мне ключ от Ортханка и ваш посох. Они будут залогом вашего поведения; я верну вам их позже, если вы того заслужите.
Лицо Сарумана мертвенно побледнело, исказилось гневом, в глазах вспыхнул красный огонь. Он свирепо рассмеялся.
– Позже! – воскликнул он, и голос его прозвучал, как вопль. – Позже! Да когда вы получите такие ключи от Барад-Дура, и короны семи королей и жезл пяти колдунов, и пару сапог, на много размеров больших, чем те, что теперь на вас. Скромный план. Но я не помогу вам в этом. У меня есть чем заняться. Не будьте глупцом. Если хотите иметь со мной дело, уходите и возвращайтесь более рассудительным! И не берите с собой головорезов и весь этот сброд, что цепляется за ваш хвост! До свидания!
Он повернулся, собираясь уйти с балкона.
– Назад, Саруман! – повелительным голосом сказал Гэндальф. К удивлению остальных, Саруман повернулся и как бы против своей воли подошел к перилам и повис на них, тяжело дыша. Лицо его исказилось и покрылось морщинами. Руки тяжело свисали по бокам и скорчились, как когти.
– Я не разрешил вам уйти, – строго сказал Гэндальф. – Я еще не кончил. Вы стали глупцом Саруман, и мне вас жаль. Вы еще можете отвернуться от глупости и зла и послужить добру. Но вы выбрали другое – остаться и до конца пытаться осуществить свой подлый план. Оставайтесь! Но предупреждаю возврата не будет! Даже если к вам протянутся темные руки с востока, Саруман! – воскликнул он, и голос его звучал властно и повелительно. – Смотрите, я не Гэндальф Серый, которого вы предали. Я Гэндальф Белый, преодолевший смерть. У вас нет теперь цвета, и я изгоняю вас из совета!
Он поднял руку и медленно проговорил ясным холодным голосом:
– Саруман, ваш посох сломан, – послышался треск, посох в руках Сарумана раскололся, и верхняя часть его упала к ногам Гэндальфа. – Идите!
– сказал Гэндальф.
С криком Саруман упал навзничь и пополз к дверям. В тот же момент тяжелый сверкающий предмет, вращаясь, упал сверху. Ударившись о перила балкона и пролетев рядом с головой Гэндальфа, он ударился в ступеньку, на которой тот стоял. Железные перила зазвенели и прогнулись. Ступенька же треснула и раскололась. Но сам предмет остался невредимым. Это был хрустальный шар, темный, но сверкающий изнутри красным алмазом пламени. Он покатился по лестнице и направил свой бег к глубокой луже. Пин подбежал и подобрал его.
– Мошенник! – воскликнул Эомер. Но Гэндальф стоял неподвижно.
– Нет, это не Саруманом брошено, – сказал он, – и даже не по его просьбе, я думаю. Шар вылетел из окна высоко вверху. Прощальный подарок мастера Змеиного Языка, как мне кажется, но плохо нацеленный.
– Может, он потому и нацелился плохо, что не мог решить, кого он ненавидит больше: вас или Сарумана, – сказал Арагорн.
– Может быть и так, – согласился Гэндальф. – Мало приятного доставлял этот союз им обоим: они грызли друг друга словами. Но наказание заслуженное. Если когда-либо Змеиный Язык выйдет из Ортханка живым, это будет гораздо больше, чем он заслуживает.
Эй, парень, я не просил тебя брать это! – воскликнул он, резко оборачиваясь и видя, как Пин поднимается по ступеням, медленно, как бы неся тяжелый груз. Он торопливо спустился навстречу хоббиту, взял у него темный шар и закутал его в свой плащ.
– Я позабочусь об этом, – сказал он. – Не думаю, чтобы Саруман хотел выбросить эту вещь.
– Но у него могут найтись другие вещи, – заметил Гимли. – Если разговор окончен, то пойдемте отсюда, пока нас не забросали камнями.
– Разговор окончен, – сказал Гэндальф. – Идемте.
Они повернулись спинами к дверям Ортханка и спустились по ступенькам. Всадники с радостью приветствовали короля и Гэндальфа. Чары Сарумана были разрушены: они видели, как Саруман повиновался приказу, как….
– Ну, это сделано, – сказал Гэндальф. – Теперь я должен увидеться с Древобрадом, рассказать ему, как обстоят дела.
– Он, вероятно, догадывается, – сказал Мерри. – Мог ли разговор закончиться иначе?
– Маловероятно, – ответил Гэндальф, – хотя одно время равновесие висело на волоске. Но у меня были причины пытаться, и из-за жалости и по другим причинам. Впервые Саруман увидел, что власть его голоса слабеет. Он не может быть одновременно тираном и советником. Когда заговор созрел, он не может оставаться в тайне. Я дал Саруману последнюю возможность – отказаться и от Мордора и от собственных замыслов и возместить нанесенный ущерб, помогая нам. Он знает наши нужды. И он мог бы принести нам большую пользу. Но он предпочел отказаться и сохранить за собой Ортханк. Он не хочет слушать, хочет только командовать. Он живет теперь в ужасе перед тенью Мордора, но все еще надеется справиться с бурей. Несчастный глупец! Он погибнет, если власть Востока протянет свои руки к Изенгарду. Мы не можем разрушить Ортханк извне, но Саурон – кто знает, на что он способен?
– А если Саурон не захватит Ортханк? Что вы с ним сделаете? – спросил Пин.
– Я? Ничего! – ответил Гэндальф. – Я ничего с ним не сделаю. Мне не нужно господство. Что станет с Саруманом? Не могу сказать. Мне жаль, что так много прежде хорошего гноится в этой башне. Но для нас дела пока идут неплохо. Неожиданны повороты судьбы! Часто ненависть поражает сама себя! Думаю, что даже если бы мы смогли войти в Ортханк, вряд ли мы нашли бы что-либо более ценное, чем этот шар, который бросил в нас Змеиный Язык.
Резкий крик, неожиданно прекратившийся, донесся из окна.
– Кажется, Саруман согласен со мной, – усмехнулся Гэндальф. – Идемте! Оставим их.
Они вернулись к развалинам ворот. Не успели они войти под арку, как из тени под грудой камней, где они стояли, вышли Древобрад и еще дюжина энтов. Арагорн, Гимли и Леголас с удивлением смотрели на них.
– Здесь три моих товарища, Древобрад, – сказал колдун. – Я говорил тебе о них, но вы их еще не видели, – и он назвал их одного за другим.
Старый энт смотрел на них долго и внимательно и по очереди говорил с каждым. И последним он обратился к Леголасу.
– Значит, вы пришли из Чернолесья, мой добрый эльф? Это был когда-то очень большой лес.
– Он до сих пор большой, – сказал Леголас. – Но не настолько велик, чтобы мы, в нем живущие, не хотели бы видеть новые деревья. Я бы очень хотел побывать в лесе Фэнгорна. Я прошел только по его опушке, но мне очень не хотелось уходить от него.
Глаза Древобрада блеснули от удовольствия.
– Надеюсь, ваше желание осуществится до того, как эти холмы состарятся, – сказал он.
– Я приду, если позволит судьба, – сказал Леголас. – Я договорился со своим другом, что если все кончится хорошо, мы с ним вместе посетим Фэнгорн – с вашего позволения.
– Любой эльф, пришедший с вами, будет встречен с радостью, – сказал Древобрад.
– Друг, о котором я говорю, не эльф, – сказал Леголас. – Я имею в виду Гимли, сына Глоина. – Гимли низко поклонился, и топор выскользнул у него из-под пояса и покатился по земле.
– Хум, хм! Ах, вот оно что! – сказал Древобрад, глядя на него темными глазами. – Гном с топором! Хум! Я хорошо отношусь к эльфам, но вы просите слишком многого! Какая странная дружба!
– Может она и странная, – согласился Леголас, – но пока Гимли живет, я не приду в Фэнгорн один. Его топор предназначен не для деревьев, а для орочьих шей. О Фэнгорн, хозяин леса Фэнгорн! Сорок два орка зарубил он в битве.
– Ху! Эта история получше! – обрадовался Древобрад. – Ну, ну, дела пойдут так, как они и должны идти. Нет необходимости торопиться им навстречу. А сейчас мы должны на некоторое время расстаться. День приближается к концу, однако Гэндальф говорит, что вы должны уйти до наступления ночи, а повелитель Марки хочет поскорее вернуться в свой дом.
– Да, мы должны идти, и идти немедленно же, – подтвердил Гэндальф. – боюсь, что нам придется забрать у вас ваших хранителей ворот. Но вы хорошо справитесь и без них.
– Может и справлюсь, – сказал Древобрад. – но мне жаль расставаться с ними. Мы стали друзьями за такое короткое время, что мне показалось, будто я стал торопливым. Но ведь они были единственной
