Белостоке, когда столько ужасающих злодейств и в течение столь долгого времени проходит для сынов Иуды безнаказанно, и когда сами евреи, а за ними и их шабес-шискели в государственной думе издеваются, как хотят, всенародно над Россией и её правительством?!..[71]
Само собой разумеется, что сыны Иуды первые же осмеивают таких защитников, как Кокошкин et tutti quanti, а из своей среды нам никаких не дают. Кагал любит измену, но изменников не милуют.
III. «Забитое» еврейство, как известно, с ума сошло от злорадства, когда последовал указ 17 октября 1905 года. Сыны Иуды хорошо и заранее знали, как воспользоваться обстоятельствами, какова при их благосклонном участии выйдет государственная дума, и чем она себя прославит. Не только не обнаружили евреи какой-либо благодарности и не, проявили малейшего приличия, но в своём безумии стали расстреливать уже не одних богомольцев или мирные процессии русских людей вообще, а и царские портреты во многих городах и сёлах.
Бешеные еврейские крики «долой Самодержавие!», «долой Царя!» понеслись по лицу земли Русской.
В Киеве один еврей — адвокат, прорвав портрет Государя, вставил свою голову и начал выкрикивать то, что мы отказываемся повторить. Даже лейб орган австрийского кагала «Neue Freie Presse», сообщая об этом, добавил, что народ растерзал еврея в клочья… В Житомире толпа жидов носила большие фотографии Ротшильда и Гирша и, крича «вот наши цари!», принуждала встречных христиан целовать их, а кто противился, тех избивали без милосердия. В Одессе, объявив республику с евреем, конечно, Пергаментом во главе, жиды привязывали царские портреты к хвостам собак и пускали их по улицам.
Русский народ не оставил «избранного народа» без наказания…
В самой Москве еврей Бауман ехал по улицам и кричал: «
Не вынес этого бывший гвардеец Николай Федотович Михалин и заставил Баумана умолкнуть навсегда…
В таких страшных злодеяниях кагал преднамеренно и бесчестно оскорблял весь русский народ, измывался главным образом над тем, что России дорого и свято. В этом нет, и не может быть сомнения. Таков постыдный характер евреев, и так проявляли они себя во все времена.
Не даром, видно, сказал один из же раввинов:
«Wir Juden sind gesegnetes Volk, denn wir sind stark und ausdauernd im Ungluck; aber wir Juden sind verfluchtes Volk, denn wir konnen das Gluck nicht ertagen!».
Да, евреи неспособны переносить счастья… Надменное и жестокое племя, они зазнаются в своей гордыне до того, что, наконец, и сам рок им противится. С высоты невидимого деспотизма они вновь низвергаются в ту бездну унижения, из которой едва успели подняться. Это самая характерная черта и первое объяснение их печальной истории.
Создав «вооружённые шайки самообороны», всегда показывающие, однако, тыл при натиске россиян, обыкновенно безоружных, кагал никогда не отказывает себе в удовольствии заманить либо затащить в один из своих притонов и там в лютых терзаниях замучить женщину или ребёнка; пострелять из-за угла или с крыш в солдат либо в полицию; убить в патриотической процессии того из русских, кто несёт царский портрет, образ или национальный флаг, изорвав самый портрет или флаг, либо втоптав его в грязь; наградить своих обманутых рабов — «сознательных пролетариев» красными тряпками, а своих избирательных агентов — бросившую учиться молодёжь обоего пола снабдить тряпками зелёными.
Говоря о еврействе, мы разумеем не один кагал — но и тех христопродавцев, которые составляют его пушечное мясо, а потому направляются им в первый огонь. Это можно наблюдать повсюду, а в «государственной думе» — с особой прелестью. Винавер, Герценштейн, Френкель, Блиох, Каценельсон, Якубсон, Червоненкис и другие израильтяне как истые паладины «народной свободы» вступают лишь когда надо сказать отвратительную дерзость правительству, унизить или вышутить, по-еврейски разумеется, министров, либо когда требуется с особым нахальством кинуть русскому народу в глаза «иудейское равноправие» как идеал русского же правосознания, как венец беззаветной любви россиян к сынам Иуды или как залог светлого и радостного будущего для самой России… Всё же, что относится к аксессуарам либо к затуманиванию единственной задачи «государственной думы» — дать жидам равноправие, возлагается на христопродавцев — еврейских приказчиков и на прислугу Израиля вообще.
IV. Переходя к дальнейшему развитию проблемы о равноправии как награды, которую евреи себе присваивают за участие в «освободительном движении», иначе говоря, excusez du peu, за домогательство «равноправия же», нам следовало бы предпослать возможно полную картину грабежей, поджогов, разбоев и убийств, которыми помянутое участие ознаменовано да и продолжает украшаться поныне.
К сожалению, материал так обширен и ужасен, что сам по себе требует немалого труда, нами ещё незаконченного. Принимая же во внимание, что и еврейский репертуар, по-видимому, ещё далеко не исчерпан, было бы преждевременно останавливаться на части, пока нет целого. Повальное безумие, тяжкий революционный психоз, охвативший несчастных, кагальной печатью обманутых людей, в свою очередь, исключает возможность спокойного анализа фактов для многих, кому, главным образом, предназначается настоящая посильная работа. Происхождение этого психоза, его симптомы и условия, течение и развитие, проявление и наклонности, вероятный прогнозис и объективные результаты, — всё это для сокрушения неправды ждёт своего исследователя. Отсюда явствует, что в данный момент следует ограничиться наиболее яркими примерами из переживаемого нами еврейского периода русской истории.
Раньше, однако, чем обратиться к ним, мы вновь останавливаем мысль читателя на роли кагальной прессы. Вдумываться в её деятельность — значит уяснять себе многое, без этого непонятное. Ей всё дозволено, и, наоборот, малейшая попытка к её обузданию рассматривается чуть ли не как оскорбление человечества. В особенности же хороша её роль, когда задеты интересы всего еврейства. Нет тогда той скверны, которая не выдавалась бы за откровение свыше. И горе тому, кто дерзнёт оказаться поперёк дороги кагала. Будь это и само правительство страны, — noli me tangere! — скрежещет «избранный народа» на всех языках… Безумные же и христопродавцы спешат к нему на помощь, вопиют и распинаются, клеймят и проклинают, отрицая у горемычных и осмеиваемых жертв Израиля само право защиты.
Зловещее влияние иудейских газет, помимо изложенного выше, раскрывается и из того, например, как смотрели на периодическую печать в Англии уже в XVIII столетии, т. е. когда о захвате газет и телеграфных агентств «страшными паразитами», как сами англичане называют евреев, ещё не могло быть и речи.
Конец XVIII столетия был, как известно, золотым временем ораторского искусства Великобритании. Фокс Борк и Шеридан — его вдохновенные премьеры. Ничего общего с нынешним иудейским развратом не имела та свобода печати, какой требовал ради блага отечества идеалист Шеридан, очевидно, не подозревая, куда заведут эту «свободу» евреи. Но с точки зрения могущества слова, даже бесчестного, он оказался правым.
«Дайте мне, — говорил этот непримиримый враг лорда Норта, — свободу печати и оставьте министру, заседающему здесь, его раболепную палату лордов, продажную и развращённую палату общин; оставьте ему раздачу должностей и милостей, равно как влияние, которое обусловливается подкупом голосов и властью, способной уничтожить теперь любое сопротивление… При свободе печати всё это нестрашно. С таким могучим орудием я сумею противостоять знаменитому лорду и подкопать высоко воздвигнутое им здание, поколебать в самых основаниях сплетённые им интриги и задавить его под этими развалинами».
Нужно ли объяснять ещё раз, каковы оказались иудейские «таланты» в прессе? Необходимо ли повторение того, что, при мастерском и бесцеремонном, упорном и повсеместном извращении фактов способен сделать кагал даже из столь опасного для него события, как происшедшее в Белостоке? Надо ли вновь убеждать в том смертоносном вреде, какой особенно теперь наносят евреи России не одной коварной ложью, которую они распространяют без стыда, но и простым замалчиванием всего, что им невыгодно?
Думается, что на эти вопросы лучше всего ответила уже сама действительность…
