не далее, как в течение последних пятнадцати лет, на радость нам были ожидовлены драматическая и оперная сцены, провинциальные и в особенности столичная адвокатура, а за ней и вся периодическая печать.
О гешефтах с деньгами и говорить нечего. Даже хищения в городских общественных банках оказали великолепную услугу Израилю. Кагальные банки, равно как их агентства и комиссионерства, распространились повсеместно, а вслед за ними, приблизительно через 7-10 лет, стали появляться еврейские молитвенные дома, талмудические школы и синагоги, даже в Москве и Петербурге. Земельный и городской ипотечный кредит, равным образом, оказался в руках евреев, и трудно не удивляться тому, что ещё не появилось карты нового удельно-вечевого периода. Дело в том, что если бы сыны Иуды задумали скупить, хотя бы 1/3 или 1/5 земель или домов в России, то они подняли бы цены до несообразности и, сверх того, были бы разворованы своими же управляющими. Вот почему они поступили умненько. Экспедиция заготовления государственных бумаг, печатает закладные листы, а уставы земельных банков дают евреям право раздавать ссуды этими знаками государственного кредита. Русский же народ, за счёт которого производятся операции, остаётся, конечно, ни при чём. Сильно богатеют одни евреи, и притом, в сущности, не отвечают ни за что. Яко бы в интересах контроля самый размер ссуд утверждается особенной канцелярией по кредитной части министерства финансов, в последнее время — даже нарочитыми при банках чиновниками министерства. Мудрено ли, что, будучи такой же поддержкой, как верёвка для повешенного, иудейский кредит с его 12 % пени только за просрочку стал мёртвой петлёй для большинства заёмщиков.
С другой стороны, так как эксплуатация чужого горя и нищеты — излюбленная еврейская профессия, то, для захвата всего лучшего из просроченных имуществ возникли «лесопромышленные» и «домовладельческие», разумеется, кагальные товарищества. Таким образом городская и сельская недвижимость всё больше и скорее стала переходить уже в непосредственное обладание евреев.
Исключением являлась крестьянская земля. Теперь столь настрадавшийся за русского мужика всемирный кагал из сил выбивается в намерении облагодетельствовать его. Отняв чужие земли и раздав их «трудящемуся крестьянству», евреи подарят и ему «равноправие», т. е. уничтожать и само крестьянское звание. Тогда для кагальных банков взойдёт новая заря. Раздача ссуд ещё поднимет и без того чудесные иудейские дивиденды. С нынешних 15 или 20 % они возрастут до 25 или 30 % годовых.
Тогда уже вся масса русского народа будет работать на один Израиль, а на долю евреев останется управлять Россией как своим домашним хозяйством и, завладев всей политической властью, какую даёт обладание самой территорией страны, окончательно превратить ее в новую Землю Обетованную.
Тогда для нас, шабес-гоев, расцветёт уже полная «свободы» идиллия!..
Послушаем на всякий случай, что о ней говорят такие простаки и, можно сказать, черносотенцы, как Бисмарк и Мольтке.
«Несмотря на своё рассеяние, евреи тесно связаны между собой. Неизвестными владыками они последовательно направляются к своим общим целям. Отвергнув все попытки ассимилировать их, евреи повсюду составляют государство в государстве, а в Польше сделались глубокой, до сих пор не заживающей язвой этой прекрасной страны» (Мольтке).
«Я знаю страну, где еврейское население многочисленно и где наряду с этим крестьяне в большинстве не называют своим ничего на всей своей земле. Начиная с постели и кончая ухватом, вся движимость принадлежит еврею. Скот в стойле принадлежит ему же, и крестьянин за каждую собственную вещь вносит наёмную плату тому же еврею. Крестьянский хлеб на поле и в овине — собственность опять таки еврея, который и продаст мужику его же хлеб, семена и корм для скота осьминами.
О подобном лихоимстве христиан мне, по крайней мере, ещё не приходилось слышать…»
Разве свобода Германии так упала в цене, чтобы не стоило умереть за неё, если даже этим не будет достигнута эмансипация евреев» (Бисмарк).
VI. Захватывая все средства пропитания гоев, сыны Иуды поднимаются выше и выше. Ещё Биконсфильд сказал, что, восходя по социальной лестнице, всякий заметит, как всё чаще и чаще евреи перебегают ему дорогу.
Стоило в Москве дьяку Посольского приказа Украинцеву приютить у себя нищего жидка Шапиро, как сын этого жидка, сделавшись бароном Шапировым, уже породнился со знатью, вовлекая, между прочим, графа Толстого (одного из предков нынешнего друга евреев и владельца Ясной Поляны) в гешефты за
