который проводил лучшую часть утра в попытках встать с постели и одеться, даёт основания предполагать существование внутреннего псорного миазма. Берике ссылается на Calcarea carbonica как на «величайший антипсорный тип Ганемана», Другой необычный психический симптом, проявляемый только этими двумя типами, — это «хорошее настроение при запорах».
Какое бы впечатление ни создавали эти пациенты, будь то жертва или просто недостаток воли, всё равно псорный тип более осознаёт действие на него окружающей среды (или судьбы), чем сам на неё воздействует. Смелость, уверенность и решительность не даны ему от природы, но должны быть завоеваны при повторных испытаниях, уготованных жизнью. Через все его поступки проходит страх, что он ошибается и будет расплачиваться за последствия своих поступков.
Как объяснила одна умная студентка-выпускница, чьи сенная лихорадка и застенчивость были значительно уменьшены назначением Psorinum: «Обычно я боюсь действовать из-за всевозможных последствий. Но недавно я поняла, что даже если не действуешь, то последствия всё равно есть. Таким образом, я могу быть увереннее и радоваться этому!
Некоторые конституциональные типы (Phosphorus, Medorrhinum) стремятся действовать, даже не имея достаточного понимания, считая, что знание придёт во время действия или участия. Человек типа Psorinum действует иначе: он берётся за дело только после того, как всё тщательно взвесит, просчитает каждый шаг и его возможные последствия, точно зная, где что находится и что он хочет.
Следовательно, можно сказать, что тип Psorinum, без сомнения, находится в угнетённом состоянии и часто пессимистичен.
Одним из прекрасных литературных портретов страхов и малодушия Psorinum является мнительный и хилый м-р Вудхауз, отец Эммы, героини Джейн Остин.
Поскольку его собственный желудок не мог переносить ничего жирного, то он не мог поверить другим, что у них это совсем не так… когда он принимал гостей, чувства м-ра Вудхауза находились в состоянии печального разлада. Ему нравился накрытый стол, поскольку это было принято в дни его юности, но его убеждение, что обильные ужины вредны, вызывало в нём печальные чувства, когда он всё это видел на столе… и его забота о гостях, их здоровье заставляла его грустить от того, что они будут есть. Ещё одну такую же, как у него самого, маленькую порцию жидкой овсяной кашицы — это было всё, что он после испробования на себе самом, сдерживая себя, мог бы порекомендовать. А женщины в это время уничтожали кое-что повкуснее с большим удовольствием, к примеру: «Миссис Бейтс, разрешите мне предложить вам попробовать одно из этих яиц. Не очень круто сваренное яйцо довольно питательно. Сирли понимает в том, как отваривать яйца, больше, чем кто-либо другой. Я бы не порекомендовала есть яйца, сваренные кем-либо другим; но вы можете не бояться, они очень маленькие, видите, одно из этих крохотных яичек вам не повредит. Мисс Бейтс, пусть Эмма угостит вас пирожком с фруктовой начинкой — очень небольшой кусочек… Я не советую есть горчицу…
Мистер Вудхауз испытал целый поток счастливых сожалений и полных страха и любви чувств к своей старшей дочери… «Это была неудачная затея, дорогая, провести лето на юге вместо того, чтобы приехать сюда. Я никогда не был высокого мнения о морском воздухе… Я уже давно вполне убеждён, хотя я, может быть, и не говорил тебе об этом раньше, что море мало кому полезно. Я уверен, что оно меня чуть не погубило однажды… Я бы не сказал, что ты сейчас хорошо выглядишь…
Его «слабости», которые требовали, чтобы у него горел камин даже летом, подсказали м-ру Вудхаузу следующие замечания по поводу портрета, нарисованного Эммой: «Портрет очень приятный… Единственное, что мне не очень нравится, что она, кажется, сидит где-то на открытом воздухе и на плечах у неё всего только маленькая шалька, и можно опасаться, что она простудится».
«Но, мой дорогой папочка, ведь это, кажется, лето. Взгляни на дерево».
«Но это всегда рискованно сидеть на открытом воздухе, дорогая…
«Ты не должна засиживаться в гостях допоздна, — наставляет он свою уже взрослую дочь. — Ты очень устанешь к тому времени, когда чай будет выпит».
«Но ты ведь не хочешь, чтобы я вернулась ещё до того, как устану, папа?»
«О, нет, дорогая, но ты устанешь быстро. Там будет множество людей, и все они будут говорить одновременно. Тебе не понравится шум…» (вспомните, по Ганеману, ухудшение состояния от «громкого разговора нескольких человек одновременно…»).
«Но, мой дорогой, — говорит м-р Вестон, — если Эмма вернется рано, то это расстроит весь вечер».
«Ну и невелика беда, если так, — говорит м-р Вудхауз. — Чем раньше кончается всякий вечер, тем лучше».
В глубине души врач иногда задает себе вопрос, не поможет ли какое-нибудь радикальное изменение в жизни или её солидный «пинок» переместить относительно мелкие заботы и печали Psorinum («подавленность по поводу… пустячных причин», Ганеман) на подобающее им место, и не будут ли они более эффективными даже по сравнению с гомеопатическим лекарством.
Интересным был случай с одним средних лет мужчиной меланхолического и застенчивого характера с бесконечными и упорными жалобами. Ему был прописан Psorinum в потенции 1M, который улучшил его физическое состояние, но, как казалось, совершенно не затронул его психическое состояние, но так казалось до тех пор, пока несколько месяцев спустя он не заявил врачу: «Мне кажется, что лекарство зарядило энергией мой дух. В течение многих лет мои друзья и доброжелатели старались уговорить меня заниматься в группе здоровья, но сама мысль разделить мою личную жизнь с десятью вполне чужими для меня людьми была для меня отвратительной. Однако после приема лекарства я пришёл к заключению, что для меня было бы неплохо сделать то, что я фактически меньше всего хотел сделать. Такой опыт должен расширить пределы моего восприятия окружающего и будет не соответствовать моей собственной натуре, а раз так, то, возможно, раскрепостит меня».
Следовательно, хотя этот нозод и считается зябнущим Sulphur, это соответствие необязательно распространяется на психическую сферу действия. В противоположность манере Sulphur «брать жизнь за рога и гнуть её к земле» в согласии со своими желаниями, т. е. манере обращаться с неподдающимися идеями и переплавлять их в стройные системы, пациент типа Psorinum по своей психике или эмоциям оставляет немного места свободному волеизъявлению или жизненно важным решениям. Капризная судьба всегда колеблется, а он может только подчиняться её велениям.
Отсюда его неспособность действовать продуктивно, даже когда у него достаточно способностей (Calcarea carbonica) и честолюбия (Silicea). Psorinum не перекладывает свою ответственность на других и очень старателен в работе, но неохотно идёт на риск и ему не хватает предприимчивости воплотить свои идеи и продемонстрировать свои подлинные знания. Часто он соглашается играть второстепенную роль по собственной воле или довольствуется незавидной работой; или «если это бизнесмен, то он ищет себе партнера, который взял бы руководство на себя» (Ортега).
Даже в своём творчестве Psorinum обычно не проявляет энергии, интенсивности и неудержимого потока идей, как Sulphur (или Lachesis и Medorrhinum), ни энтузиазма или вдохновения Phosphorus или Tuberculinum. Можно процитировать Уитмонта: «У Psorinum может быть сильное внутреннее стремление, как у Sulphur, но он лишён жизненной энергии, чтобы его поддержать, а также ему не хватает оптимистического восприятия достижений». Он во всех отношениях в упадочном настроении духа, и ему часто приходится бороться с беспокойством или «безрадостностью» (Геринг), которая очень близко над поверхностью всех его настроений, и ему приходится прибегать к помощи каких-нибудь творческих занятий. Его глубокое понимание вещей тоже идёт от его безнадежности, из которой он только что выплыл. Поэтому его стиль — это тяжелый труд, терпеливый и упорный, всё отшлифовывать и сокращать ненужное (даже предчувствуя неудачу, Arsenicum album в своей постоянной отшлифовке рассчитывает на удачу) до тех пор, пока не добьется блестящего качества того «яркого алмазного горения» (Уолтер Патер), которое присуще настоящему художнику или ученому.
Лицом к лицу с оппозицией или при ощущении необходимости перемен он будет спорить, жаловаться и раздражаться, но так же, как и Calcarea carbonica, все равно будет цепляться за существующее положение, как бы разрушительно оно не действовало на состояние духа («упрямый», Кент). Кроме того, он ненужным образом беспокоится о вещах, которые могут никогда не произойти, истрачивая свою и без того ограниченную энергию на опасения по поводу совершенно невозможных превратностей судьбы. Таким образом, хотя он достаточно продуктивен в своих ежедневных обязанностях, он остаётся бессильным и
