перед Ее Величеством.
Фонтан огня разрывает полог воздуха над ними и осаждается вниз черными хлопьями пепла.
Она держит огнестрел обеими руками. Тяжелый, невообразимо древний огнестрел, без наворотов, без корректировщика, отсекателя — всех этих поделок для более гуманного испепеления ближнего своего. А заодно и дальнего. С ним уже не вступишь в спор, и не заластишь, особенно если его держит женщина в последнем градусе бешенства. Здесь уже некогда разбираться кто в своем праве. Да и не нужно.
Огненное облако пожирает все.
Глава четырнадцатая. БЛОШЛАНГ
Навах остался сидеть в том же положении, в котором Сворден его и оставил, словно впав в глубокую задумчивость, сродни полудреме. Бросив мешок с консервами на палубу, Сворден отстегнул наручники от кронштейна в ледовом подкреплении носовой рубки, и Навах, так ничего и не сказав, принялся растирать багровые вздутия на запястьях.
— Ешь, — Сворден пододвинул вскрытую банку арестованному. Ложки с камбуза он захватить не догадался и поэтому подхватывал куски мяса десантным ножом, который с трудом пролезал широким лезвием в узкую горловину.
У Наваха нож по понятным причинам отсутствовал и ему бы пришлось есть руками. Если бы он захотел. Но Навах продолжал смотреть на слабо фосфоресцирующую воду, отчего океан приобретал грязно-белый оттенок, почти такой же, как у дасбута.
— Лучше тебе подкрепиться, — чавкая сказал Сворден.
— Здесь должна водиться рыба, — Навах кивнул на воду, от близости которой счетчик радиации недовольно пощелкивал, напоминая о необходимости регулярно засыпать в рот порошок, чья горечь сводила скулы. — Я могу поймать одну, сделаем сасими. Ты помнишь, что такое сасими? — Он полуобернулся к Свордену.
— Не помню никакие сасими, — буркнул тот.
— Пальчики оближешь, — вздохнул Навах.
— А потом сдохнешь, — Сворден проглотил последний кусок — не столько мяса, сколько жира, вытер лезвие о штаны и кинул банку. — Никакие порошки не помогут, если жрать радиоактивную дрянь.
Навах тихонько засмеялся:
— С нашим здоровьем мы можем жрать даже ядовитые грибы. Ты когда-нибудь ел ядовитые грибы? Знаешь, такие растут в лесу, с ярко-красными шляпками? Если их хорошенько прожарить на костре, выгнать всю активную органику…
Сворден, не отрывая задницы от выступа ледового подкрепления, с ленцой двинул Наваху ботинком по пояснице. Болтовня кодировщика о всякой ядовитой дряни надоела. Похоже, тот порядком оголодал, раз все разговоры у него о жратве. А хавать пальцами из банки ему гордость не позволяет. Гордый, кехертфлакш! Из двух косичек, в которые были заплетены его длинные до плеч волосы, у него уже и так осталась одна — другую Сворден отхватил ножом и забросил в жерло главного калибра — в качестве воспитательной меры. Если так дело пойдет и дальше, то вслед за волосами могут последовать и уши.
Дождавшись когда Навах поднимется и вновь усядется в эту невозможную позу — подогнув ноги под себя и сложив руки на коленях, Сворден поддел носком банку, и причитающийся пленному паек полетел Наваху в грудь, разбрасывая во все стороны студенистое содержимое. Кодировщик даже не поймал ее, а как-то неторопливо взял из воздуха, точно она висела перед ним на невидимой нитке, и отставил в сторону. Заляпанный комбинезон грязнее не стал.
— Так как же ты их всех убил? — завел обычную песню Сворден, вытряхивая из пачки тщательно прибереженный окурок. Вопрос этот он задавал Наваху на протяжении всего последнего времени, к месту и не к месту, с пристрастием и без пристрастия, но ничего вменяемого от упрямого кодировщика добиться не смог.
— Я тебе уже говорил, что никого не убивал, — вздохнул Навах. — Это физически невозможно, сам подумай. Три сотни человек экипажа и десантников! Сам подумай… — пинок заставил его захлопнуть пасть.
— Диверсия в системе пожаротушения, — почти миролюбиво предложил Сворден. — Отключил систему оповещения и — оп! — полный дасбут трупов.
Навах по привычке потянулся к обрезанной косичке, но наткнулся на ухо и пощипал мочку, будто стараясь пробудиться от навязчивого кошмара.
— Хорошо, — пошевелил он длинным носом, — пусть так. Отключил оповещения, включил пожаротушение, все задохнулись. Но! — Навах поднял палец вверх. — Возникает вопрос: где трупы? Что по-твоему я с ними сделал? Съел?
— Слушай, — почти ласково сказал Сворден, приседая перед пленником и чуть не тыча ему в глаз сигаретой, — если бы у меня имелись все ответы на вопросы, разве я бы с тобой возился? Я бы на тебя даже пули тратить не стал, прибил бы штырями к рубке на съедение паразитам, — он кивнул на морских клещей, ползающих от дыры к дыре в резиновом покрытии палубы. Мерзкие твари ловко хватали объедки и тащили к себе в норы.
Навах, даже не отшатнувшись от тлеющего кончика сигареты, проводил взглядом пробегающую мимо тварь и ловко прихлопнул ее кулаком. Панцирь клеща с чавканьем лопнул, брызнула черная дрянь.
Если честно, то Навах прав — предположение Свордена что именно кодировщик виновен в гибели, а точнее — исчезновении всего экипажа дасбута, страдало целым букетом смертельных несуразностей, которые, возможно, устранялись бы применением к подозреваемому пыточной машины. Но в силу ее отсутствия приходилось полагаться не на лезвия, а на логику.
А логика утверждала следующее. Из всего пропавшего экипажа на дасбуте осталось только двое: Сворден и Навах. Сворден к исчезновению экипажа не причастен. Значит — причастен Навах. Вполне возможно, Навах провел столь сложную операцию не в одиночку, а с сообщниками, от которых затем избавился. Но факт остается фактом: боевая единица Дансельреха полностью выведена из строя и подготовлена к сдаче материковым выродкам, а те дорого отдадут за то, чтобы захватить дасбут в целости и сохранности.
Все это Сворден и изложил Наваху, сопровождая речь болезненными тычками, которые, по мысли говорящего, компенсировали неувязки гипотезы твердой уверенностью десантника в собственной правоте.
— Ты считаешь, что нечто произошло с экипажем? — спросил Навах, утирая кровь с разбитой губы. — Почему не предположить, что нечто произошло только с нами? С тобой и мной?
Проскользни в его голосе хоть нотка насмешки, Сворден, к своему облегчению, отделался бы хорошим ударом в челюсть предателю, но Навах говорил на полном серьезе, да еще пристально изучая лицо своего мучителя. Взгляд кодировщика Свордену не нравился, и он подавил желание собственноручно ощупать себя, проверяя — все ли на месте. Но еще больше ему не понравились слова Навах. Имелось в них некое смутное узнавание Сворденом собственных ощущений, которые он то ли боялся, то ли еще по какой причине избегал высказать самому себе с той ясностью, с какой это сделал мерзкий приспешник материковых выродков.
Сворден даже встал и огляделся, словно еще раз пытаясь удостовериться — мир вокруг, умгекеркехертфлакш, такой же, как и всегда.
Дасбут дрейфовал. Двигатели молчали, и огромное металлическое тело, затянутое в белесую оболочку, течением увлекалось в сторону близкого берега.
Вверху, сквозь текучее жаркое марево проступала ядовитая прозелень леса. Ветер оттуда казался гнилостным дыханием умирающего, чьи легкие переполнились метастазами, и вонь разложения переполняла каждый вдох и выдох.
Свинцовый привкус сильного радиоактивного заражения оседал на губах плотной пленкой, она проникала в рот тонкими ручейками, собираясь под языком лужей тяжелой слюны.
Непривычно яркий мировой свет волнами прокатывался по океану, напрочь стирая любой намек на
