К безнадежности привыкаешь постепенно. Как к старости.
К смирению готовишься долгие годы. Как к смерти.
Он уходит – но вдруг, наплевав на маршрут и график, возвращается к костру. Свистит. Пёс пристально смотрит на него. 'Не теряйся. Ты мне нужен, разумный', – мысленно сообщает человек. В глазах дворняги – отблеск костра.
Остаток пути Ворон преодолел одним махом.
Вот он, дом Ленты. Пёс поскуливает. Ему страшно.
Человек останавливается.
В ту же секунду в сгустившейся темноте вспыхивает фонарь.
В 2017-м году Книгу Кокона читали во всём мире.
Читали, хохотали, потешались.
Затем видели во сне некие новые варианты Реальности, чаще всего – чудесные.
Перечитывали Книгу. Просматривали сны. Прекращали обмениваться колкими репликами на форумах 'народ против хаоса'. Начинали общаться в блогах с теми, в ком подозревали апостеров. Те как бы и не особо скрывались, засвечивая свои никнеймы: 'ЖЖ – жужжащие жуки, а я – Божий Гнус'; 'Пьер Немота, эстет и бомбист, ответит матом на все ваши вопросы'; 'Доктор Лу ушёл в дозор и вряд ли вернётся'. Вчерашний вздор, тёмный и нелепый, обрастал смыслами, как сыр плесенью. Люди становились ридерами.
Вскоре на почве недосказанности взошли джунгли книгословских диссертаций и коконоведческих спекуляций. Не счесть сломанных копий, торчащих из недр семисловья Бати Лептуна 'Обратным ходом в оборону нисходит оборотень хомо'. Не сосчитать крыш, слетевших от ураганного выкрика Старца: ' Сл ом, заглянувший в меня! стрём не погасит огня!' А высказывание Киберджазистки 'Брат, сестру любящий пуще матери, отцу не сын, сестре татарин', по утверждению книгословов, содержало исчерпывающее пояснение первородного греха и связанных с ним фобий западной цивилизации. П одобные поливалентные формулы, легко утвердившись в лексике вторичных глашатаев истины, от журналистов до священников, распространились и в обиход е. Массовая м ода на непонятн ые фразы вовсе не означала согласия с ними – да и можно ли говорить о согласии с узором калейдоскопа? С ловесный шум содержал все видения сразу , все сны в одном ролике; каждый вытаскивал из винегрета любимый овощ, не интересуясь прочими ингредиентами . Зачем? В едь и зучать Книгу в полном объёме – мартышкин труд. Стихийное происхождение и трудности перевода с мысленного языка на общеупотребительную слововязь сделал и её неудобочитаемой, скользкой в слоге и тёмной в сути . Даже очевидная в содержании сентенция некоего Правдуйоба 'Грызёт голод, пока молод; станешь сыт – забудешь стыд', оказывается, допускала два десятка трактовок. Ворону казалось, что смысл её ясен: он был дилетантом и понимал всё так, как в голову ул еглось . А если не понимал, просто лез за разъяснениями в самый конец. Книгословы дополнили том справочно-просветительским разделом.
Книга Кричащего Кокона посвятила грядущему Хаосу всего одну фразу: 'Он выстроит себя на грязи из грязи – и будет ждать людей'.
Фонарь вспыхивал и гас, освещал фасад и площадку у подъезда. Очищенная от снега площадка мерзко блестела – мокрый кафель вокзального сортира. В частой смене света и тьмы ощущалась заданность: ритм, рука на ключе. Миг – и всё тонет во мраке. Ещё миг – всё вновь залито светом. Ветер налетал, бормотал бессвязные фразы, притягивающие внимание того, кто выглядывает из-за горизонта. Горячечные всхлипы, группы вспышек, злых и ослепляющих, – зов, вой вожака, блеск его глаз…
Самое главное в надежде – предчувствие.
Предчувствие должно быть ярким и жгучим. Повелительным. Таким, как сегодня. Или как в тот рыжий вечер десять циклов назад, когда он видел солнце и держал огонь в ладонях. Держал, да недолго. Светлеющее небо, рассветный ветер, охапка желтых листьев влетает в распахнувшуюся дверь… тогда была осень.
На рассвете великан задул свечи. Огонь бабочкой кружился в руках.
Держал, да не удержал? Извини, твои проблемы.
Нужно проскочить, и лучше бы – на свет… Ворон метнулся к подъезду. Площадка пропустила его: не захотела или не успела выметнуть навстречу щупальца и жвала. Пёс дрожал и путался под ногами.
Они вошли внутрь, и морзянка фонаря участилась. Свет высекал предметы из твёрдой искрящей тьмы. Каждый раз чуть-чуть другие, новые. Вспышка, перемена реальности – и безлунная топь во всё окно. Вой, гул вдали. 'Это поезд', шепчет Ворон. 'Мчится поезд мимо леса, и стена бежит сплошная, и мигают переезды, открываются луга…' Бежит стена, летят у самых окон ветви; перестук колес мечется эхом в
