11
Ни одна эпоха внешне не имела такого многообразия эстетических форм и стремлений, как 'серебряный век'. И какая ещё была так однообразна?
Уныние, бегство от жизни, мистические соблазны, отвращение от правды Божией, доведённое до крайности, тяга к бесовскому началу, помышления о смерти… Всё едино, как ни назови.
Розанов чутко воспринял из самой атмосферы времени и выразил определённее прочих то, чем жила в этот «век» российская культурная элита. Слова его кощунственны, но точно выражают то настроение, ту убеждённость, какими была отравлена «серебряная» культура. Автор написал это уже после катастрофы 1917 года в своём знаменитом 'Апокалипсисе нашего времени' (1918–1919). Для многих и по сей день, в этом сказалось последнее слово
'Дела плоти' и суть космогония, а 'дела духа' приблизительно выдумка.
И Христос, занявшись 'делами духа', занялся чем-то в мире побочным, второстепенным, дробным, частным'.
В этих словах весьма полно обозначена причина всех революций, катастроф, преступлений, грехопадений вообще. Соблазнённый человек время от времени возглашает: собирайте сокровища на земле… И лжёт, что плоть объявлена в христианстве грехом. (Нет, только плоть, отрекшаяся от Духа; и удел такой плоти — смерть.)
Кричит и лжёт соблазнённый человек, а всё прочее есть лишь банальное следствие того.
Глава XV АЛЕКСЕЙ МАКСИМОВИЧ ГОРЬКИЙ
1
Когда Горький рассказывает о своём детстве, отрочестве, юности, мы вовсе не обязаны думать, что он излагает хронику действительных событий. Автобиографическая трилогия Горького — «Детство» (1913), 'В людях' (1916), 'Мои университеты' (1923) относится к художественной, а не к документальной литературе, и автор имел право на вымысел. Значит ли сказанное, что мы здесь должны всегда подразумевать неправду? Нет. Но только нужно искать в этих повестях, как и вообще в искусстве, не внешнюю правду событий, а правду видения мира этим конкретным человеком.
Видит же он этот мир не слишком привлекательным. Из произведений писателя легко вынести тягостное впечатление о мрачности русской жизни, в которой лишь искрами вспыхивают проблески стремления к более достойному существованию. Порой он чувствовал себя бессильным перед 'заедающими мелочами жизни':
'Я шёл босым сердцем по мелкой злобе и гадостям жизни, как по острым гвоздям, по толчёному стеклу'.
Верно ли он описывает виденное им? Верно, надо думать. Но неужели всё так мрачно и только мрачно? Почему он видит всё дурным, гадким? А потому, что так настроено зрение и нет понимания, что нужно исправлять этот настрой. Так Горький видит мир, но это не значит, что мир таков.
Разумеется, Алёша Пешков в трилогии — не писатель А.М. Горький в детстве и юности; полного совпадения нет, и учёные-литературоведы скажут, что нельзя отождествлять лирического героя с самим автором. Но не все читатели — учёные-литературоведы, поэтому — отождествляют. Это ошибочно, но ошибка не велика. Важно, что персонаж ли, сам ли автор, — но они навязывают своё определённое отношение к жизни. Они говорят: вот каков мир. Однако мы должны судить по тому не о мире, а о их
Горькому хочется доказать всем, что жизнь часто слишком мерзка, и ближние — мерзки. В доказательство этой мерзости он, например, обстоятельно повествует об убийстве Цыганка, одного из немногих привлекательных персонажей «Детства». В реальности ничего подобного не произошло. Человек, бывший прототипом Цыганка, жил вполне благополучно, даже был облагодетельствован дедом Кашириным, материально поддержавшим его на первых порах самостоятельной жизни. Но Горькому нужно утвердить свой тезис о 'свинцовых мерзостях русской жизни', и он намеренно нагнетает мрачную атмосферу. Для него жизнь мерзка и тьма уничтожает всякий проблеск света. Отражение ли это правды жизни? Только правды
Появлялось ли у него желание по-иному взглянуть на мир? Редко и ненадолго. Горький пишет:
'Вспоминая эти свинцовые мерзости дикой русской жизни, я минутами спрашиваю себя: да стоит ли говорить об этом? И, с обновлённой уверенностью, отвечаю себе — стоит; ибо это — живучая, подлая правда, она не издохла и по сей день. Это та правда, которую необходимо знать до корня, чтобы с корнем же и выдрать её из памяти, из души человека, из всей жизни нашей, тяжкой и позорной'.
Писатель как будто нарочито стремится нагнетать атмосферу ужаса перед жизнью.
Но никто не спорит, что зло в мире бытует.
Важно, так ли оно всеобъемлюще и самосущностно, это зло, как видится писателю? 'От Бога' ли зло? Православный человек знает, что не от Бога. Но как видит проблему зла Горький?
2
Итак: как видит проблему зла Горький? То есть в чём он видит причину зла и как намеревается искоренять его?
Для ответа на этот вопрос не обойтись без уяснения той веры, начала которой воспринял человек в детские годы. И тут открываются вещи прелюбопытные. Герой «Детства» живёт в ощущении
И постепенно, мы видим, 'злой Бог', начинает заполнять пространство мировидения героя трилогии. Зло как бы начинает исходить от дедова Бога. И как дед не видит, не хочет, не может видеть 'доброго Бога', так и мальчик всё более замечает то, что исходит от «злого». Зло становится для Алёши Пешкова онтологичным миру, самосущим «божественным» началом. Да и «добрый» Бог бабушки тоже не абсолютно добр. Но главное. Он не всесилен.
Он жалеет, конечно, людей, но ведь жалость, как утверждает горьковский Сатин ('На дне'), унижает людей. Отрицательное отношение к жалости герой трилогии воспринял в юности. Ему это вразумительно разъяснил будочник (полицейский) Никифорыч:
— Жалости много в Евангелии, а жалость — вещь вредная. Так я думаю. Жалость требует громадных расходов на ненужных и вредных даже людей. Богадельни, тюрьмы, сумасшедшие дома. Помогать надо людям крепким, здоровым, чтоб они зря силу не тратили. А мы помогаем слабым, — слабого разве сделаешь сильным? От этой канители крепкие слабеют, а слабые на шее у них сидят. Вот чем заняться надо — этим! Передумать надо многое. Надо понять — жизнь давно отвернулась от Евангелия, у неё — свой ход.
Этот апостасийный прагматизм подтвердил позднее один из «учителей» Алексея Пешкова,
