Сюзанна и Джейн.
Но сегодня вечером никакого упоминания об Амели, твердо решила я. Только Бертран, я и чудесные новости. Я пригубила свой напиток. Официантки улыбались мне. Я чувствовала себя превосходно. Я чувствовала себя сильной. К черту Амели. Бертран, в конце концов, был
Ресторан был полон. Я обвела взглядом столики. Рядом со мной сидела пожилая пара, они склонились над своими тарелками, ничего не видя и никого не слыша, отрываясь только для того, чтобы запить еду вином. Группка молодых женщин, лет этак тридцати, не умеющих сдерживаться и беспрестанно глупо хихикающих, когда обедающая в одиночестве дама сурового облика бросала на них сердитые взгляды. Бизнесмены в серых костюмах, раскуривающие сигары. Американские туристы, пытающиеся расшифровать выбор блюд в меню. Почтенное семейство с детьми-подростками. В зале стоял неумолчный гул голосов, и табачный дым висел густой пеленой. Но меня это не беспокоило. Я привыкла.
Бертран опоздает, по своему обыкновению. Это тоже не имело значения. У меня было достаточно времени, чтобы переодеться и сделать прическу. Я надела шоколадно-коричневые слаксы, которые, как я прекрасно знала, очень ему нравились, и простой облегающий топик в стиле фовистов.[34] Серьги с жемчугами от Агаты и наручные часики марки «Гермес». Я украдкой взглянула на себя в зеркало, висевшее с левой стороны. Кажется, глаза мои стали больше, ярче и светились необычной синевой. Кожа отливала здоровым блеском. Выгляжу чертовски хорошо для беременной дамочки средних лет, решила я. И то, как улыбались мне официантки, укрепило меня в мысли, что и они думают точно так же.
Из сумочки я достала список неотложных дел. Завтра с утра я первым делом должна позвонить своему гинекологу и договориться о приеме. Вероятнее всего, мне придется сдавать анализы. Амниоцентез,[35] вне всякого сомнения. Я больше не была «молодой матерью». И рождение Зои, казалось, было уже так давно.
Внезапно меня охватила паника. Смогу ли я вновь выдержать все это, одиннадцать лет спустя? Беременность, роды, бессонные ночи, бутылочки, крики, пеленки? Разумеется, я выдержу, упрекнула я себя. Я мечтала об этом все последние десять лет. Разумеется, я готова. И Бертран тоже.
Но пока я вот так сидела и ждала его, мое беспокойство усиливалось. Я попыталась не обращать на него внимания. Достав блокнот, я стала перечитывать свои последние записи о событиях на «Вель д'Ив». Вскоре я с головой погрузилась в работу. Я больше не слышала гула голосов вокруг, людского смеха, бесшумно скользящих между столиками официанток, скрипа отодвигаемых стульев.
Я подняла голову и увидела мужа, который сидел напротив и смотрел на меня.
— Эй, ты давно пришел? — смущенно спросила я.
Он улыбнулся и накрыл мою руку своей.
— Довольно давно. Ты чудесно выглядишь.
Он был одет в темно-синий вельветовый костюм и снежно-белую крахмальную сорочку.
— И ты тоже, — ответила я.
Я уже готова была поделиться с ним радостной новостью. Но нет, еще слишком рано. Слишком быстро. С трудом, но мне удалось сдержаться. Официантка принесла Бертрану коктейль «Королевский» из вина и черносмородинового ликера.
— Итак? — поинтересовался он. — Почему мы здесь,
— Да, — откликнулась я, поднимая бокал. — Очень большой и очень приятный сюрприз. Давай выпьем! За приятный сюрприз.
Мы чокнулись бокалами.
— Я могу попробовать угадать, в чем дело? — спросил он.
Я ощутила себя озорной и проказливой, как девчонка.
— Ты ни за что не догадаешься! Ни за что.
Он рассмеялся, удивленный и заинтригованный.
— Ты похожа на Зою. А она знает, что за приятный сюрприз ты мне уготовила?
Я отрицательно покачала головой, чувствуя, как меня охватывает радостное возбуждение.
— Не-а. Никто не знает. Никто… кроме меня.
Я перегнулась через столик и взяла его за руку. Гладкая, загорелая кожа.
— Бертран… — начала я.
Над нами склонилась официантка. Мы решили сделать заказ. С ним было покончено через минуту,
Я посмотрела в спину официантки, удаляющейся в сторону кухни, а потом выпалила заранее заготовленные слова. Очень быстро.
— У меня будет ребенок.
Я внимательно всматривалась в его лицо. Я ждала, что вот сейчас он откроет от удивления рот, а в глазах вспыхнет восторг. Но на лице у него не дрогнул ни один мускул, оно осталось неподвижным, как маска. Он лишь смотрел на меня.
— Ты ждешь ребенка? — повторил он.
Я сжала его руку.
— Это замечательно, правда? Бертран, это ведь замечательно, скажи!
Он по-прежнему молчал. Я ничего не могла понять.
— И давно ты беременна? — соизволил поинтересоваться он наконец.
— Я только что узнала об этом, — пробормотала я, неприятно пораженная его равнодушием.
Он потер глаза, как делал всегда, когда чувствовал усталость или был расстроен. Он ничего не сказал, и я тоже хранила молчание.
Тишина повисла над нами, как густой туман. Я буквально ощущала ее кончиками пальцев.
Официантка принесла первую перемену блюд. Никто из нас не притронулся к спарже.
— В чем дело? — спросила я. У меня больше не было сил молчать.
Он вздохнул, покачал головой, снова потер глаза.
— Я думала, ты обрадуешься… Придешь в восторг… — прошептала я, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
Он, подперев подбородок рукой, глядел на меня.
— Джулия, я устал и сдался.
— Но ведь и я тоже! Я тоже перестала надеяться.
В глазах у него появилось мрачное и торжественное выражение. Похоже, он принял окончательное решение, и оно мне не нравилось.
— Что ты имеешь в виду? — сказала я. — Из-за того, что ты потерял надежду, ты не можешь…
— Джулия, меньше чем через три года мне исполнится пятьдесят..
— Ну и что? — воскликнула я, чувствуя, как у меня горят щеки.
— Я не хочу быть престарелым отцом, — тихо закончил он.
— Побойся Бога, — прошептала я.
Молчание.
— Мы не можем оставить этого ребенка, Джулия, — негромким и нежным голосом произнес он. — У нас теперь совсем иная жизнь. Зоя вскоре станет девушкой. Тебе уже сорок пять. Наша жизнь не та, что была раньше. И еще один ребенок в нее не вписывается.
Слезы хлынули ручьем, потекли у меня по лицу, обильно смачивая еду на тарелке.
— Ты хочешь сказать, — с трудом выдавила я, — ты хочешь сказать, что я должна сделать аборт?
Семейство за другим столиком с нескрываемым интересом уставилось на нас, прислушиваясь к нашему разговору. Но мне было плевать.
Как всегда в минуты кризиса, я перешла на родной язык. В такой момент я просто не могла говорить по-французски.
