Так мужественно дрались христиане и умирали во множестве, кровью своей поливая иссохшую землю. Гибли и возносили молитвы. Но не пролетал над ними белый ангел и не возвестил победы. А пролетал над ними ангел черный и возвестил им поражение и смерть…
Полчища, сонмища турок пытались сдержать Глеба. Ставили заслоны на его пути: из копьеносцев, щитоносцев, отборных конников. Но Глеб шел, как таран. Как глыба каменная, катился вперед. Неверные отчаялись уже остановить его. И не знали турки, что после сказать матерям и женам своим, – столь многих этот славный воин убил.
Но тут возликовали турки, увидя, как некто из христиан, пробравшись сзади к Глебу, вонзил ему в спину нож.
Радостный крик неверных пронесся далеко над долиной.
Глеб обернулся. Перед ним стоял Ганс. Этот Ганс был бы на седьмом небе от счастья, если б удар ему удался. Но он, целя под лопатку, угодил в лопатку. Нож пробил ее и воткнулся в ребро. Это и спасло Глеба от верной смерти.
Глеб рассвирепел от обиды и боли. И, отшвырнув наседающих турок, словно шаловливых котят, развернувшись всем корпусом, хотел уже рассечь Ганса мечом. Но не успел этого сделать: из груди и живота Ганса вдруг вылезли окровавленные клинки. Это Волк и Щелкун поступили с Гансом так, как тот желал поступить с Глебом. Ганс, не издав ни звука, повалился под ноги Глебу ничком. А Глеб, заведя руку за спину, выдернул нож. И с этим ножом и с мечом опять бросился на турок. Кровь текла у него из раны.
Но кровь сейчас хлестала повсюду. Кровь людская… Очень обесценился этот товар.
До самого вечера бились крестоносцы. Остались в живых только лучшие из них, самые сильные. Но было их все меньше… И кабы неверные знали их имена, эти достойные воины-христиане стяжали бы в стане врага славу.
С последними лучами солнца Глеб прорвался через плотное кольцо турок. Толпы крестоносцев хлынули за ним. Но у них на плечах уже сидела турецкая конница. Крестоносцы, теряя людей во множестве, отступали к кустарникам. Турки не хотели отпускать этих людей. Туркам нужна была чистая победа, дабы устрашить ею весь христианский мир, дабы с высоких скал пролива возвестить христианам: «Мы пресытились кровью лучших из вас! Оставьте всякие помыслы победить нас!…».
Но турки были бессильны что-либо изменить; Глеб и побратимы и с ними еще многие герои ушли под прикрытие густых колючих кустарников. А в другом конце долины был еще прорыв: кузнец Гийом, а с ним монах и еще многие тоже ушли от турок.
И тогда перестала шуметь битва. Улеглась пыль. Многие тысячи крестоносцев, не сумевших победить, не сумевших пробиться, найдя в своем положении бессмысленность сопротивления, сложили оружие. Турки поступили с ними вероломно и жестоко. Подавляющее большинство воинов-христиан они изрубили мечами на месте, а остальных заковали в колодки – обратили в рабство.
Опустилась ночь.
Глава 11
Глеб и побратимы всю ночь провели в кустарнике. С ними остались еще человек пятнадцать. Другие разбрелись кто куда. Некоторые раненые за ночь умерли. Иные раненые, не умея превозмочь боль, громко стонали и плакали, проклинали все на свете и тот день, когда родились. Кто-то беспрестанно молился. Время от времени слышались приглушенные разговоры.
Никто не мог сказать, как же это так произошло, что турки обманули их и заманили в ловушку. Турки били их, как скот на бойне. О Господи!…
Никто не знал, куда подевался рыцарь Вальтер. Быть может, его убили в начале сражения, а может, ему удалось бежать. Монах дрался. Его видели. Он разбил о головы неверных свой посох и поднял с земли чей-то меч. Видели и Гийома. Такого воина трудно сразить. А вот про Басила никто ничего не знал. Всю ночь слышали крики, доносившиеся с поля битвы. Это турки добивали раненых христиан. Турки ходили по полю с факелами и тыкали мечами в мертвых и еще живых. Потом турки собирали и куда-то увозили своих погибших.
Три дня уцелевшие крестоносцы отсиживались в кустарниках. Говорили, что турки вылавливают в округе разбежавшихся христиан. Где-то происходят и стычки. Турки будто бы никого не берут в плен.
Голод и жажда терзали людей. Ловили в кустарниках ящериц и змей и поедали их.
Через три дня, услышали, в долине стало тихо. Должно быть, турки ушли. И тогда осторожно, оглядывая внимательно холмы, уцелевшие воины Христовы, крестьяне и ремесленники, стали выбираться из кустов. А когда выбрались, стало им понятно, почему так долго не уходили турки…
Из трупов погибших в бою христиан турки сложили гору. И была эта гора выше окружающих ее холмов. Страшная, страшная гора!…
В назидание христианам! Как предупреждение всему латинскому миру…
Не гора – измышление дьявола!
Запах тлена уже растекался по долине. Рои мух кружили в воздухе. На трупах сидели черные птицы. Дикие собаки, не обращая внимания на появившихся живых людей, деловито сновали вокруг. Пищали крысы. Было их торжество… Отгрызали у трупов носы и уши…
Невозможно было на это смотреть без содрогания. Крестьяне плакали. Крепкие духом боялись за свой рассудок.
Здесь увидели монаха.
Петр Отшельник – бледный, с ввалившимися глазами, в одеяниях, покрытых корками запекшейся крови, – вышел из кустарника и подошел к горе мертвых. Монах похож был сейчас на безумного. Он долго стоял без движений у этой страшной горы, стоял и смотрел, смотрел… Потом медленно опустился на колени. Что-то прошептал.
Люди, что стояли рядом, слышали его слова.
Но другие спросили:
– Что он сказал? Он молится?.. Слышавшие покачали головами:
– Он сказал: приступила ко мне печаль!…
– Будь он проклят!… Не его ли вина в том, что случилось?… Здесь кто-то сказал разумные слова:
– Опять мы проклинаем, опять мы ищем виноватых! Зачем взваливать на других вьюком свою ношу?..
Глеб обернулся. Он узнал голос Гийома. Они молча обнялись.
В это время Петр Отшельник встал и, никому не сказав ни слова, удалился в пустынные холмы. Все смотрели ему вслед, но никто не пошел за ним. Люди подумали, что монах постарается найти утешение в одиночестве.
– Нас вразумляет Бог, – словно ветерок, прошелестело над толпой. – Быть может, Он сегодня забыл о нас. Но Он вспомнит! Добрый отец всегда вспомнит о своем несчастливом чаде…
Вслед за Гийомом все крестоносцы упали перед горой мертвых на колени. Глеб и побратимы – тоже.
Крестоносцы в сей печальный миг не возносили молитв к чистым Небесам. Люди слушали Гийома,