задержалось с ответом.
Пришлось Альберту исполнять поганое желание драконье. Никогда бы не поверил он… но не будем о личном. Мало ли что там у них стряслось. Вернулся, притихший и многое переосмысливший. Глядь -- Тарасик тут как тут. Бандуру настраивает, льняную хитон-сорочку 'Я люблю Гомера' примеряет.
– - Куда собрался?
– - К Чуду на свиданку.
– - И ты туда же?.. Постой, дурак! Не справиться тебе с хитрым Юдою!
В горницу ввалился хмурый Иван. Обрадовался, облапил:
– - С возвращеньицем! Мы уж и не чаяли… Потом всё расскажешь. Знаю: силён, коварен змий! Наш полоумный -- он кивнул на младшего из братьев -- тоже вздумал с ним воевать. Кажет, велика сила искусства: бесов изгоняет, а Чудо и подавно…
Альберт задумался. Пожал плечами.
– - Пусть попробует. Брат, всё же. Какой ни есть, а всё родня… Одолеть не одолеет, но намерение выкажет, и то хорошо. Люди уважать будут. Ванёк, кликни стряпуху, изголодался я!
Шагает Тарасик по лесу: за плечами бандура, в руках дудочка. Солнце листвой играет, ветер в траве шебуршит -- хорошо, привольно. В такой денёк всякая живая тварь жизни радуется и о ласковом щебечет.
Смотрит -- морды из ельника к нему тянутся, одна другой мерзопакостнее.
– - И ты нас изгонять станешь? -- с тоскою спрашивает верхняя.
– - Не стану. Жалко мне вас. Вы такие печальные. Живите себе.
– - Спасибо. А можно, мы тебя съедим?
– - Можно, -- разрешил Тарасик. -- Сегодня всё можно. Вот только спою напоследок.
Уселся на пенёк, приладил бандуру, забренчал заморское, италианское, туманное:
'Над морем голубым есть купол золотой…'
Завздыхали головы. А бандурист уже от средиземноморских безделиц к суровым нормандским опусам перешёл:
'Всё мне покорно, что видишь ты в мире… оу, дарлинг…'
Пришелец заслушался. Выполз из ельника на полянку, улёгся в траву, головы к ногам музыканта сложил. Тарасик, видя такое внимание, разыгрался не на шутку, за эпос взялся:
'Бурю призвал Одиссей хитроумный: нас не догонят! нас не догонят!'
– - А ещё про любовь можно? -- робко попросила третья голова.
'Сравню ли с летним днём твои черты?' -- затянул бард.
Чудо-Юдо захлюпало всеми носами сразу. Бард, отвлёкшись от музицирования, погладил Пришельца по ближайшему затылку. Хлюпанье тут же превратилось в плач.
– - Эй, Чудо, ты чего? -- растерянно спросил певец. -- Проголодался, поди?
– - Не-а… не… не-це-ло-ванная я! -- проревело рыдающее чудище.
Тарасик, расчувствовавшись, притянул к себе третью голову, тяжёлую, словно бочонок мёда. И поцеловал её в огненные уста.
– - Ну, готовы? -- спросил Тарас старших братьев. Те кивнули.
Вышли. Иван в красном, Альберт в голубом, только Тарас как был всю жизнь зелёным, так им и остался. Шли не торопясь, не замечая люда вокруг. У церкви встали бок о бок. Напротив -- три подруженьки-девицы, одна другой краше да румянее. Смотрят строго, а в глазах, за строгостью, улыбки плещутся.
Старшая из подруг, Настя, придвинулась к Ивану. Средняя, Ольга, взяла под руку Альберта. А младшая Дашенька, самая из всех пригожая, обняла Тарасика.
Венчались по старшинству -- основательно, долго. Гости успели заскучать и снова повеселеть. А свадьбу закатили пышную -- я там был, пиво пил, зря врать не буду.
Вечером, когда одни остались, говорит Иван Насте:
– - Любезная моя жена, расскажи мне скорее, что с вами, подругами, стряслось!
Отвечает дивная Анастасия:
'Муж мой, виновата я перед тобой и людьми. Были мы с подругами феминистками. Это такие женщины, которые против мужеского полу воюют. Жили далеко, за тридевять веков, а точнее -- в двадцать первом веке. Если по правде, нерождённые мы ещё… ты даже не думай над этим, этого всё равно никто не понимает. Жили дружно, весело, с мужчинами не водились. А они, гады такие… ой, извини, ты же их не знаешь, они совсем не похожи на вас! -- они тайно объединились и начали борьбу за своё участие в воспроизводстве народонаселения! Представляешь? Тайно! Трусы! Как будто им донорских пунктов недостаточно! Не спрашивай меня, милый, я не могу сказать, что это такое, сие тайна великая есмь… Подкараулили однажды нас на вечеринке -- занесло же дур на смешанный сэйшен! -- и вынудили под прицелом выбирать: либо замуж, либо в далёкое прошлое. Из двух зол мы предпочли меньшее. Сели в машину времени, перенеслись сюда, к вам, а выбраться из неё так и не смогли. Теперь-то мы знаем, что машина остаётся заблокированной до тех пор, пока кто-то не войдёт с нами в тесный контакт, -- несмотря на наш страшно искажённый внешний вид… представляю, какими уродинами мы вам казались! Сколько девчонок у нас побывало, ни одна даже пальцем дотронуться не решилась… Спасибо Тарасику, спас он нас!'
И поверил ей Иван. Хоть и не понял решительно ничего.
В это же время Альберт пытал Ольгу:
– - Суженая моя, расскажи мне, как договорено меж нами, что с вами произошло.
Отвечает мудрая Ольга:
'Жили-были в заморской стране три красны девицы. Одна превосходила силой и ловкостью сверстников, побеждала в борьбе и на мечах, оттого и врагов себе нажила. Вторая отличалась умом и памятью, не было равной ей в знании звёзд и понимании стихий, вот и заработала на свою голову ненависть потомственных мудрецов. Третья с музами дружила, стихи сочиняла, танцевала и чревовещала, и так в искусствах преуспела, что вызвала зависть придворных лицедеев. Однажды встретились они на балу, разговорились и долго болтали обо всём на свете, отмахиваясь от докучливых кавалеров. До того славно было им втроём, что вышли они из залы, ни с кем не попрощавшись, злостно нарушая этикет и привлекая внимание недоброжелателей. И прошептал задумчиво владыка в услужливое ухо советника: молоды, талантливы, восхитительны; но я не дал им права на вольнодумство; нет ничего ужаснее самостоятельности, особенно женской; если же принять во внимание их необыкновенные дарования, то и ничего опаснее!.. -- порознь они чудесны, вместе страшны, понимающе ответил советник. На следующий день всех вызвали на Высший Совет. Сказал бывший гладиатор, ныне военачальник: вот кто не убоится нашего Зверя. Сказал бывший переписчик, ныне советник: вот кто сумеет управлять им. Сказал бывший суфлёр, ныне первый министр: вот кто заставит людей поверить, будто Зверь живой. Посадили девиц в огнедышащую машину, и велел им владыка по землям ходить, непослушных карать. А чтобы не вздумали взбунтоваться, запер все три головы на кодовый замок. Ослушаешься -- навек в рукотворном чудовище останешься. Но из двух зол выбирают меньшее, и девы в первый же день сбежали из его владений. Долго скитались они -- до тех пор, пока умничка Тарас не размагнитил замок, вызволив нас из заточения'.
Поверил молодой жене Альберт. Но решил при случае проверить, так ли всё было.
Тем временем говорит жёнушке Тарасик:
– - Рассказывай всё, выдумщица!
Отвечает прелестная Дашенька:
'Нам столько лет, сколько звёзд на небе. Родились мы в южном краю, среди магнолий и пальм. Жаркое солнце и тропические ливни, сверкающий виноград и лунная радуга над морем -- вот наше детство: яркое, полное красок, ароматов, голосов. Мы рано привыкли первенствовать, блистать остроумием, кружить отрокам головы. В те давние времена, в той солнечной стране женщина подчинялась двум богам: своему мужчине и своему капризу. Мужчин в нашей жизни не было… В сложных матримониальных расчётах каждой из нас отводилась важная роль -- важная для кого угодно, только не для нас. И когда судьба заставила выбирать, мы из двух зол выбрали меньшее: оставив женихам надежду, тайком ушли под покровом ночи из наших великолепных дворцов -- чтобы остаться независимыми, чтобы не расставаться… Слепая колдунья
