богатые в них раскопки. Раскопки оставались, таким образом, по существу хищническими. К архитектуре, ко всему, что было найдено в доме, как к чему-то цельному и единому относились с полным равнодушием, интересуясь только тем, что представляло музейную ценность: бронзу уносили, картины выпиливали, а стены с их росписью оставляли на волю солнца, дождей и ветров. К этому официальному грабежу присоединился еще грабеж тайный: вещи из Помпей выкрадывали и продавали. Гете, бывший в Неаполе и в его окрестностях в 80-х годах XVIII в., рассказывал, как в потайной кладовой английского посланника Гамильтона, где хаотически были свалены всевозможные произведения искусства, он натолкнулся на два прекрасных бронзовых канделябра, «затерявшихся здесь из помпейских могил». Известный собиратель древностей, французский граф Келюс, лелеял план ограбления Геркуланума: «Я понимаю трудность этого предприятия, но не надо забывать о нем: что не удалось сегодня, удастся завтра».
Материально раскопки обеспечены были очень скудно: неаполитанское правительство отпускало на них жалкие гроши; больше тридцати двух землекопов никогда не бывало; чаще работало человек восемь, а то и четыре. Обычно это были каторжники или рабы, купленные в Тунисе. Совершенно не заинтересованные в работе, они вели ее медленно, будучи к тому же отягчены цепями, которыми их сковывали попарно. Винкельман, посетивший Помпеи в 1764 г., меланхолически заметил, что в Риме раскапывают за месяц больше, чем в Помпеях за год, и что при таких темпах хватит работы и на правнуков.
Лучшие времена для раскопок настали с начала XIX в., когда неаполитанские Бурбоны были изгнаны и на престоле оказался старший брат Наполеона Жозеф. В 1807 г. неаполитанскому ученому Михаилу Ардити, умному и энергичному человеку, было поручено составить новый план раскопок. Ардити предложил, во- первых, купить на государственный счет все место, где стояли Помпеи, и полосу земли вокруг, куда можно было бы вывозить выкопанный мусор, вместо того чтобы вновь заваливать им уже раскопанные дома; во- вторых, вести раскопки последовательно и систематически, начав от двух точек и двигаясь от них на соединение; в-третьих, повысить ассигнования до 6 тысяч дукатов в год с расчетом держать не меньше 150 рабочих. План Ардити начал успешно осуществляться, получив сильную поддержку, когда вместо Жозефа Бонапарта неаполитанским королем стал зять Наполеона Мюрат, жена которого, королева Каролина, очень заинтересовалась раскопками. Почти еженедельно бывала она в Помпеях, поощряла рабочих, увеличивала суммы, отпускаемые на раскопки, так что количество землекопов доведено было почти до 700 человек. Под ее покровительством работал в Помпеях известный французский архитектор Мазуа, получивший от нее для завершения своей работы крупную денежную субсидию. Три изданные им большие тома («Les ruines de Pompei», 1812–1824) до сих пор сохранили большое значение, потому что Мазуа видел и с большой точностью зарисовал многое, что потом бесследно погибло. За короткое время правления Мюрата раскопаны были большая часть городской стены, Дорога гробниц, окончены раскопки амфитеатра и открыто самое сердце города — форум и окружающие его здания.
В 1815 г. вернулись в Неаполь Бурбоны, и работы сначала продолжались как бы по инерции, прежним темпом: раскопки, шедшие от Дороги гробниц, соединились с раскопками на форуме; открыт был изящный храм Фортуны Августины и раскопаны бани возле форума. Вскоре, однако, работы замерли и Помпеи опять погрузились в сон.
Новой эрой оказался 1863 год, когда с объединением Италии и водворением нового правительства на юге страны во главе раскопок был поставлен известный археолог Джузеппе Фиорелли. Он заявил, что самое интересное в Помпеях — это сами Помпеи, что и роскошный дом, полный первоклассных произведений искусства, и убогий домишко одинаково важны для историка и заслуживают одинакового внимания и прилежного изучения. Эти требования, представляющиеся ныне каждому археологу азбучными, были тогда неслыханно смелыми и новыми; последовательное проведение мыслей Фиорелли на практике означало, что отныне Помпеи не будут больше рассматриваться как рудник, единственное значение которого состоит в том, чтобы снабжать музеи художественными вещами. За городом, который катастрофой был погублен для его современников, но сохранен для отдаленных потомков, признано было наконец его настоящее научное значение; стало ясно, что эти дома, улицы, площади — живая повесть о безвозвратно погибшем мире. Помпеи становятся богатейшей школой исторического знания; для них начинается эра новой жизни, в историческом отношении более глубокой и важной, чем та, которая оборвалась две тысячи лет назад.
Когда Фиорелли впервые приехал в Помпеи, город напоминал собой разбушевавшееся море, волны которого, взметнувшись, вдруг неожиданно окаменели. Алексей Левшин, побывавший в Помпеях в 30-х годах XIX столетия и составивший весьма недурную для своего времени книжку «Прогулки русского в Помпеях», должен был, «прогуливаясь», только и делать, что карабкаться на холмы мусора и обломков и скатываться с них в глубокие рытвины. Фиорелли, прежде чем вести раскопки дальше, решил пройти по следам своих предшественников: убрать мусор, грудами лежащий на местах раскопок, укрепить стены, которые стояли без крыш, подвергались разрушительному влиянию непогоды и грозили обвалом; расчистить проходы к домам. После этих работ он взялся за настоящие раскопки. План его заключался в том, чтобы расчистить промежутки между уже открытыми домами. В результате систематической и терпеливой работы вместо одиноко поднимавшихся домов появлялись целые группы их, они разрастались, сближались друг с другом и, наконец, слились; отрезки улиц соединились и предстали в виде целой линии, маленькие переулочки влились в главные улицы; выросли, наконец, целые кварталы. На эту работу ушло 12 лет, но Помпеи теперь были неузнаваемы: вместо отдельных стен и верхушек колонн, торчавших из груд мусора, глазам зрителя предстала часть города в таком виде, который позволял уже судить о его жизни и деятельности (ил. 1).
Фиорелли принес с собой и новый в техническом отношении метод раскопок. Со времени Ардити копали следующим образом: раскапывали отдельные дома; в дальнейшем же, определив общее направление улицы, расчищали ее на отдельном пространстве, а затем через двери проникали в дом и начинали выбирать пепел снизу. Верхние, подрытые слои рушились, увлекая за собой часть дома, особенно его верхний этаж. До Фиорелли второго этажа в Помпеях почти не знали; на его существование указывали только лестницы. Кроме того, стены, освобожденные снаружи, не выдерживали давления массы, напиравшей на них изнутри, и часто обваливались. Фиорелли брался сразу за расчистку целого квартала и раскапывал сверху, слоями; все обнаруженные балки и характерные архитектурные части бережно сохранялись, подпирались и заменялись новыми, в которых он, по возможности, соблюдал все детали их прежнего вида. Восстановление помпейских домов с их этажами, крышами и балконами стало возможно только теперь. Тем самым открылась новая страница в истории италийского зодчества.
Придуманный Фиорелли способ заливки пустот гипсом, о котором мы уже говорили, дал ему возможность получить превосходные слепки с ряда деревянных истлевших вещей: кровельных балок, дверей, лож, сундуков и прочей утвари.
Фиорелли позаботился и о будущности раскопок. До него пепел выносили и сбрасывали около Помпей; горы эти должны были представить собой серьезные затруднения для новых раскопок на окраинах города и в его окрестностях. Фиорелли поэтому решил построить наклонную железную дорогу, по которой вагонетки, двигаясь своей собственной тяжестью, уносили весь мусор далеко от города, за амфитеатр.
Великой заслугой Фиорелли было и то, что он сделал изучение Помпей, которое раньше было очень затруднено для иностранцев, доступным для всех. Организовал он и превосходное обслуживание туристов: по воскресным дням город был открыт бесплатно для всех; в остальные дни посетители должны были платить скромную сумму в два франка. За эту плату они получали прекрасно обученного проводника, который грамотно объяснял им все, что они видели. Фиорелли, сразу же по вступлении в свою новую должность, добился повышения окладов всему своему персоналу, но зато повел энергичную борьбу со всякого рода подачками, на которые так были падки надзиратели раскопок и служащие музея, всегда готовые за хорошие деньги препроводить в карман беззастенчивого посетителя вещь из раскопок. Фиорелли сумел воспитать у себя на службе честных и преданных делу людей и создать прочные традиции: соблазнить взяткой помпейского проводника стало с его времени делом невозможным.
Фиорелли руководил раскопками вплоть до 1875 г., когда его назначили на место главного директора всех итальянских музеев и раскопок и отозвали в Рим. На помпейском форуме ему поставили статую — честь, им вполне заслуженная. Организация раскопок и после него осталась той же; он создал хорошую школу учеников, и дальнейшие руководители раскопок работали в его духе и по его плану. Со времени Фиорелли в работе археологов все больше и больше намечается поворот в самом характере археологических исследований; теперь мало уже только описывать, надо объяснять, расставляя полученные факты в исторической перспективе. Уже Фиорелли, исследуя материал и технику помпейских построек,
