статуй в разных городах, и у быка их хватает, но боги никогда по своей воле не делятся престижем. Держу пари на ночь восторгов с любым из вас, да хоть со всеми тремя, — добавила неукротимая жрица, — что очень скоро Ониксового выгонят в шею из чужого тела, и ему придется подыскивать себе новое пристанище.
Глава V
«Бык, гладиатор, василиск»
Конан шел впереди, на шаг от него отставала Саба, за ними семенил Пролаза. — Эй, да что вы так торопитесь? — спросил он громким шепотом. — Тут на цыпочках идти надо, до логова Пуза рукой подать. Лезем на рожон…
— Знаешь, что я думаю, — сказала Конану Саба, пропустив мимо ушей слова Пролазы. — Идола мы разбили совсем недалеко от храма Иштар. Видно, потеряв тело, он с перепугу залез в первую попавшуюся статую, и теперь ему там очень неспокойно, потому что она принадлежит не ему. Сдается мне, не так уж и силен наш общий друг. Угрожать мастак, а как дойдет до дела…
— Если так оно и есть, можно считать, нам повезло, — произнес Конан. — Мы с ним без труда договоримся.
На небольшой площади перед храмом сидело и лежало десятка полтора нищих. Конан поднял одного из них за шиворот, легонько встряхнул для острастки.
— По какому поводу сборище, достопочтенный?
Нищий испуганно заморгал.
— Ждем открытия храма. Тут подлинные чудеса творятся, неужто вы еще не слышали? Урук человеческим голосом заговорил. Я своими ушами слыхал, как он обещал бедных сделать богатыми, увечных здоровыми, тверезых пьяными…
— Понятно. — Конан разжал пальцы, и нищий мешком осел на мостовую. — Ониксовый набирает паству. Рисковый парень. Ох, чует мое сердце, возьмется за него Иштар….Дураков хитрыми, — бубнил нищий, — трусливых наглыми…
На рассвете сюда народ валом повалит, — уверенно сказал Пролаза, кивком указывая на попрошаек. — Милостыни будет вволю. Прячься! — воскликнул он вдруг.
С противоположного конца площади к ним вразвалку направлялись пятеро или шестеро оборванцев дюжего телосложения, каждый при мече или дубине. Конан взялся за рукоять меча, но благоразумная Саба потянула его за рукав — стычка с ночными грабителями рядом с домом Пуза была чревата осложнениями. Их быстрое отступление в ближайший переулок лишь ободрило бандитов, которые с глухими возгласами пустились в погоню.
— Надо от них избавиться по-тихому, — торопливо прошептал Конан. — Придется нам разойтись. Встречаемся у двери в храм.
Пролаза было запротестовал, но Саба заставила его умолкнуть, двинув кулаком в бок. Бандиты уже приблизились и перешли на шаг. Только рослый и широкоплечий Конан с длинным мечом на бедре внушал им опасения; у е-спутников они не заметили оружия.
Саба и Пролаза одновременно бросились вправо и влево от Конана и скрылись в закоулках. Киммериец повернуло и бросился бежать. За его спиной звучал частый топот Оглянувшись, он увидел, что шайка разделилась, но большая ее часть — трое самых крепких бандитов — преследует его. Он мог без труда убежать от них, но это не входил в его план. За ближайшим поворотом он остановился вынул меч.
Бандиты, преследовавшие его, ожидали схватки, но не резни. Стремительный и свирепый, как пантера, северянин застиг их врасплох, никому не дал шанса скрестит с ним оружие. Он обрушился на них беззвучным ура таном, трижды молниеносно повернулся кругом, держа меч в вытянутых руках, а затем хладнокровно опустил на корточки возле ближайшего мертвеца и вытер клинок о его одежду. И, не глядя на убитых, пошел обратно к площади.
Он задержался на том месте, где расстался со своими шутниками. Огляделся по сторонам и негромко свистнул. Ответом ему было молчание. Решив, что Пролаза и Саба, гели остались живы, сразу направились к храму Иштар, он «прятал меч в ножны и пошел на площадь.
Они ждали его у входа. Саба ухмылялась, Пролаза нервно посмеивался. У светловолосой женщины край подола был в темных пятнах, тщедушный вор зажимал тряпкой неглубокую рану на левом предплечье.
Конан с облегчением вздохнул.
— Теперь можно и в храм, — сказала Саба. — Грехи замаливать.
— Без стенобитной машины? — Конан указал на тяжелую, обитую медью стрельчатую дверь. Наверняка она была заперта изнутри на несколько засовов.
— Не беспокойся. — В полумраке блеснули зубы Пролазы. — Пока я на задворках с тем оборванцем в прятки играл, кое-что заприметил. Пошли.
Поплутав на захламленном заднем дворе, они отыскали труп бандита с умело перерезанным горлом — Пролазе он служил ориентиром. Одна из клетей справа от покойника находилась как раз под чердачным окном. Конану не составило труда забраться на крышу клети, оттуда он протянул руку Сабе, а затем помог забраться Пролазе.
— Саба, становись ему на плечи, — скомандовал немедиец, — А я залезу на тебя.
— Ты? — возмутилась молодая женщина. — Залезешь на меня? Только в розовых мечтах!
— Тьфу ты! — осерчал Пролаза. — Я же не в этом смысле. Успокойся, в моих розовых мечтах нынче только Мелинда.
Стоя на плечах кряхтящей от натуги и ругающейся Сабы, он ковырял ножом оконную раму. Ожерелье из отмычек, с которым Пролаза никогда не расставался, на этот раз ему не понадобилось. Затем, извиваясь ужом, он полез в окошко и надолго скрылся с глаз. Когда Саба заявила, что терпение у нее лопнуло, сейчас она на все плюнет и пойдет домой, сверху ой на голову свалилась толстая пыльная веревка.
С чердака они по крутой узкой лестнице спустились на хоры. Конан поминал вполголоса Крома, то и дело увязая в паутине, спотыкаясь о вещи, которые, на, его взгляд, не могли иметь никакого отношения к храму. Наконец они увидели медное изваяние — Иштар, сидящую верхом на крылатом чудовище с бычьей головой. Бросались в глаза огромные гениталии быка и столь же непомерной величины груди и живот Иштар — они символизировали плодородие.
— А, явился, — прозвучал в голове Конана сварливый голос- Ты уже знаешь, что эта парочка сделала с моим любимым телом? Сколько себя помню, я обитал в благородном медовом ониксе, а теперь по их вине вынужден ютиться в этой кастрюле. Знаешь, почему они до сих пор живы? Я еще не придумал казни, которой они достойны. Головная боль — это цветочки, клянусь рогами этого чудища. Да ты хоть представляешь себе, недолговечный, что значит не иметь собственного тела? Жалкий человечишко, тебе не вообразить даже крошечной толики моего смятения. Верни мни мое тело! — заорал он вдруг, и Конану показалось, будто храм наполнился медным гулом. Саба и Пролаза одновременно вскрикнули и скорчились от боли.
— Я был таким счастливым, — пожаловался Урук. — Жизнь казалась волшебной сказкой, я никому не желал зла. Пузо меня слушался беспрекословно, исполнял любое мое желание. Но он меня предал! — снова перешел на крик Ониксовый. — И скоро поплатится за это! И эти два червяка, которых ты привел с собой, и та глупая усатая шемитка! Что это у меня внизу?
Конан сообразил, что Ониксовый имеет в виду громадный детородный орган быка.
— Такая же штука болтается между ног у Пуза, он гордится ею больше, чем своими куриными мозгами. Зачем это нужно богу, ответь, человечишка! — Это был крик души. — Верните мне мое тело!
— Послушай, Ониксовый, — сказал Конан, — если я возвращу тебе тело или раздобуду точно такое же, ты оставишь в покое Пузо и моих друзей?
— Шемитка и маленький вор твои друзья? — спросил Ониксовый после недолгих раздумий. — И девка тоже?
