доверяли».
В своей книге «Костер Монсегюра» Зоя Ольденбург высказывается более определенно:
«…Раймон-Роже вырос в семье, где издавна поддерживали еретиков. Его отец, Роже II, настолько почитал катаров, что отдал сына на воспитание еретику Бертрану де Сэссаку. Его мать, Аделаида, сестра графа Тулузского, участвовала в обороне крепости Лаваур от крестоносцев легата Генриха Альбанского. Его тетка, Беатриса Безьерская, вышедшая за графа Тулузского, удалилась в обитель „совершенных“. Воспитанный в среде, где весьма почитали катарскую церковь, юный Раймон-Роже был еретиком настолько, насколько им мог быть дворянин его круга: католик по обязанности и катар по сердцу. Это было известно, и катары всегда потом почитали виконта как мученика веры…»
Правда, оказавшись лицом к лицу с армией, «подобной которой никогда не видели», виконт попытался оправдаться, ссылаясь на юный возраст, — в конце концов, сын за отца не ответчик, и «тулузская ересь» расцвела в стране, еще когда он был ребенком. Но его готовность покориться церкви не возымела успеха. Оставалось продумывать план обороны.
Времени было мало. Очевидцы рассказывают: убедившись, что примирение невозможно, Тренкавель велел седлать коня и на рассвете был уже в Безье. Горожане, «и старые и молодые, и бедные и знатные, — все спешили к нему». Обещав прислать подкрепление и сделав необходимые распоряжения, он отправился в Каркассон — столицу домена. Теперь его судьба была в руках жителей Безье. Хорошо укрепленный город, стоящий на старинной римской дороге, ведущей в Каркассон, мог задержать крестоносцев. И жители начали готовиться к обороне. На это им было отпущено не более трех дней: неприятельская армия подошла достаточно близко. Углубив рвы вокруг стен, горожане успокоились — в городе вполне хватало съестных припасов, и долгая осада была им не страшна. А вот сумеют ли крестоносцы прокормить свою необъятную армию — большой вопрос. Скорее всего, неприятель быстро снимет окружение и уйдет — думали жители Безье, наблюдая, как тот раскидывает шатры вдоль левого берега Орба.
Меж тем из лагеря захватчиков поступило предложение: Безье пощадят, если католики выдадут легатам еретиков. В списке значилось ровно 222 имени, некоторые из которых были помечены «val.» (вальденс). Епископ города предложил правоверным католикам спасти свои жизни, покинув крепость. «Уж лучше мы умрем в пучине морской, чем выдадим наших горожан и откажемся защищать наш город и наши свободы», — таков был ответ. «Мы будем защищаться до последней капли крови, прежде чем нас вынудят пожрать собственных детей», — этот ответ прозвучал, как присяга на верность виконту. Что ж, по негласному закону средневековых войн, если крепость не сдавалась сразу, штурмующие уничтожали всех, кто попадался им на глаза… Безье сам выбрал свою судьбу.
Епископ Рено де Монпейру все же покинул город, захватив с собой нескольких христиан. Они шли под свист и улюлюканье толпы, оставляя своих собратьев на верную смерть. Впрочем, последние вели себя так, будто ничего особенного не происходило, что несколько озадачивало крестоносцев. Надежда повергнуть неприятеля в ужас внезапным вторжением рухнула в один миг. Было очевидно — прекрасно укрепленный Безье, располагавшийся высоко на холме, сможет легко отражать любые атаки. То, что произошло дальше, невозможно объяснить ничем иным, как Божественным провидением, — именно так назовет случившееся Арнольд-Амори:
«Пока бароны обсуждали, как бы освободить находящихся в городе православных, какие-то сорвиголовы, люди подлого звания и почти невооруженные, не выждав начальников, пошли на приступ и через два или три часа после того, как мы, к удивлению нашему, услыхали крик „К оружию, к оружию“, уже овладели рвом и стенами, и город Безье был взят, причем наши не оказали пощады ни сану, ни возрасту, ни полу, и пало от меча почти 20 тысяч человек. Велико было избиение врагов, разграблен и сожжен был весь город — чудесное свидетельство о страшной Божией каре…»
А случилось вот что. Едва епископ успел выйти за городские ворота, как следом за ним появились защитники и с громкими криками набросились на крестоносцев. Впрочем, крестоносцами это можно назвать с большой натяжкой — армия еще прибывала, и подле стен находились только простолюдины, укрепляющие палатки для своих сеньоров. Но они повели себя как заправские вояки, — хватая, что под руку попадет, включая шесты от шатров, они бросились на ополченцев. Разбойничий король — командир французских наемников — кинул клич, и рутьеры рванули вперед.
«Их было, — гласит „Песнь“, — более пятнадцати тысяч, все босые, в одних рубахах, вооруженные только палицами». Надо сказать, что рутьер был самой жестокой силой любой средневековой войны. Одно только упоминание о нем — существе без Бога, который, как с ужасом нашептывали друг другу, развлекался, поджаривая детей на медленном огне или громя святые храмы, вселяло безотчетный ужас. Воплощение ада на земле, он был неистов, как бешеная собака, — и под натиском этой первобытной силы защитники отступали… «Тревожно ударил набат. Рыцари, с изумлением наблюдавшие, как их простолюдины без плана и приказа штурмом овладевают стенами и открывают ворота, не могли поверить своим глазам. Горожане, не сопротивляясь, бежали к церквям, в них надеясь найти спасение. Толпы штурмующих с криками врывались в город, рассыпаясь по улицам, собирая добычу и убивая без разбора попадавшихся жителей. Рыцари построились и в боевом порядке вошли в Безье. Там особенно неистовствовали рутьеры, врываясь в храмы, они резали всех подряд, никого не оставляя в живых. Оказавшись в городе, рыцари мечами разогнали рутьеров, пытаясь остановить их неистовство. Сокровища на лошадях и ослах стали свозить под охрану в одно место. Тогда рутьеры, скорее от обиды, чем от недостатка добычи, считая себя оскорбленными в праве первых ворвавшихся в город, в отместку крестоносцам целенаправленно подожгли город с разных концов. Огонь распространился быстро и уничтожил тех прятавшихся и скрывавшихся горожан, которые не решились, а потом уже и не смогли покинуть свои убежища. Погибло почти все население города — по достоверным оценкам, до 20 тысяч человек».
Так описывает произошедшее в Безье автор статьи под названием «Крестоносцы: историческая правда и мифология» Сергей Семенихин. А его средневековый «коллега» Гильом Тюдельский рассказывает, как рутьеры «бросились вокруг города и принялись разрушать стены; одни работали кирками, другие крушили и выламывали ворота…». И восклицает в сердцах: «О, какую плохую службу сослужил городу тот, кто надоумил защитников выскочить среди бела дня! Да и как было знать, что натворят эти олухи, эти дубины стоеросовые: под знаменами из белого полотна они ринулись вперед, голося что есть мочи и думая, что очень напугают противника, как пугают они птиц на овсяном поле. Они гикали, улюлюкали и размахивали знаменами так, что утро посветлело!»
Бой на стенах продолжался еще несколько часов, но город был обречен. «Священники и клир облачились, приказали звонить в колокола, собирались служить мессу по погибшим и похоронить их, но не смогли помешать рутьерам пробраться в церкви раньше себя…» Горожане, перегоняя друг друга, бежали к собору Святого Назария, к большой церкви Святой Магдалины и церкви Святого Иуды, надеясь укрыться… А захватчики «уже были в домах, хватая все, что попадалось под руку; выбор был большой, каждый мог взять, что захочет. Бандитами овладела стяжательская горячка, смерть не страшила их; они били и резали всех, кто попадался навстречу…»
Увы, все, кто укрылся в храмах, оказались в ловушке. Петр Сернейский свидетельствует, что лишь под сводами церкви Святой Магдалины рыцари перерезали более семи тысяч женщин, детей, священников… На площадь перед церковью Святого Назария согнали 20 тысяч человек. Крики и рыдания переплетались с мольбами о пощаде… Даже сердца суровых рыцарей дрогнули — и они обратились к аббату Арнольду:
— Что нам делать, отче? Как отличать добрых христиан от неверных?
По свидетельству хрониста: «…аббат, боясь, чтобы те еретики из страха смерти не прикинулись правоверными… сказал: „Бейте их всех, Господь своих узнает!“ И перебито было великое множество…»
Поведавший нам об этом цистерцианский монах Цезарий Гейстербахский вполне оправдывает такую жестокость. По его свидетельству, незадолго перед этим на глазах у рыцарей «еретики осквернили книгу Святого Евангелия и сбросили ее вниз христианам, стреляя и крича: „Вот ваш закон, несчастные“. Христос же, насадитель Евангелия, не оставил без отмщения нанесенную Ему обиду. Ибо некоторые воины, разгоревшись ревностью к вере, точно львы, и по примеру тех мужей, о которых читается в книгах Маккавейских, подставили лестницы и бесстрашно взошли на стены…» Во всяком случае, Арнольд-Амори в письме к папе поздравляет его с чудесной победой, торжественно объявляя, что «около пяти тысяч человек были подняты на мечи, невзирая на пол и возраст»… «После этого, — гласит „Песнь“, — быдло разбрелось по домам, битком набитым богатствами. Но не много преуспело, ибо, увидав это, французы задохнулись от
