году. Почему я должен верить вам теперь?
— Потому что я говорю правду. Я совершенно не могу себе представить, зачем бы кому-то из нас желать Робину смерти.
— Я просто пытаюсь нащупать связь между прошлым и настоящим.
— А может, ее и нет? Вы об этом не подумали?
— Да, думал. Но поставьте себя на мое место. Есть одно несомненное убийство — в сентябре шестьдесят девятого, и, хотя преступника поймали и посадили в тюрьму, у меня все же остается место для сомнений. И еще одна смерть — в июне семидесятого, тогда ее с легкостью объяснили несчастным случаем, но теперь вы мне говорите, что участники затянувшейся вечеринки всю ночь шлялись туда-сюда, а значит, и в этом случае могут возникнуть сомнения. И общий знаменатель всех этих событий — «Мэд Хэттерс». Ник Барбер собирался писать о них статью, главным образом — о Вике Гривзе, и он, Барбер, упомянул о каком- то убийстве.
Таня затянулась, размышляя.
— Слушайте, — сказала она. — Я понимаю, вы изложили события так, что это и правда звучит подозрительно. Но это — просто совпадения. Я была на той вечеринке, когда умер Робин, и я не помню никаких ссор. Все развлекались, только и всего. Мы все улеглись. Я тогда была с Крисом. Заснуть было трудно, ночь была жаркая. Кто-то мог сходить взять что-нибудь пожевать. Может, они бродили, совершали набеги на холодильник. Я хочу сказать, что слышала, как люди ходят туда-сюда. Голоса. Смех. У Вика, как всегда, был трип. Может, кто-то из группы обменивался партнершами. Так бывало.
— Значит, вы не спали всю ночь как ангел?
— Ну конечно.
— И Крис Адамс все время был с вами?
— Да.
— Бросьте, Таня.
— Ну… может, и не каждую минуту.
— То есть в какой-то момент вы проснулись, а его не было рядом?
— Не так. Господи, да вы что, теперь пытаетесь обвинить Криса? Что с вами?
— Верьте или нет, — проговорил Бэнкс, — но я просто пытаюсь докопаться до истины. Может быть, вы развлекались. Может быть, кто-то резвился с Робином у бассейна и тот поскользнулся и упал в воду. Несчастный случай.
— Тогда какое это сейчас имеет значение? Даже если Робин был у бассейна не один. Все равно это был несчастный случай. Какая разница?
— Если кто-то чувствовал угрозу, боялся, что правда раскроется, а Ник Барбер был близок к разгадке, то… — Бэнкс развел руками.
— А другого объяснения быть не может?
— Например?
— Ну не знаю. Ограбление…
— Да, у Ника похитили ноутбук и мобильник, но это лишь подкрепляет гипотезу, что кто-то не хотел, чтобы узнали о том, чем он занимался.
— Тогда его девушка или еще кто-нибудь. Чей-то ревнивый любовник. Ведь большинство людей убивают близкие. Кто-то, с кем они знакомы. Разве не так?
— Отчасти да, — согласился Бэнкс. — Мы занимались и этой версией, как и наркотической, но пока нам не повезло.
— Я не понимаю, при чем тут прошлое. Все давно кончилось. Приговор вынесен.
— Если долгие годы работы детектива меня чему-то и научили, — заметил Бэнкс, — так это тому, что прошлое никогда не кончается, и неважно, кому был вынесен приговор.
Бэнкс ехал от Тани Хатчисон, когда двое полицейских доставили Келвина Сомса в управление полиции в Иствейле. Энни Кэббот попросила отвести его в пустую комнату для допросов и на какое-то время оставить там: пусть подождет.
— Где вы его нашли? — спросила она одного из полицейских.
— На склоне долины, над Хелмторпом, мэм, — ответил он. — Скрывался в заброшенной пастушьей хижине. Видно, провел там всю ночь. Его порядочно трясло от холода.
— Как он, в порядке?
— Похоже на то. Хотя не помешало бы, чтобы его осмотрел доктор, просто чтобы все было по правилам.
— Спасибо, — поблагодарила Энни. — Я свяжусь с доктором Бёрнсом. А пока, думаю, я сама немного потолкую с мистером Сомсом.
Энни подозвала Уинсом и заметила, что Темплтон тревожно поглядывает на них из-за своего стола.
— Что такое, Кев? — крикнула она ему. — Совесть вдруг пробудилась? Не поздновато, а?
Она тут же пожалела о своей вспышке, но та не произвела никакого действия на Темплтона, который пожал плечами и вернулся к своим бумагам. Энни готова была его задушить, но в этом случае он оказался бы победителем.
Промокший, озябший и жалкий Келвин Сомс выглядел постаревшим. В комнате для допросов было довольно тепло, к тому же констебль, который его привел, предусмотрительно снабдил его серым одеялом, которое Сомс накинул на плечи, точно халат.
— Итак, Келвин, — произнесла Энни, покончив с формальностями и проследив, чтобы на кассете было четко зафиксировано, что Сомс отказывается от услуг «грязных адвокатишек». — Что произошло в вашем доме?
Сомс промолчал. Он сидел, уставившись в одну точку, щека у него подергивалась.
— В чем дело? — осведомилась Энни. — Язык проглотили?
Сомс ничего не ответил.
Энни откинулась на спинку кресла, положив руки на стол.
— В конце концов вам придется заговорить, — объяснила она. — Мы уже знаем, что произошло.
— Тогда мне, это, незачем вам рассказывать, ага?
— Нам необходимо услышать, как вы сами изложите события.
— Я ее ударил. Во мне что-то, это, щелкнуло, и я ее ударил. Больше вам ничего знать не надо.
— Почему вы ударили Келли?
— Сами знаете, чего она сделала.
— Она переспала с мужчиной, который ей нравится. Это так ужасно?
— Он не так говорил.
Энни озадаченно переспросила:
— Кто говорил?
Сомс глянул на нее.
— Сами знаете кто, — ответил он.
— Он имеет в виду Кева Темплтона, шеф, — пояснила Уинсом.
Энни уже и сама это поняла.
— Что сказал сержант Темплтон? — поинтересовалась она.
— Я, это, не могу повторить его слова, — ответил Сомс. — Мерзкие, жуткие вещи. Отвратительные.
Значит, именно подстрекательские речи Темплтона спровоцировали приступ ярости Сомса, подумала Энни. Она вполголоса выругалась.
— Вы пили перед этим?
Сомс почесал в затылке:
— Да. Я бы не сказал, что этим горжусь. Когда-то я сильно зашибал, но потом стал, это, держать себя в узде, пропускал разве что по паре пинт, это, для хорошего общения. А тогда я, это, себе позволил… — Он замолчал и уткнулся лицом в ладони. Энни плохо разобрала его следующие слова, но ей показалось, что он пробормотал: — Ее мать…
