Федерации и Верховного Совета Российской Федерации».
Кроме того, 5 декабря 1996 года Совет Федерации РФ сделал заявление о том, что «односторонние действия украинской стороны, направленные на отторжение части российской территории [478], не только незаконны с точки зрения международного права, но и наносят прямой ущерб безопасности России».
Проигнорировав все это, и Президент РФ, и Госдума превысили свои полномочия, а это значит, что у России есть юридические основания вернуться — хотя бы в перспективе — к вопросу о Крыме и, тем более, Севастополе. Однако такая перспектива на сегодняшний день является вполне гипотетической, и Россия, уже к концу XIX века владевшая тремя пятыми частями береговой линии Черного моря, свои позиции здесь утратила, что можно считать колоссальным шагом на пути к реализации доктрины Мэхена-Маккиндера- Бжезинского. Простого взгляда на карту и элементарного знания истории достаточно для того, чтобы понять неосуществимость озвученного Бжезинским еще в 1970-е годы замысла «дуги нестабильности» от Средиземного моря до Тихого океана без контроля над Черным морем. В свою очередь, невозможного без контроля над Крымом, этим «непотопляемым авианосцем», с его «командным пунктом — Севастополем» [479].
И хотя новая ситуация, возникшая в черноморской акватории вследствие утраты Россией Крыма и ее опорного пункта, Города Славы, в строгом смысле и, конечно, к счастью — не явилась результатом военных действий, то есть войны «горячей», ее, несомненно, можно считать одним из горьких плодов того способа, которым Горбачев и Ельцин закончили «холодную войну». А потому, с учетом продвижения НАТО на Восток, новых контуров, оформляющихся на Кавказе, возрастающего значения Малой Азии и Ближнего Востока и громадных перемен на Балканах, мне представляется совершенно необходимым хотя бы вкратце коснуться истории процесса, приведшего к столь резкому ухудшению положения России на этом, на протяжении веков сверхценном для нее направлении.
«Природа, — пишет адмирал Калинин, — распорядилась так, что Севастополь занимает доминирующее положение в Черном море, нависая над угрожаемым направлением вторжения — проливом Босфор. Более того: все основные направления равноудалены от Севастополя, и силы, базируясь здесь, могут держать под контролем весь регион» [480]. Сегодня Россия утратила такой контроль. Теперь она арендует Севастополь, притом на чрезвычайно выгодных для Украины условиях.
Денежные вливания будут поступать в Киев в течение 20 лет с автоматическим пятилетним продлением срока аренды — если стороны не будут возражать. Очень существенное «если». Ведь российский Черноморский флот теперь представляет «иноземные вооруженные силы», а действующая Конституция Украины запрещает «размещение иностранных военных баз» на территории страны [481]. Иными словами, заключенные соглашения по ЧФ могут быть в любой момент в одностороннем порядке денонсированы Украиной, ее Конституциональным судом, и сам Севастополь в качестве «базы» передан любой другой стране — будь то Турция, Великобритания или США. Иными словами, присутствие российского ЧФ здесь теперь оказалось в прямой зависимости от политической ситуации на Украине, а она являет пучок разнонаправленных и даже полярных возможностей.
Сама же Россия, в обмен на платежи Украине*, получила право на размещение в Севастополе 31 испытательного центра, Гвардейского аэродрома, а также пунктов ВЧ связи в Ялте и Судаке. При этом Россия обязуется не размещать на Украине ядерное оружие, а порядок использования черноморской флотилией большинства флотских объектов устанавливает Киев. Впрочем, маршруты передвижения моряков и их техники также определяются местными властями.
Такая минимизация российского присутствия на Черном море ощущалась заинтересованной стороной еще до ратификации «Большого договора». Если в 1990 году, то есть еще во времена СССР, в Черном море было проведено всего два широкомасштабных военно-морских учения иностранных государств [482], то уже в 1995 году таких учений было проведено восемь, причем два из них провели ВМС Турции, шесть же были совместными, с участием причерноморских государств, но с преобладанием кораблей стран, входящих в НАТО. Более того, по некоторым данным, уже к 1997 году два севастопольских научно-исследовательских центра — Институт биологии южных морей и Морской гидрофизический институт — выполняли специальные изыскания по заказу некоторых стран НАТО в рамках так называемых «экологических» программ Североатлантического альянса [483].
Тем временем ЧФ приходил в упадок, и в марте 1996 года, то есть еще до официального раздела флота, адмирал Балтин констатировал: «Черноморского флота уже нет. Вся береговая инфраструктура сдана. Береговой обороны нет, система нападения разрушена на 100 %, система управления — на 70 %, система тылового обеспечения и специально-технического — на 72 %. О чем можно говорить? Система разведки разрушена. Все это сделано директивами главного штаба ВМФ… Флота уже нет». Действительно, позиция штаба вызывала много вопросов…
Летом 1994 года состоялся вооруженный захват украинским спецназом дивизиона кораблей ЧФ в Одессе, были предприняты попытки захватить и измаильский гарнизон. Предпринятые тогда усилия российской бригады ЧФ воспротивиться этому пропали даром: спустя год гарнизон отдали официально так же, как гарнизоны в Очакове и Балаклаве. Главком ВМС России Феликс Громов во всеуслышание заявил в то время, что реформирование частей, базирующихся на континентальной части Украины, будет проводиться и дальше, а цель этих беспрецедентных уступок украинской стороне весьма благая сохранить за Россией Севастополь.
Однако в 1997 году пришел черед и Севастополя. 31 мая 1997 года, когда президент Ельцин, проигнорировав подтвержденные им самим постановления ВС РФ о Крыме и Севастополе и заявление Совета Федерации Госдумы, подписал широкомасштабный Договор о дружбе, сотрудничестве и партнерстве с Украиной, стало рубежом. До этого, сколько бы на Западе ни говорили об «имперских» посягательствах России на Украину, там прекрасно понимали зыбкость украинских прав на Крым, целиком основанных на крепостническом акте дарения 1954 года. Теперь же ситуация изменилась коренным образом, и на это немедленно отреагировала американская сторона. Уже в начале июля 1997 года глава Севастопольской городской администрации принял находившегося на отдыхе в Крыму посла США Уильяма Миллера*. При этом стороны подчеркнули, что их встреча происходит в «новых исторических условиях [484], сложившихся после подписания российско-украинского договора». В этих «новых условиях», подчеркнули стороны, у Севастополя появилось больше возможностей для реализации его экономического и культурно-исторического потенциала. Отечески озабоченный, господин Миллер предложил развивать в Севастополе водный туризм, а также восстанавливать исторические памятники.
На таком вот идиллическом фоне в июне — июле у берегов Болгарии прошли крупные учения НАТО «Кооператив — партнер 97», с участием 30 кораблей и авиации из девяти стран, в том числе из Германии. Один из немецких флотских офицеров оценил значение события для своей страны с такой же степенью откровенности, что и канцлер Коль вывод советских войск из Германии: ведь «пятьдесят лет Черное море было закрыто для нас». Формула «конца Ялты и Потсдама» обретала плоть реального исторического процесса, в котором чрезвычайно важная роль отводилась совместным натовско-украинским маневрам под кодовым названием «Си Бриз — 97» [485].
Еще в 1995 году адмирал Калинин обратил внимание на то, что американские адмиралы уже объявили Черное море зоной жизненных интересов США. И это широко рекламировалось и заявлялось американскими моряками при заходах крейсера «Балкнап» в Новороссийск и десантного корабля «Понс» в Одессу. Тогда же Калинин напомнил, что еще в начале 1950-х годов в США был разработан план вторжения на территорию СССР под кодовым названием «Дроп Шот» [486]. По этому плану предполагалась высадка огромного морского и воздушного десантов в районе Одессы [487]. План агрессии мог быть сорван только в случае блокады проливной зоны Черноморским флотом, о чем сегодня, разумеется, говорить не приходится. Поэтому отпал и сложный план его обездвижения, составлявший существенную часть «Дроп Шот», так что о буквальном повторении плана говорить, конечно, нельзя — хотя в главном преемственность «Си Бриз — 97» по отношению к «Дроп Шот» вряд ли могла вызывать сомнения. Тем более что жалкое состояние российского флота вовсе не означало появление полноценного флота у Киева. По общему мнению, его как реальной боевой единицы тоже нет, а
