ваш отлажен в лучшем виде, не сомневайтесь. Не раз вспомните добрым словом механика Семена Скорикова. Может, на вас когда-никогда и некое угрызение снизойдёт. Или хоть лёгкое сожаление. Хотя, конечно, навряд ли. Кто вы и кто мы?
Тут из жалюзей (это щели такие) моторного охладителя раздался тихий писк, и Сенька замер. Послышалось? Нет – вот, снова! Что за чудеса?
Посветил внутрь фонариком. Мышонок залез!
Говорил же, говорил Эрасту Петровичу, что зазоры должны быть меньше! Пускай лучше их будет не двадцать четыре, а тридцать шесть!
Вот вам пожалуйста. А если этот гадёныш топливный шланг прогрызёт? Ой, беда-беда.
Пока снимал кожух, пока гонял мышонка, пока отсоединял и вновь присоединял шланг (слава Богу, целый), сам не заметил, как наступила ночь. Вернулся в дом, когда били часы – двенадцать раз. От этого похоронного боя, гулко раздававшегося в пустой квартире, у Скорика перехватило дыхание и стало так страшно, так бесприютно, что хоть собакой вой.
Хорошо скоро после этого явился господин Неймлес. Совсем не такой, как давеча: уже не весёлый и довольный, а хмурый, даже злой.
– Ты почему не готов? – спрашивает. – Забыл, что тебе Мотю изображать? Надевай парик, ермолку и все остальное. Сильно г-гримировать тебя не стану, всё равно в подвале темно. Только нос подклею.
– Так ведь рано ещё. Мне к трём, – упавшим голосом сказал Сенька.
– Появилось ещё одно с-срочное дело, Я должен его решить. Поедем на «Ковре-самолёте», будет ему заодно последнее испытание перед стартом.
Здрасьте-пожалуйста. Полировал, надраивал – и всё псу под хвост. Хотя, с другой стороны, лишний раз обкатать не вредно.
Жидёнком Сенька оделся быстро и уже без скандалу. Лучше так, чем мамзелькой.
Эраст Петрович же надел красивый мотокостюм: кожаный, блестящий, с жёлтыми скрипучими ботинками и гамашами. Заглядение!
А ещё инженер сунул в заспинный кармашек свой маленький револьвер (называется «герсталь», сделан в заграничном городе Льеже, по особому заказу), и у Скорика ёкнуло сердце. Доживём ли до старта? Бог весть.
– Садись за руль, – велел господин Неймлес. – Покажи, что умеешь.
Сенька надел окуляры, втиснул уши под чересчур большую ермолку, чтоб не слетела. Эх, хоть прокатиться напоследок!
– На С-Самотёку.
Домчали в пять минут, с ветерком.
Эраст Петрович вылез у деревянного особнячка, позвонил. Ему открыли.
Сенька, конечно, полюбопытствовал – сходил посмотреть на медную табличку, что висела на двери. «Ф.Ф.Вельтман, патологоанатом, д-р медицины». Что такое «патологоанатом» – хрен его знает, но «д-р» значило «доктор». Заболел, что ли, кто? Уже не Маса ли, встревожился Сенька. Тут за дверью послышались шаги, и он побежал назад к аппарату.
Доктор был щупленький, взъерошенный и всё моргал глазами. На Сеньку уставился с испугом, в ответ на вежливое «доброго здоровьица» неопределённо кивнул.
– Это кто? – шёпотом спросил Скорик инженера, когда мухортик, кряхтя, полез садиться.
– Неважно, – мрачно ответил Эраст Петрович. – Это п-персонаж из совсем другой истории, нашего сегодняшнего дела не касающейся. Едем на Рождественский бульвар. Марш-марш!
Ну, а как мотор загрохотал, тут уж, конечно, не до разговора стало.
Инженер велел остановиться на углу тёмного переулка.
– Оставайся в машине и никуда не отлучайся.
Само собой – как можно отлучиться? Ночная публика, она известно какая. Не успеешь отвернуться, болт либо гайку отвернут, на грузило или так, из озорства.
Сенька положил на сиденье разводной ключ – пусть только сунутся.
Спросил у доктора:
– Заболел кто? Лечить будете?
Тот не ответил, а господин Неймлес сказал:
– Да. Необходимо хирургическое вмешательство.
Они двое пошли к дому, в котором светились окна. Постучали, вошли, а Скорик остался поджидать.
Долго ждал. Может, целый час. Сначала сидел, боялся того, как в ерохинский подвал к Упырю пойдёт. Потом просто скучал. А под конец тревожиться стал – не опоздают ли. Пару раз послышалось, будто в доме, куда инженер с врачом вошли, что-то трещит. Черт его знает, что они там делали.
Наконец, вышел Эраст Петрович – один и без кожаного кепи. Когда он подошёл ближе, Сенька увидел, что вид у господина Неймлеса не такой аккуратный, как раньше: куртка на плече надорвана, на лбу царапина. Он лизнул правый кулак – костяшки пальцев сочились кровью.
– Что случилось-то? – перепугался Скорик. – И где лекарь? С больным остался?
– Едем, – буркнул инженер, не ответив. – Покажи мастерство. Вот тебе экзамен: домчишь до Хитровки за десять минут – возьму тебя в мотопробег ассистентом.
Сенька дёрнул дроссель ещё сильней, чем тогда, в первый раз. Авто рвануло с места и, покачиваясь на стальных рессорах, понеслось вперёд, в ночь.
Ассистентом! В Париж! С Эрастом Петровичем!
Господи, сделай так, чтоб мотор не заглох и не перегрелся! Чтоб шина на булыге не треснула! Чтоб не соскочила передача! Ведь Ты всё можешь, Господи!
На углу Мясницкой двигатель чихнул и сдох. Засор!
Сенька, давясь слезами, продул карбюратор, на что ушло минуты две, не меньше. Из-за этого несчастья в заданный срок и не уложился.
– Стоп, – сказал инженер на перекрёстке бульвара с Покровкой и посмотрел на брегет. – Двенадцать минут десять секунд.
Повесив голову, Скорик всхлипнул и вытер сопли рыжим пейсом. Ах, Фортуна, подлая ты баба.
– Отличный результат, – сказал Эраст Петрович. – А к-карбюратор вообще был прочищен за рекордный срок. Поздравляю. Про десять минут я, разумеется, п-пошутил. Надеюсь, ты не откажешься сопровождать меня в Париж в качестве ассистента? Сам знаешь, Маса на эту роль не подходит. Он поедет за нами в дорожной к-карете, повезёт запасные колёса и прочие детали.
Не веря своему счастью, Сенька пролепетал:
– И мы поедем втроём? В самый город Париж?
Здесь господин Неймлес задумался.
– Видишь ли, Сеня, – сказал он. – Вероятно, с нами поедет ещё одна особа. – А помолчав, добавил тише, без большой уверенности. – Или даже две…
Ну одна-то понятно кто, насупился Скорик. После каши, которую нынче ночью заварит Эраст Петрович, Смерти оставаться в Москве будет никак невозможно. А вот вторая-то особа кто? Неужто сенсей решился у швейцара Михеича его супругу Федору Никитишну увезти?
И стало Сеньке жалко бедного Михеича – каково-то ему придётся без компотов, без пирожков, без Федориной ласки? А ещё жальче стало себя. Мука мученическая будет смотреть, как у инженера со Смертью по дороге в Париж ихняя любовь обустроится. Не хватало ещё чтоб через это рекорд сорвался.
Господин Неймлес прервал Сенькины размышления, снова звякнув брегетом:
– Без десяти три. Пора приступать к операции. Я еду за приставом. Авто оставлю в участке – целее будет. Заодно проверю, ограничится ли Солнцев одним помощником. А ты, Сеня, ступай в Ерошенковскую ночлежку, к месту встречи. Веди Упыря подземным ходом и помни, что ты д-дурачок. Членораздельного ничего не говори, просто мычи. Там будет критический момент, когда появятся Князь с Очком. Если сильно запахнет жареным, мальчик Мотя может обрести дар речи. Скажешь: «А серебро – вот оно» и покажешь. Это займёт их как раз до моего появления. – Инженер задумался о чем-то, пробормотал вполголоса. – Скверно, что я остался без «герсталя», а добывать другой револьвер нет времени…
