всех партийно ориентированных патриотов, у Маяковского нет любви к России (он же вообще хочет жить 'без Россий, без Латвий'), но — к социалистическому отечеству, история которого началась в октябре 1917 года. Ему мила не тысячелетняя Россия, а «страна-подросток», пребывающая 'в сплошной лихорадке буден'.
Поразительно, как прорываются порой подобные признания-образы у подлинных поэтов — всё высвечивая истинным светом.
Болезненность, лихорадочность бытия революции определилась многими причинами, не в последнюю очередь и стремлением подстегнуть время. Прежде, пытаясь задержать ускользающее счастье, поэты молили: 'О время, погоди' (Тютчев). Теперь поэт, устремлённый к грядущему благоденствию, в нетерпении заклинает:
Это из лозунгов к пьесе «Баня» (1929). В то время, в последний год жизни своей, Маяковский уже близок к отчаянию. Жестокая реальность настоящего развеевает его идеалы как дым. Что, кто может дать уверенность: не обернётся ли миражом надежда?
Маяковский молитвенно обращается к тому, кто живёт в его сознании символом новой святости, — к Ленину. Он призывает этого своего бога в воображаемом разговоре с ним.
Маяковский ищет опоры в Ленине, потому что тот неотделим от революции, и в ней обрёл своё бессмертие.
Не должно оставить вне внимания признание самого поэта: в революции и Ленине берёт начало именно новая вера:
Это признание, сделанное в начале 1920 года было развёрнуто в поэме 'Владимир Ильич Ленин' (1924), несущей в себе основные принципы идеологического осмысления образа Ленина в советской литературе.
Ленин у Маяковского как бы устанавливает таинства новой веры. Именно у тела мёртвого, но 'вечно живого' Ленина совершает особое классовое «причащение» поэт:
А ещё прежде Ленин по-новому «крестил» старую Русь:
Поэтому именно к Ленину обратился поэт со своею «молитвой», о чём поведал в стихотворении 'Разговор с товарищем Лениным' (1929). И молитва эта особая: приветствие, рапорт, доклад. Но этот доклад 'радостью высвеченного' (в 'молитвенном сиянии'?) человека совершается 'по душе'. О чём?
Вот проговорился!
Основная часть молитвы-доклада наполнена жалобами на 'разную дрянь', на многих 'разных мерзавцев', отбившихся от рук и переполнивших 'нашу землю'.
Главный враг Маяковского проглядывается ясно: это зародившаяся
Тем, кто паразитирует на какой-либо идее, всегда только помехою становятся люди, этой идее искренне приверженные, и они их уничтожают. Маяковскому было уготовано стать жертвой. Он был обречён внутренне. Он был обречён и внешней страшной правдой революции. А кто успеет первым поставить 'точку пули' — дело случая.
В конце 20-х годов в политической жизни страны произошли сущностные изменения: с победой Сталина над большевистской ленинской верхушкой партии (уже отстранённая от власти, она скоро будет уничтожена физически) медленно, но верно воцарялась новая сила, и ей органически чужд был внутренний революционный романтизм, порывы, иллюзии, которые вдохновляли Маяковского. Он был обречён.
Он отринул Бога, и не было у него самой возможности теперь осознать в себе образ Его. Поэтому так важно было утвердить свою самость на чём-то ином. А революция всё больше оборачивалась «дрянью». Ему так хотелось думать, что это всё издержки, пена, отступление от истинной сути, а не выражение её, что надо лишь усерднее бороться с ошибками, толкать на нужный путь, воевать, бичевать… И одна за одной пошли гневные филиппики против бюрократии, против зарождающейся номенклатуры, их не счесть, и все весьма недостаточны качеством. А другую половину его произведений составляет агитпроп, поучения, наставления, заклинания, призывания побед в революционной борьбе. Он пишет всё это, 'становясь на горло собственной песне'. И как, должно быть, самому ему противно было всё это писать…
