Увидев десяток цыплят и Веснушку, напевающего 'Клох-клох-клох!', она всплеснула руками, бросилась к ним навстречу.
На другой день тетя Полина, приехавшая из деревни и гостившая у Катиной мамы, очень довольная, увозила с собой девять цыплят.
Цыплят посадили в плетеную корзину и туго обвязали сверху синим платком в белый горошек.
Но прошу обратить внимание: в плетеной корзине сидело только девять цыплят. Только девять тоненьких голосов доносились из-под синего платка.
Через некоторое время во дворе появился молодой белый петушок. Стоило только Кате позвать его: 'Эй, Всмятку! Иди сюда!' — как он тут же, распластав крылья, вылетал из-под сарая или из-за кучи бревен.
Хитрец отлично знал, что у Кати всегда припасено для него что-нибудь вкусненькое.
Каждое утро, благо Катя жила на первом этаже, петух Всмятку прыгал на подоконник.
Ровно в семь он испускал такое пронзительное «ку-ка-ре-ку», что в одной из рам дребезжало неплотно вставленное стекло, а Катя, вздрогнув, садилась в постели, спросонья моргая глазами.
— Спасибо, я проснулся! — кричал с восьмого этажа Васька. — Эй, рыжая, выключи петушиный будильник!
Как-то, уже спустя некоторое время, Веснушка, досадливо хмурясь, сказал Кате:
— Ошибочка вышла. Не так я назвал этого петуха, как надо. Ведь он рыжий, сразу видно. И характер железный. Эх, надо было назвать его Крутой, а не Всмятку. Но, по правде говоря, я там немного растерялся в этой суматохе, когда они все начали выскакивать из своих скорлупок и пищать. И каждому надо было дать хоть какое-нибудь имя. Где уж тут было разглядеть, у кого какой характер!
Глава 21. «Отважная» бутылка
— Опять командировка, — Веснушка пристально, испытующе посмотрел на Катю. — Хочешь мне помочь?
— Конечно, — обрадовалась Катя. — Только если лететь надо, то я, сам понимаешь, не очень-то…
— Терпеть не могу эти 'если', — рассердился Веснушка. — Вечно у вас, у людей, какие-нибудь «если». 'Если смогу', 'если успею', 'если получится', 'если не забуду'… Ненавижу эти «если»!
— Так я же сказала сперва «конечно», а уж потом 'если', — смутилась Катя.
— Важно последнее слово. Оно главнее, — надулся Веснушка. — А твое «если» было как раз последним.
— Конечно, конечно, я очень хочу тебе помочь, — торопливо проговорила Катя. — И уж это «конечно» после того «если». Выходит, оно главнее.
— Запомни раз навсегда, — Веснушка серьезно посмотрел на Катю. Захочешь кому-нибудь помочь — никогда-ни за что-ни в коем случае не говори «если».
— Так я сказала «если» не в смысле помочь, — попробовала было оправдаться Катя, — а в смысле, если надо лететь, то я не умею.
— Опять 'если', — Веснушка покраснел от гнева. — Ну уж, это «если» всех главнее. Уж оно-то после всех твоих жалких и лицемерных «конечно»…
Катя глянула в окно. Ну так и есть! Пухлое облако, как целая гора невесомых белых подушек, навалилось на солнце. Лучи жадно искали просвет и не находили.
Наверняка Веснушка сейчас начнет сердиться, нервничать, обижаться.
На этот раз запахло жженой пластмассой, потому что Веснушка сидел на Катином пластмассовом пенале.
Веснушка вскочил, сморщился, с отвращением зажал пальцами нос.
— Придумали тут всякую ерунду, которая и гореть-то не умеет, как следует, — запищал он сердитым сдавленным голосом. — Наизобретали на мою голову какую-то пластмассу, резину, не знаю что. Забыли, забыли, как горят в печи сухие полешки, как дымком тянет…
— Вот мы в пионерском лагере костер жгли. Как хорошо… — торопливо сказала Катя, надеясь, что Веснушка забудет про злополучное «если». Знаешь, вечером на опушке…
— Вечером, вечером… — задумчиво протянул Веснушка. — Как раз об этом я и думал… вечером? А что вечером? Кто вечером? Вспомнил, вспомнил! Сегодня вечером мы с тобой отправимся навестить моего друга!
— Правда? Ой, Веснушка! — обрадовалась Катя.
— Но тебе придется оставить дома все твои дурацкие «если». Можешь затолкать их в шкаф или сунуть в кастрюлю и накрыть крышкой. Но с собой мы их не возьмем. И не проси, — проворчал Веснушка. — Солнышко всегда нас учило: «Если» особенно мешают, когда ты отправляешься в дальний, опасный путь. Лучше тащить здоровенный рюкзак, до полна набитый булыжниками, чем одно маленькое «если».
— А как же мы пойдем вечером? — неосторожно вырвалось у Кати. Ведь ты боишься Темноты!..
Веснушка весь разом вспыхнул, словно его подожгли. Запылали его глаза, уши, волосы.
— Я боюсь! Я боюсь?! — Веснушка подскакивал на месте, размахивая маленькими, раскаленными докрасна кулачками. — Все ты поняла шиворот-навыворот! Это Темнота меня боится, а не я ее! Темнота всегда боится света. До смерти боится. А я эту темнотищу презираю! Поняла? Пре-зи-раю!
Катя быстро закивала головой.
— Так я это и хотела сказать…
— Темнотища — она противная, жадная, — Веснушка немного успокоился. Заговорил задумчиво, тихо: — Она все хочет себе заграбастать: и леса, и поля, и небо. Утром ее еле вытолкаешь. Я ее и так, и эдак, тащу руками, толкаю коленками. А она нарочно тянется, рвется под пальцами. А то еще, знаешь, прячется. Заберется в дупло или к медведю в берлогу, попробуй ее оттуда выживи…
Но Катя не очень-то слушала Веснушку. Ее охватило нетерпение. Отправиться куда-то вместе с веснушкой… Катя вскочила на ноги.
— Ну так пошли скорее, а то стемнеет, — воскликнула она.
— Нет, — Веснушка как-то грустя посмотрел на Катю.
Помолчал немного и добавил:
— Это совсем особый друг. Не такой, как все. К нему можно пойти в гости только в темноте. Хотя, по правде говоря, я терпеть не могу разгуливать по ночам.
Часы в маминой комнате звонко и чисто пробили пять раз. Нет того, чтобы семь или восемь. Ох, сколько еще ждать!
Веснушка вдруг улыбнулся, будто что-то вспомнил.
— А знаешь, один раз я все-таки отправился в путь глубокой ночью. Причем заметь, совсем-совсем один. И главное, никто меня не заставлял. Сам, по доброй воле…
Веснушка перебрался к Кате на рукав, удобно устроился на сгибе локтя, в складках, где нетрудно было разглядеть заплатки и аккуратно заштопанные мамой дырки.
— Вот послушай… — начал Веснушка…
Это было совсем недавно. Ну, вчера. Я повстречал в море большой парусный корабль. Он мне сразу приглянулся, и я решил ненадолго задержаться на этом корабле. Плыл себе да плыл вместе с ним. Когда ветер туго надувал паруса, канаты дрожали и тихо звенели.
А вокруг на острых гребешках волн плясали мои братишки и друзья-приятели. Погода стояла лучше не бывает — на небе ни облачка! Я не очень-то слушал, о чем шепчутся матросы, собираясь кучками в темных закоулках, в трюме, в разных укромных местечках. И зря, как это потом выяснилось. Я уже давно заметил, если человек задумал что-то темное, его почему-то так и тянет в темноту. И говорит он шепотом, да еще прикроет рот ладонью. Надо бы этот вопрос обдумать как следует. Эх, посоветоваться бы с Солнышком!
По правде говоря, больше всего в то время я был занят шпагой нашего капитана. Славная была шпага, отточена на совесть.
Мы собирались на ней веселой компанией. Потолкуем, обсудим наши дела-делишки. Поспорим с чем-
