шелках и сатинах. Здеся только не ленись. Деньги сами в руки просятся.
А утром он проснулся от нехорошего предчувствия.
Выскочил из земляики и бросился в загон. Увидел поваленную загородку, коней под навесом не было. Рядом со следами своих коней заметил третий конский след. Значит, украли. Бегом, задыхаясь, бросился в Суворово.
— Мужики, спасайте, коней у меня увели! Помогите!
— Это чем же мы тебе помочь можем? Догнать вора? Нет, Терентий, ослобони, здесь получить пулю за спаси Христос запросто — тайга. Тот, кто угнал коней, не без ружья. У нас дети, оставлять их сиротами не след.
— Ну, а как же мне быть?
— Не знаем, что тебе и сказать. Сам видишь, каждый живет своей нуждой.
Вернулся старик домой. Шел и дороги не видел, слезы застилали глаза. Дома с плачем встретила его Груня. Воры выгребли из амбарчика, который наспех сколотил Терентий, муку, крупу и картошку. Старик снова пошел в Суворово, стал просить мужиков помочь с едой, хотя знал, что у них самих все было на счету. Однако одолжили ему муки, картошки, все это Терентий легко унес на плечах.
Ночь прошла в раздумье, без сна. Утром так заболела спина, что и подняться не смог, а к обеду отнялись обе ноги. Старик бредил в забытьи, вспоминал Пелагею, жалел Груню.
Груня металась между больным отцом и огородом. Теперь уже было не до пашен, хоть бы репы насеять, брюквы, моркови и немного картошки посадить. Варила мучную болтушку, тем и питались. А когда есть стало нечего, она пошла в деревню. Христом-богом стала просить помочь в беде. Вернулась ни с чем. С вечера пошел дождь. Он шел всю ночь, стучал по корявой крыше. Первый весенний дождь. Груня часто просыпалась, слушала шум тайги, и казалось ей, что кто-то скребется в дверь и поскуливает. Накинула она на плечи отцовский зипун, осторожно открыла дверь. В землянку прошмыгнула собака, тронув мокрой шерстью голые ноги девушки. Груня зажгла лучину.
Большая черная сука шмыгнула под нары. Через некоторое время оттуда раздался щенячий писк. Проснулся Терентий, зло бросил:
— Зачем впустила суку в дом? Гони ее на улицу!
И всё, что накипело у Груни за эти дни, вырвалось криком:
— Федька не пара. Мама умерла… Сами с голоду умираем… Одену в шелка! Все от нас отвернулись, и тебя бог наказал… Не выгоню! Не выгоню! Найдой назову. Пусть живет… Теперь мы Федьке не пара, я передала в Божье Поле, что у нас все украли — и коней, и еду, а Федька не идет. И не придет… Приданого захотел! Смерти ты моей захотел! — исступленно кричала она.
— Угомонись, ну чего ты разошлась? Оклемаемся. Должны оклематься. Не хочешь выгонять собаку, пусть живет. Вот бы ноги мои заходили, все бы устроилось. Налей горячей воды, нутро свело.
Груня долго и навзрыд плакала. А утром надела рваное пальтишко, ушла просить милостыню в соседнюю деревеньку Сяхово. Зашла в первую избу, робко проговорила:
— Люди добрые, подайте христа ради, два дня маковой росинки во рту не было.
— Много вас тут таких ходит, — буркнул бородатый мужик. — Подай ей, Фекла, пару картошин, и будя.
— Обойдется. Каждому пару, своих кормить нечем будет. Бог подаст.
Груня, сгорая от стыда, выскочила на улицу. Из печных труб вился дымок, мешался с росой. Пряно пахло печеным хлебом, репой, брюквой. Груня сглотнула слюну, прижалась к забору, чтобы не упасть. В щель забора увидела, как женщина понесла свинье целое ведро вареной брюквы. Дождалась, когда хозяйка уйдет в дом, быстро добежала до корыта, схватила пару брюкв и бросилась за ворота.
— Нищенка брюкву украла у порося! Сямен, держи ее! Силантий, спущай пса!
Груню догнал огромный пес, сбил с ног, начал рвать одежду. Тут подбежала хозяйка, ударила Груню поленом по спине, замахнулась второй раз, но подскочил кто-то, верно ее муж, и закричал на женщину:
— Ведь у тебя своих семеро, неужли не жалко чужого дитя? Жлобиха. Ну подожди! Дома я тебе задам. Погоди!
Подошли мужики. Начали расспрашивать Груню, чья и откуда. Груня, всхлипывая, рассказала о своем горе.
— Давайте поможем чутка. Помни — отдаем последнее… — за всех сказал бородатый мужик и первым принес пять картошин.
Набили Грунину торбу картошкой и брюквой.
— Не ходи больше, люди злы оттого, что сами голодны. Работа их вымучила. Разве к кому из богатых сходи, в долг спроси, — советовал Семен.
Груня шла домой. Сильно грело весеннее солнце. На деревьях показалась первая зелень. В кустах на все голоса заливались птицы. Трезвонили первые жаворонки в небе. Но ничто не радовало. Куда пойти? У кого просить помощи? Ведь этих крох хватит от силы на три дня, а потом? В Божье Поле идти? Нет. Там Федька, он так легко ее предал: не приходит, не хочет помочь. А ведь мог бы. Если отец истратил до копейки казенный кошт, то у Калины еще есть деньги. Он вскоре после пахоты съездил в Ольгу и купил другого коня. «Значит, никому, никому я не нужна», — подумала Груня.
Дома она вытащила на свет всех трех щенят, прижалась лицом к их теплым тельцам, да так и застыла, обливаясь слезами. Очнулась оттого, что сука лизнула ее руку. Она принесла задавленного зайца.
— Хорошая ты моя, зайца принесла. Тятя, тятя, Найда зайца принесла.
— Отбери, пока не съела, и свари его. Это бог нам послал.
Груня решила натушить картошки с зайчатиной. Хоть раз поесть досыта. А там будь что будет! Вкусно запахло зайчатиной. Даже рези в животе появились. Груня с отцом жадно ели мясо, картошку, стараясь не смотреть в глаза друг другу. Ведь они-то понимали, что это последний сытный обед. Будет ли еще такой?..
Так оно и случилось. Найда больше не приносила зайцев. Хотя в тайгу уходила и возвращалась оттуда с раздутым животом. Наверное, задавила изюбра или косулю и ходила к добыче есть. Груня хотела пойти за ней, да побоялась.
Уже пять дней в доме Маковых, кроме воды, ничего не было. И вот на рассвете простучали копыта, кто-то с хрипотцой в голосе крикнул:
— Эй, хозяева, принимайте гостей!
— Это Безродный, тот бирюк с парохода, — со страхом сказала Груня.
— С чего это он бирюк? Обыкновенный человек. Открой!
— Не хочу подниматься, силов нету. Пусть сам заходит.
Распахнулась дверь, в землянку вошел Безродный.
— Здорово ли живете?
— Как бог послал, так и живем, — ответил Терентий. — Грешны мы, видно, перед ним. Одну беду за другой на нас шлет. Треплет судьба-лихоманка.
— Наслышан. Пришел вам помочь.
— Вовремя. Моя гордячка не идет просить милостыню, вот и мрем от голода.
— Как же случилось, что у вас все украли?
— Нашелся лиходей, ладно бы только коней угнал, так всю едому вывез.
Безродный отвел глаза. Ему ли не знать того лиходея — на себе выносил мешки с мукой из амбарчика, вьючил на коней. Муку высыпал в речку, коней пристрелил в забоке. Так надо было: иначе Груню не забрать, а голод любого сделает покладистее.
Из-под нар выползла Найда, обнюхала ноги гостя, зевнула и снова уползла к щенятам.
— Купили? Собака видная.
— Купили, — с вызовом ответила Груня. — Можем перепродать. А хошь, щенков купи. Правда, один квелый, видно, сдохнет. А два шустрые.
— Нет, не надо, сам сойду за собаку. А ты все такая же. Языкастая.
— Такой уж уродилась.
— Ладно, дочка, не груби человеку. Зачем пожаловали?
