безжалостно разграблена сарацинскими набегами. И над самой Акрой все больше сгущались столь редкие в палестинском небе тучи…
За месяц пал Триполи, который крестоносцы в свое время осаждали пять лет. Новый султан Египта, мамелюк Келаун, тайно подготовил нападение на город. Правда, его план выдал шпион, находившийся на содержании у тамплиеров, эмир аль-Фахри, и рыцари успели предупредить жителей Триполи. Однако те по какой-то причине не поверили. Хроника сообщает, что, когда мамлюки ворвались в город, командор тамплиеров Пьер де Монкада не покинул своего поста и был убит вместе со многими мужчинами. Уцелевшие женщины и дети были проданы в рабство.
Об ужасной бойне повествует хронист Абу-ль-Фида:
«Жители бросились к порту, но лишь немногие (из них) смогли отчалить; большинство же мужчин было убито, женщины и дети уведены в рабство. Когда закончили убивать, то срыли город до основания; около города был островок, где высилась церковь Св. Фомы. Там и укрылась огромная толпа. Мусульмане кинулись в море на лошадях или же добрались до острова вплавь. Все люди, кто там укрылся, были перерезаны. Я сам некоторое время находился на этом островке и нашел его заваленным разлагавшимися телами; было невозможно пребывать там из-за зловония».
Жестокий Келаун приказал разрушить город до основания, чтобы франки никогда не смогли туда вернуться… А Европа молчала. Один только папа Николай IV сразу же после падения города прислал в Акру полторы тысячи ломбардских наемников. К сожалению, о том, кто будет выплачивать им жалованье, его святейшество не подумал. И, оставшись без средств, ломбардские головорезы упоенно принялись грабить окрестные поселения мусульман…
В августе 1290 года они устроили настоящий погром в кварталах неверных. Всех, кто носил бороду, беспощадно убивали. Повод был более чем весомый — якобы до них дошли слухи, что некую христианку соблазнил сарацин. «Когда эти люди были в Акре, — напишет Жерар Монреальский, — перемирие, которое король заключил с султаном, хорошо поддерживалось обеими сторонами, и бедные простые сарацины вошли в Акру и принесли на продажу свое добро, как они уже делали. Волею дьявола, который охотно изыскивает дурные дела среди добрых людей, произошло так, что эти крестоносцы, которые прибыли, чтобы творить добро и ради своей души на помощь городу Акре, способствовали его уничтожению, ибо они промчались по земле Акры и предали мечу всех бедных крестьян, которые несли на продажу в Акру свое добро, пшеницу и прочие вещи и которые были сарацинами из обнесенных изгородями хижин Акры; и точно так же убили многих сирийцев, которые носили бороды и которых убили за их бороды, принимая за сарацин; каковое дело было очень скверным поступком, и это стало причиной взятия Акры сарацинами, как вы услышите…» Местные рыцари, превыше всего ценившие дисциплину, взяли мародеров под стражу — но об инциденте донесли Келауну. Султан пришел в неописуемую ярость. В Акру отправилось гневное письмо с требованием выдать ему зачинщиков. Но городской совет отказался делать это — ведь осудить крестоносца на смерть мог только папа, а уж никак не правитель неверных! Тогда, как сообщает хронист, Гийом де Боже, великий магистр ордена Храма предложил пойти на хитрость. Что если вместо виновных выдать султану заключенных в городскую тюрьму преступников? Но и это предложение не прошло на городском совете. К Келауну направили эмиссаров, дабы разъяснить ему, что ломбардцы просто не успели изучить местные законы.
Но разгневанного мамелюка подобная дипломатия не устроила. Его приказ был краток — готовиться к нападению на Акру. Эмир аль-Фахри снова успел предупредить Гильома де Боже, но и на этот раз словам магистра не поверили. Пытаясь сохранить мир, он направил в Каир собственного гонца… Келаун обещал сохранить мир. При одном условии — ему должны выплатить по одному золотому цехину за каждого горожанина. Учитывая то, как разрослась столица, выкуп получался немалым, и предложение султана было решительно отвергнуто советом. А самого магистра едва не растерзала разгневанная толпа — искать мира с неверным может только предатель!
«Плач о погибели Акры»
Воктябре 1290 года в султанате, объединявшем Сирию и Египет, началась мобилизация. Отборные воины с утра до вечера тренировались перед походом. Начали строить катапульты — лес вырубали в ливанских горах и везли в Баальбек. Келаун поклялся на Коране не опускать оружия до тех пор, пока не будет изгнан последний из франков. Из уст 70-летнего старца эта клятва звучала особенно весомо. Увы, выполнить ее султану не довелось — он занемог и спустя неделю умер… Его кончина лишь на несколько месяцев задержала наступление. Сын Келауна Халил еще у смертного одра отца поклялся, что погребет его с почестями, лишь когда Акра будет стерта с лица земли. В марте 1291 года Халил вступил в Палестину. Сирийские отряды присоединятся к нему в начале мая. Султанские хронисты рассказывают, что некий Абу- ль-Фида, которому было тогда лишь 18 лет, участвовал в сражении вместе со своим отцом. Ему была доверена одна из катапульт под названием «Победоносная», которую пришлось транспортировать до окрестностей города в разобранном виде.
«…Повозки были столь тяжелыми, что перевозка заняла у нас более месяца, тогда как в обычных условиях для этого хватило бы восьми дней. По прибытии почти все быки, тянувшие возы, погибли от истощения и холода.
Битва началась тотчас же, — продолжает наш хронист. — Мы, люди из Хамы, были поставлены на самом правом краю. Мы находились на берегу моря, с которого на нас нападали франкские барки с установленными на них башенками. Эти сооружения были защищены деревянными щитами и коровьими шкурами, и враги стреляли из них в нас из луков и арбалетов. Нам приходилось таким образом сражаться на два фронта: против людей Акры, находившихся перед нами, и против их флотилии. Мы понесли большие потери, когда доставленная одним из судов катапульта стала обрушивать на наши шатры обломки скал. Но однажды ночью поднялся сильный ветер. Под ударами волн судно стало так раскачиваться, что катапульта разломилась на куски. В другую ночь отряд франков сделал неожиданную вылазку и дошёл до нашего лагеря. Но в темноте некоторые из них стали спотыкаться о веревки, натягивавшие палатки; один из рыцарей даже упал в отхожее место и был убит. Наши воины успели прийти в себя, напали на франков и вынудили их вернуться в город, оставив на месте боя много мертвых. На следующее утро мой двоюродный брат аль-Малик-аль-Музаффар, правитель Хамы, велел привязать головы убитых франков к шеям лошадей, которых мы у них взяли, и отправил их в подарок султану».
Итак, 5 апреля 1291 года султан Халил осадил Акру. Но перед этим он написал Гийому де Боже, которого городской совет избрал предводителем, письмо, дабы уведомить о своем прибытии.
«Султан султанов, царь царей, повелитель повелителей… могущественный, грозный, каратель мятежников, победитель франков, и татар, и армян, вырывающий крепости из рук неверных… вам, магистру, благородному магистру ордена Храма, истинному и мудрому, привет и наша добрая воля. Поскольку вы — настоящий муж, мы посылаем вам послания о нашей воле и доводим до вас, что мы идем на ваши отряды, чтобы возместить нанесенный нам ущерб, отчего мы не желаем, чтобы власти Акры посылали нам ни письма, ни подарки, ибо мы их больше не примем».
В бессильном отчаянии отцы города все же не нашли ничего лучше, как направить к своему противнику послов. Разумеется, от подношений он, как и обещал, отказался, а посланцев бросил в темницу… Осада продлится до 18 мая. Со стен крепости осажденные видели бескрайнюю равнину вокруг Акры, покрытую шатрами, поставленными веревка к веревке. «И шатер султана, который называется „дехлиз“, стоял на высоком пригорке, там, где была красивая башня и сад и виноградники ордена Храма, и каковой „дехлиз“ был весь алый, с открытой к городу Акре дверью; и это было сделано султаном потому, что каждый знает: куда открыта дверь „дехлиза“, этой дорогой должен идти султан…»
