смысле кормов запасы у нас неограниченные: мы на сенаж директивы да указания пустим. Каждой корове на полгода хватит жевать…
Варвара Кузьминична догадалась, что своей шуткой Василий Федорович метит отчасти и в нее, но предпочла рассмеяться, как будто скрытая в словах Василия Федоровича насмешка совсем к ней не относится.
– Ну, заходите, милости прошу, – широким жестом руки пригласил Василий Федорович районную гостью в правление, а сам оглянулся, ища, кого бы послать за Михаилом Константиновичем Капустиным, парторгом.
Посылать за Михаилом Константиновичем было не нужно – он как раз подъезжал со стороны машинного двора на своем ярко-оранжевом «Москвиче».
Когда ради оперативности колхозного руководящего состава колхоз закупил ижевские легковушки, Василий Федорович распорядился, чтобы с базы взяли машины ярких и обязательно разных цветов, находя в этом нужное для дела удобство: чтоб уже издали, по цвету машины, видеть, кто едет, не гадать в поле понапрасну, чья это машина стоит, а точно знать, чья, кого там можно найти. Голубая – значит, главный зоотехник, желтая – главный агроном, красная – главный инженер Илья Иванович. Оранжевая, самая яркая, досталась парторгу. Эту машину называли «пожарной», – и за цвет, и за то, что Капустин всегда ездил быстро, будто и впрямь опешил куда-то на пожар.
– «Колос» еще не пригнали? – первым делом спросил у парторга Василий Федорович.
– Наверное, только завтра. Аккумулятор оказался поврежденный. Коростылев туда сейчас поехал. Заменит в «Сельхозтехнике». А жатку еще вчера привезли.
Михаилу Константиновичу Капустину не исполнилось еще тридцати, но выглядел он матерым мужчиной, представительно: крупный, широкий, с пепельно-курчавой шевелюрой. Глаза светлые, круглые, – таких людей называют волоокими. Костюм на нем тоже светлый, в пеструю клетку. Купил в ГДР, куда ездил недавно с группой районных животноводов знакомиться с опытом немецких сельскохозяйственных кооперативов.
Василий Федорович быстренько передал ему Варвару Кузьминичну, сказав: «Повелевайте этим молодым человеком, он в полном вашем распоряжении», соврал, что сейчас ему срочно надо ехать, но он постарается скоро вернуться, и покинул гостью, не дав Варваре Кузьминичне опомниться и спросить, куда так торопится Василий Федорович, что у него за срочность.
Капустин про себя вздохнул. Он надеялся запереться в своем кабинетике и поработать над статьей, которую у него просили из районной газеты. Но куда ж денешься от порученной ему миссии?
Михаил Константинович знал, с чего начинать с гостями из района и области, как формировать у них добрые впечатления о колхозе, о его делах и руководителях, и потому повел Варвару Кузьминичну сперва в правление – показать в коридоре длинный, красочно оформленный щит с портретами передовиков и ежедневными «молниями» о ходе борьбы за выполнение соцобязательств. Щит повесили с неделю назад, взамен старого, самодельного. Варвара Кузьминична способствовала тему, чтобы районная фотография вне очереди приняла заказ на изготовление художественных портретов, в этой наглядной агитации были и ее доля труда, и ее участие, и поэтому щит не мог не понравиться Варваре Кузьминичне и не привести ее в самое хорошее настроение.
Затем Михаил Константинович привел Варвару Кузьминичну в свой кабинетик с черно-золотой табличкой на дверях «Партком» и рассказал, какая новая дополнительная мера поощрения придумана на последнем заседании правления колхоза для тех механизаторов, кто будет работать на уборке с высоким качеством, до предела сократит потери. Комбайнеры, их помощники, трактористы, машинисты зерноочистительного агрегата, шофера получат перед началом уборки по три талона на общую сумму в пятьдесят рублей. Это – премия, выданная вперед только за честное и добросовестное старание. Деньги на это правление уже нашло, ассигновало. Если механизатор допускает брак, небрежность, недосмотр, например, комбайнер высоко срезает хлеб, оставляет в поле много стерни, или плохо следит за герметизацией своего агрегата, из-за чего много зерна попадает в полову, или шофера, возчики зерна, не подготовили как следует кузова своих машин, не укрывают при перевозках хлеб брезентом для полной его сохранности, или происходит еще что-нибудь подобное, наносящее колхозу, выращенному урожаю урон, – председатель колхоза, главный инженер, главный агроном или заведующий производственным участком штрафуют такого бракодела – отбирают у него один из талонов. Человек лишается части своей премии, которая уже лежит у него в кармане. Это более ощутимо, чем если бы не было таких денежных талонов, а премия за качество просто была бы обещана отличникам уборки. Если первый штраф не подействовал, человек продолжает работать спустя рукава – у него отбирают второй талон, а там и третий. А сохранил все талоны, показал себя на уборке сознательным, аккуратным, умелым тружеником, болеющим за общее дело – в день официального окончания уборочных работ сдавай свои талоны в колхозную бухгалтерию и вместе с тем, что начислено по расценкам, получай еще и свою премиальную полусотню.
Варвара Кузьминична слушала с интересом, такое в колхозах применялось впервые. Она спросила – советовались ли в райкоме, как смотрят на это там, первый секретарь? Михаил Константинович сообщил, что первый секретарь горячо одобрил и будет популяризировать такой метод борьбы за качество уборки. Рекомендовать его всем подряд нельзя, коль это связано с возможностями финансов, но те колхозы, где найдутся необходимые средства, пусть тоже попробуют. Варвара Кузьминична совсем посветлела лицом, профессионально-хмурые складки разгладились, сбежали с ее лба, глаза воодушевленно засветились. Она умела перенимать чужой энтузиазм, загораться им, сопереживать радость удачных планов, сохранив эту способность от времени далекой своей комсомольской юности. А тут, к тому же, инициатива, правления уже поддержана в райкоме и лично первым секретарем. И Варвара Кузьминична стала горячо хвалить партком и правление за удачную форму в использовании материальных стимулов. Конечно же, это даст плоды, каждый механизатор захочет сохранить свои три талона, полную премию. Колхоз на этом обязательно выиграет, ибо сбереженное сторицей окупит премиальные расходы, перекроет их с лихвой.
С разговора об уборке, о готовности к ней, о видах на урожай перешли на корма, на их уже наличный запас, потребности колхозного животноводства, на то, сколько удастся заготовить вообще. Михаил Константинович достал сводки, рапортички кормодобывающей бригады, но говорил с Варварой Кузминичной, не заглядывая в них, – тут он был в своей стихии: в прошлом, до избрания в партсекретари, он шесть лет работал колхозным зоотехником; все, что имела сейчас «Сила»: механизированные фермы, большое стадо мясо-молочного скота, – было создано при его непосредственном участии, его трудом. Хотя он и расстался с должностью зоотехника два года назад, переключиться на новую свою роль полностью он так и не сумел и внутри себя по-прежнему оставался животноводом. Текущие дела ферм были ему все еще ближе, чем его новые функции. В колхозе давно уже был другой зоотехник, неглупый, знающий малый, но животноводы по старой привычке продолжали при каждом затруднении обращаться к Капустину, как к верховному специалисту, и Михаил Константинович, тоже по привычке, ежедневно вникал во все дела на фермах, просто не мог без того, чтобы не поинтересоваться, что там происходит, какие новости.
Вышло, как и предвидел Василий Федорович: Варвара Кузьминична провела в колхозе весь день. Михаил Константинович показал ей закладку сенажа в бетонированные траншеи, свозил в поле, где тракторные косилки срезали и мельчили для этих траншей плохо удавшийся овес с горохом, а грузовые автомашины с наращенными бортами тут же увозили зеленую массу.
Был уже пятый час в начале, уставший Михаил Константинович ждал, что Варвара Кузьминична, записавшая в свою тетрадку все, что только можно, о кормах в колхозе «Сила», теперь попрощается и тронется в обратную дорогу, но она сказала:
– Еще у меня одно дельце есть маленькое. Побеседовать с Любовью Гудошниковой надо. Пусть кто- нибудь за ней сходит, а я пока у тебя в кабинете отдохну, покурю.
Варвара Кузьминична была завзятой курильщицей, с фронтовых еще лет, курила по-мужски – глубоко затягиваясь, и не могла долго терпеть без папиросы, но скрывала свою страсть, стеснялась курить открыто, на людях, видя в этом нарушение хоть и неписаных, но все же правил: во-первых, она женщина, во-вторых, курение считается вредной привычкой, почти пороком, а коль так, то и незачем его демонстрировать.
– И мужа ее надо позвать, Гудошникова Владимира. Разговор их семьи касается. Вот мы их вместе сведем и разом с двумя и поговорим. И ты, Михаил Константинович, при этом будь, твое влияние тоже понадобится.
Капустин вышел, остановил первую проезжавшую мимо правления автомашину, сказал шоферу, чтоб
