Было темно. Ночь. Я дотронулась до лица. Мое лицо было влажным. Из-под моей щеки тянулось черное пятно. Я тупо уставилась на пятно. Кровь, подумала я. Автомобильная авария. Нет, неверно. Тогда я вспомнила, что я в магазинчике Мо. Я лежала на боку в маленьком туалете, тело невероятным образом обернулось вокруг унитаза, а голова покоилась под раковиной.
Было очень тихо. Я не шевелилась. Вслушивалась в тишину и ждала, когда проясниться в голове. Потом провела языком, проверяя зубы. Ни один зуб не пострадал. Осторожно тронула нос. Нос, кажется, тоже в порядке.
Кровь, должно быть, откуда-то натекла. А я лежала в этой луже.
Я приподнялась, опираясь на руки и колени, и увидела источник крови. В узком холле лицом вниз лежало тело. Свет из переулка проникал через открытую дверь магазинчика, давая мне возможность узнать мужчину, лежащего на полу.
Это был парень, который шмякнул меня о стену.
Я проползла вперед и взглянула поближе, разглядев дыру в рубашке на спине мужчины, куда вошла пуля, и такую же дырку в его затылке. Стена справа от меня была забрызгана кровью, мозгами и левой половиной лица трупа. Правый глаз был невредим, широко распахнут и незряч. Рот раскрыт, будто мужчина слегка удивился.
Звук, вылетевший из моего горла и прорезавший тишину, был частично воплем, а частично подавленной рвотой, когда я неуклюже бросилась от тела, размахивая руками, как мельничными крыльями, и ища опору, которой не существовало. Потом осела тяжело на пол, привалившись спиной к стене, без единой мысли в голове, с трудом дыша, только осознавая, что время тикает. Я проглотила желчь обратно, закрыла глаза и стала думать, сотрясаясь от ужаса. В мыслях забрезжила надежда… что это не столь плохо, это еще не конец. Что человека еще можно спасти. Вдруг случится чудо.
Я открыла глаза, и все надежды испарились. Этот парень на полу был за пределами творимых медиками чудес. Мои джинсы были усеяны ошметками мозгов и осколками костной ткани. Моего противника убили, а я это прозевала. В отключке в ванной. Нелепая мысль.
А его убийца. Милостивый Боже, где же убийца? Сердце болезненно сжалось. Я только знала, что он прячется в темноте, наблюдая за мной, чтобы напасть. Сумка моя была на полу под раковиной. Я залезла внутрь и достала пистолет. Оружие было не заряжено. Проклятье, я такая неудачница.
Я встала на карачки и выглянула в открытую заднюю дверь. Двор был частично освещен, как и тротуар. Я немного замерзла, но с погодой это не имело ничего общего. Я купалась в испарине, дрожа от страха. Вытерла руки о джинсы. Ступай за дверь, приказала я себе, затем беги на Феррис Стрит.
Я стиснула зубы, ринулась прочь и споткнулась по пути о тело. Потом прорвалась через дверь, миновала на спринтерской скорости здание и перебежала улицу. Вбежала в тень и задержалась, глотая воздух, озираясь, нет ли какого движения, не блестит ли оружейный ствол или пряжка ремня поблизости.
В отдалении завыли сирены, и в конце улицы я увидела вспышки полицейских сигнальных огней. Кто- то вызвал полицию. Второй «сине-белый» показался на повороте с Линдал. К бордюру у магазинчика стали углом две машины. Вышли патрульные и посветили фонариками в окна магазина Мо. Никого из этих полицейских я не знала.
Я вжалась спиной в угол между верандой и крыльцом за два дома оттуда. Не отрывая взгляда от дороги, я поискала в сумке сотовый. Найдя телефон, я позвонила Морелли. К черту личные чувства, Морелли - очень хороший коп. Я хотела, чтобы он первым прибыл на место преступления.
* * * *
Было уже здорово за полночь, когда Морелли доставил меня домой. Он припарковал на моей стоянке свою «тойоту» и препроводил меня в здание. Нажал кнопку в лифте и молча встал рядом со мной. Никто из нас не сказал ни слова с тех пор, как мы покинули участок. Мы оба были слишком измотаны, чтобы говорить что-либо помимо самого необходимого.
Я дала Морелли отчет на месте преступления, и мне было приказано отправиться в больницу Святого Франциска на предмет обследования моей головы снаружи и внутри. Мне сообщили, что меня стукнули, и у меня шишка. Скальп оказался не поврежден. После больницы я отправилась домой, приняла душ, переоделась, и меня отвезли на «сине-белом» в участок для дальнейшего допроса. Там я блестяще и точно пересказала подробности, за исключением небольших провалов в памяти, касающихся ключей от квартиры и магазинчика Мо, и как случилось, что две двери оказались гостеприимно для меня распахнуты. Незачем грузить полицейских неважными деталями. Особенно, если это даст им неправильное представление о незаконном вторжении. А потом еще вопрос с моим оружием, которое, так уж случилось, уже не прибывало в моей сумке ко времени, когда я появилась в участке. С этим я тоже не хотела, чтобы возникли разногласия. И еще не хотелось умереть от смущения, что я забыла зарядить жалкую штуковину.
Когда я закрывала глаза, то видела взломщика. Черные глаза с тяжелыми веками, темная кожа, длинные заплетенные косички «дреды», усы и козлиная бородка. Мощный мужчина. Выше меня. И сильный. И быстрый. Что еще? Он мертв. Застрелен с близкого расстояния из 45 калибра.
Мотив убийства неизвестен. Также неизвестно, почему меня пощадили.
Полицию вызвала миссис Бартл из дома напротив магазинчика Мо. Первый раз, доложив, что видит свет в окне магазина, а потом второй раз, когда услышала выстрелы.
Мы с Морелли вышли из лифта и преодолели короткое расстояние до моей квартиры. Я открыла дверь, вошла и щелкнула выключателем. Рекс замер на своем колесе и, моргая, уставился на нас.
Морелли мимоходом заглянул на кухню. Потом переместился в гостиную и зажег настольную лампу. Прогулялся в ванную и спальню, затем вернулся ко мне.
- Только проверяю, - пояснил он.
- Что ты проверяешь?
- Полагаю, я проверяю наличие призрачных противников.
Я без сил опустилась в кресло.
– Не уверена, что ты мне поверил. У меня ведь точно нет неопровержимого алиби.
- Милая, у тебя вообще нет никакого алиби. Единственная причина, почему не приписываю тебе убийство, я слишком устал, чтобы заняться всей этой писаниной.
У меня не было сил возмущаться.
– Ты сам знаешь, что я не убивала его.
- Я ничего не знаю, - возразил Морелли. – У меня только убеждение. И мое убеждение заключается в том, что ты не убивала парня с косичками. К несчастью, не хватает фактов, чтобы поддержать это убеждение.
На Морелли были надеты башмаки, джинсы и грубая куртка защитного цвета, которая выглядела как армейская форма. В куртке было полно карманов и клапанов, и она слегка потерлась на манжетах и воротнике. Днем он выглядел худощавым и хищным, но иногда поздно ночью его черты смягчались от нервного истощения и восемнадцатичасовой отросшей щетины, и тогда мелькали признаки более ранимого Морелли. Я обнаружила, что ранимый Морелли опасен тем, что мог вызвать к себе любовь. К счастью, этой ночью ранимый Морелли не показывал свое лицо. Сегодня ночью Морелли был просто вконец уставшим копом.
Морелли побрел на кухню, поднял крышку у коробки из-под печенья с медвежонком и заглянул внутрь.
– Где твой тридцать восьмой? Он не у тебя, и в коробке из-под печенья его тоже нет.
- В некотором роде, посеяла.
Потеряла за два дома на другой стороне улицы, ловко сунув его в кусты азалии. Я позвонила Рейнжеру, когда заезжала домой принять душ, и попросила его тихонько найти и принести мне пистолет.
- Посеяла, в некотором роде, - повторил Морелли. – Ух, ты.
Я проводила его и закрыла за ним дверь. Потом потащилась в спальню и шлепнулась на кровать. Я лежала там, полностью одетая, со всеми включенными лампами, и, наконец, уснула, когда уже смогла увидеть сквозь занавески сияющее солнце.
* * * *
В девять часов я проснулась от стука во входную дверь. Какое-то мгновение я валялась в надежде,
