Я сходила на кухню выпить чаю, это меня немного успокоило.
Постараюсь заснуть. Я у себя в комнате, дверь заперта на ключ. Оставлю магнитофон включенным и немного вздремну. Это глупо, но я чувствую себя увереннее, когда слышу его тихое жужжание…
Телефон зазвонил! Нет, это звонок в дверь. Иду открывать.
Что еще за шутки? На коврике у двери лежала маска, которую я недавно выбросила в помойку. Под ней оказалась записка. Я вернулась к себе в комнату. Который час? Шесть утра! Не буду ее читать… Зажгу свет.
Что ж, Дженни, твои наблюдения — это очень интересно. Если бы ты только знала, дорогая, как ты близка к истине… Но увы, у тебя не будет времени этим воспользоваться.
Ради этого разбудить меня в шесть утра!.. Доктор все еще не вернулся — наверняка его задержали. Он был ее любовником, стало быть, он один из первых в списке подозреваемых… Автомобиль, я слышу автомобиль!.. Он останавливается. Старуха поднимается, проходит мимо моей комнаты (я узнаю ее шаги по шарканью ночных туфель). Звонят в дверь.
Неужели это доктор, который забыл ключи? Все остальные тоже спускаются, и я следом (на сей раз закрываю дверь на ключ). Я так часто бегаю вверх-вниз по этой гребаной лестнице, что вполне могла бы участвовать в Нью-Йоркском марафоне!
Папу не задержали. Везунчик… Кто-то послал злобное письмо этой несчастной курице, и она бросилась с моста, преследуемая страхом и угрызениями совести… Конечно, папа прочитал это письмо и теперь знает, что один из нас трахнул его любовницу, а кто-то еще об этом проведал — наверняка он думает, что его разоблачила мама или эта сука Дженни… Но, папа, не нужно брать на себя труд прогонять ее: она и сама скоро уйдет, в полном одиночестве, далеко, очень далеко, так что не беспокойся.
Копы, само собой, заявятся сюда, чтобы отыскать этого блудливого сына, который делил любовницу с отцом… Правильно ли я поступил, не уничтожив это письмо?
Она-то думала, что я проболтался, понимаешь? Она хотела объяснений, и мы условились о встрече в спокойном месте, где нет любопытствующих и случайных прохожих…
Мы начали разговор. Она нервничала, а мне хотелось быть вежливым, но времени уже не оставалось. Она схватила меня за руку, я попытался освободиться; тогда она сильнее сжала мою руку, и я, больше не раздумывая, сильно ударил ее кулаком в живот. Она согнулась пополам, и ее вырвало. Я думал только об одном: теперь она слишком много знает. Она узнала, что я вовсе не тот милый молодой человек, каким казался, что я могу сделать больно, очень больно, а об этом никто не должен был знать — ты же прекрасно понимаешь, что никто не должен увидеть мое истинное лицо.
Она поднялась и хотела закричать, уже раскрыла рот, но я схватил ее за волосы и приподнял, она с криком уцепилась за парапет, но я толкнул ее… Бум! Оглянулся — ни одной живой души. Фабричный поезд уже прошел, и я спокойно отправился домой, зная, что, упав с такой высоты, она ни за что не выживет. Но я не испытывал никакого удовольствия: это произошло слишком быстро и слишком… чисто. Внезапно я почувствовал сильную жажду чего-то более серьезного: случившееся разожгло мой аппетит.
Ну что, Дженни, опять не веришь, что это сделал я? Думаешь, в этом виноват какой-то несчастный простофиля Эндрю Мэшин? Бедняга! Наверное, вырыл труп Карен, чтобы проделывать с ним всякие штучки… Он же больной, это всем известно.
Итак, дорогая, ты по-прежнему не веришь, что я единственный настоящий автор этой жестокой серии убийств? Тогда слушай хорошенько, или, точнее, читай внимательно своими поросячьими глазками, покрасневшими от бессонницы. (Ты нашла мою записочку? Быстро же ты открыла дверь, едва не застала меня врасплох!) Так вот, грязная пьянчужка, завтра утром читай внимательно газету: уже на первой странице будет убоинка. Я даже могу тебе сказать, что на этой были розовые брюки в обтяжку. Теперь твой ход У меня пять очков из пяти.
А-аапчхи! Черт, проклятый дасборк! Сейчас три часа дня, у бедя заложен дос, я у себя в кобнате, лежу под покрывалом и говорю в этот дурацкий багнетофон. Бде все хуже и хуже. У бедя озноб и, кажется, поднялась темберадура. Старуха велела бде пойти поспать, я проглотила горсть асбирина, надеюсь, будет лучше.
Теперь я гораздо лучше подибаю, что происходит… Божет быть, у бедя был бред… Сегодня утром я просдулась одним рывком в восебь часов — бде всю дочь сдились кошбары про то, что броисходило дакадуде.
Когда доктор вердулся, все спустились вниз. Он выглядел неваждо и объяснил, что у этой шлюшки нашли письмо — в дем говорилось, что у дее была куча любовников и она, вне всяких собдедий, покончила с собой, чтобы избежать скандала.
Почебу вызвали его — деподятдо: про дего в записке де было ди слова. Оди вызвали бужа, чтобы его допросить. Доктор, кажется, вде подозредий, до теперь од здает, что кто-то из его отпрысков спал с его любовдицей… То ли еще будет… Потом доктор ушел даверх спать, а за дим и остальдые. Плюс еще записка от этого психа и предстоящая рождестведская вечеридка! Черт, у бедя больше дет сил!
Да, вот еще что: встав сегодня утром, я пошла проверить дневдик сопляка и обдаружила довую запись — я ее еще не читала, не было вребеди. Сейчас оди все разбрелись кто куда. И потом, мне даплевать: только и делаю, что лежу и сборкаюсь… На завтрак ничего не ела: хотелось блевать… Пойду прочитаю запись… Посмотрим…
Будь ты проклят! Дадо посботреть сегодняшдюю газету… Это девозбожно!
Я де хочу, чтобы все это дачидалось сдачала, я де хочу, прошу тебя, Господи, сделай так, чтобы это было просто совпадедием, я де хочу, де хочу, с бедя хватит!
Проклятая газета! Девушка себдадцати лет, всего себдадцати — ты слышишь, Господи? С перерезаддым горлом — ты здаешь, как себя чувствуют с перерезаддым горлом? В тюрьбе у дас была одна девчонка, которая зарезала своего бужа. Ода все вребя кричала: «Кровь, кровь так и брызжет, кровь!» — и ей давали успокоительдое.
Да убитой девушке были розовые брюки — так даписадо в газете, ей было себдадцать лет, ее звали Джоби, ода работала на фабрике. Огробдый заголовок: «Садист убивает сдова». Еще таб говорится, что, божет быть, теперь отпустят Эндрю — полиция считает, что это убийство совершил тот же человек, который видовад в предыдущих. О, пусть полиция придерживается этой версии и да этот раз действует более эффективдо, чем радьше!
Как он сбог узнать об этом еще до того, как вышла газета? Как? Я здаю как. Но я де хочу, де хочу!
Если придут полицейские, я иб все расскажу, и да побожет бде Бог!
Божет быть, он поднялся чуть свет, потихоньку ушел и купил первый выпуск газеты? Ду да, ибенно так — когда все сдова засдули, он вышел, увидел эту газету и решил воспользоваться случаем, чтобы нагдать да бедя страху. Так и есть! Какая же я дура! Чуть де даступила да те же грабли! Ох, дадо опять высборкаться! Вот теперь лучше… Кодечдо, все ибенно так и было… А теперь спать!
Какой замечательный день! Все небо серое, в мрачных тяжелых тучах. Я так люблю, когда небо затягивают тучи и вот-вот пойдет град…
У папы сегодня странный вид. Он смотрит на все мутным взглядом. Все удивлены, никто не понимает, что это с ним (кроме меня, конечно). Думают, что виной всему волнение и усталость после прошлой ночи, расспросов в полиции… А папочка наверняка думает о том, кто же из нас оседлал его любимую кобылку… Несчастный…
