– То-то была радость? – предположила я.
– Абсолютно никакой. В ту самую минуту, когда я собирался включить мотор, из дверей дома выскочила женщина. Она была в шикарном халате, с серьгами, а ее желтые волосы были закручены на эти…
– Бигуди?
– Вот-вот, так называются эти штучки в галантерейных магазинах. Она рванула дверцу машины и закричала пронзительным голосом: «Это еще что такое? Алик, Сережа, Генка, Женька, вылазьте немедленно! Гражданин, кто вам разрешил хватать чужих детей? Я сейчас милицию позову!..»
– И позвала?
– Я не стал дожидаться милиции. Но сперва попытался ей объяснить, что хотел доставить детишкам удовольствие.
– До нее дошло?
– Несколько своеобразно. Она взвизгнула: «Знаю я эти удовольствия. Я женщина культурная, читала, как в Америке всякие подонки крадут детей!»
– Так вы бы ей возразили, что у нас не Америка и что вы не подонок.
– Вы бы ей попробовали возражать, а я бы посмотрел. Она мне слова не дала вставить. А вокруг уже начал собираться народ. Я обозлился, но счел за лучшее промолчать и уехать. А самое скверное было на другой день, когда моя свояченица рассказала мне, захлебываясь от волнения, что какой-то мерзавец – «между прочим тоже, кажется, владелец машины» – насажал на Песчаной улице полный кузов ребятишек, завез их в Химки, раздел до нитки – «нарочно выбирал хорошо одетых детей!», – уложил их вещи в чемодан – «такой коричневый, с наклейками», – а их, несчастных, выбросил в снег совершенно голеньких! Через три часа их подобрала скорая помощь – «шофера скорой помощи знает сестра мужа нашей машинистки» – и теперь они все в больнице! А мать одного из них сошла с ума на нервной почве!..
– Вот как рождаются гадкие слухи, – возмущенно сказала я.
– Именно, – подтвердил он. – И все-таки я не расстался со своей мечтой даже после этой неприятности. Еду как-то утром на работу, нарочно пораньше, чтобы прокатиться. Вижу, девушка бежит по улице и то и дело взглядывает на часы. Думаю: бедняжка, опаздывает на лекцию. Подкатил и предлагаю: «Если торопитесь, с удовольствием могу вас подвезти». Она смутилась: «У меня с собой нет денег…» Я воскликнул: «Ерунда, не в деньгах счастье!» Тогда она поглядела на меня строго и сухо сказала: «Не на такую напали. Ищите свое счастье в другом месте. Если вы всех девушек считаете легкомысленными искательницами приключений, то вы жестоко ошибаетесь, донжуан и ловелас!» – и, гордо вскинув головку, побежала еще быстрее.
– Недопоняла?
– Совсем ничего не поняла!
– Но ведь согласитесь, что ловеласов еще порядочно?
– Так разве я похож?
Я посмотрела на него. Нет, теперь его лицо уже не казалось мне мелкобуржуазным и «не нашим». Это было немолодое, но еще довольно красивое лицо, немного курносое, с добрым ртом.
– Внешность обманчива, – уклончиво сказала я. – Один наш знакомый был на вид даже интеллигентнее вас, но он обманул трех своих жен и двух чужих и бросил семерых детей.
Он махнул рукой.
– Позавчера я поклялся, что перестану изображать из себя доброго деда Мороза. Дело было так: я проезжал мимо Павелецкого вокзала и увидел ту самую старушку моей мечты, которую я собирался обрадовать безудержной услужливостью еще в те счастливые дни, когда не был владельцем машины. Она тащила узел, прижав его к животу. Идти ей было трудно, но она не хотела класть узел на тротуар. Я открыл дверцу и ласково сказал: «Мамаша, садитесь, куда прикажете вас доставить?»
– И она тоже выразила недоверие?
– Нисколько. Она не читала детективных романов и не опасалась за свою невинность. Она устала и несказанно обрадовалась. «Дай тебе здоровья царица небесная!» И в ту самую минуту, как она начала пропихивать свой узел в дверцу, ко мне в машину заглянул милиционер. Молодой, чисто выбритый, подтянутый, он приложил руку к ушанке и спросил холодно-официально: «Мамашу встречаете?» Старушка поторопилась ответить за меня: «Никакая я ему не мамаша, а он мне не сынок. Да не всякий сын такой уважительный. Мой, например, только со своей супругой миндальничает. Известно, ночная кукушка денную перекукует. К родной матери никакого внимания! А тут посторонний человек со всем уважением…» Но милиционер не дал старушке докуковать и твердо произнес: «Знаем мы это уважение», – и обратился ко мне: «Налево работаете, гражданин? Приобрели машину и подрабатываете у вокзалов?…» Я прямо оторопел. Говорю: «Уверяю вас, что я бесплатно, от чистого сердца!» – «Нам это чистое сердце очень даже известно, – сказал милиционер. – Попрошу предъявить права. А вы, гражданка, забирайте обратно ваши вещи». Старушка сердито сказала: «Такой же супротивник, как мой сынок», – и стала вытаскивать свой узел обратно.
– И чем же кончилось дело? – спросила я.
– Милиционер сел со мной в машину, и мы поехали в отделение. Там я со всей искренностью рассказал о своей мечте и заявил, что меня глубоко возмущает недоверие к лучшим чувствам…
– Поверили?
– Не сразу. У меня отобрали права, а через два дня вызвали в отделение. За эти два дня навели справки. Спасибо, наш парторг охарактеризовал меня, как чудака со странностями. Но скажите, разве это странность, разве это чудачество – проявлять добрые чувства?
Я подумала и ответила неуверенно:
– Видите ли, очевидно, есть люди, которые спекулируют не только на машинах, но и на добрых чувствах. И даже если таких людей немного, то все равно это ложка дегтя. И это заставляет настораживаться. Кому же охота мазаться в дегте? Между прочим я тоже вам наврала. Моя фамилия вовсе не Револьверова, и я работаю не в уголовном розыске.
